Фред Варгас - Вечность на двоих
— Мы с вами знаем, святой отец, — мягко сказал Адамберг, — что тайна исповеди в некоторых ситуациях неприемлема и противозаконна.
— Только в случае убийства, — возразил кюре.
— Это наш случай, судя по всему.
Кюре снова задымил трубкой. Слышно было, как Данглар переворачивает плотную страницу и бьется о стекло муха. Едва придя в себя, она снова пустилась в зудящий полет. Данглар понимал, что комиссар утрирует, чтобы сломить сопротивление священника. Адамберг, как никто другой, умел проникать в самое сердце оборонительных укреплений собеседника и разрушать их со всей коварной мощью ручейка. Из него бы вышел отличный кюре, акушер или чистильщик душ. Вейренк поднялся и обошел стол, чтобы взглянуть на книгу, завладевшую вниманием Данглара. Майор сделал над собой усилие, словно собака, вынужденная поделиться костью, но все-таки пустил его посмотреть.
«О святых мощах и всевозможных способах, коими они могут быть употребляемы как для здоровья телесного, так и для чистоты духа своего, а также о полезных снадобьях, из них получаемых для продления жизни, издание исправленное, без прежних ошибок».
— Что тут такого особенного? — спросил тихо Вейренк.
— «De reliquis» — знаменитый текст, — прошептал Данглар, — он датируется серединой XIV века. Проклятие Церкви только прославило его. Многих женщин сожгли на костре всего лишь за то, что они заглянули в книгу. А это к тому же издание 1663 года, очень ценное.
— Почему?
— Потому что в нем восстановлен оригинальный текст, где приводится рецепт дьявольского зелья, запрещенного Церковью. Почитайте-ка лучше.
Данглар наблюдал, как Вейренк буксует на открытой странице. Текст, хоть и был написан по-французски, яснее от этого не становился.
— Это сложно, — довольно заметил Данглар, чуть улыбнувшись.
— То есть сам я не пойму, а вы мне ничего не объясните.
Данглар пожал плечами:
— Вам придется многое объяснить до того.
— Я весь внимание.
— Лучше бы вам уехать, Вейренк, — прошептал Данглар. — Адамберга ловить — все равно что искать ветра в поле. Если вы хотите ему насолить, то будете иметь дело со мной.
— Не сомневаюсь, майор. Но я ничего такого не хочу.
— Дети есть дети. А вы уже выросли и не должны заниматься старыми разборками, равно как и он. Оставайтесь и работайте либо уезжайте.
Вейренк на мгновение прикрыл глаза и сел на свое место на скамейке. Разговор с кюре продолжался, но Адамберг явно был разочарован.
— И больше ничего? — настаивал комиссар.
— Нет, за исключением навязчивого страха гомосексуальности у Паскалины.
— Они случайно не спали друг с дружкой?
— Они ни с кем не спали, ни с мужчинами, ни с женщинами.
— Они вам об оленях никогда не говорили?
— Нет, никогда. С чего вдруг?
— Просто Освальд любит все в одну кучу свалить.
— Освальд — и это вовсе не тайна исповеди — еще тот тип. Он не такой псих, как сестра, но тоже звезд с неба не хватает, если вы понимаете, что я хочу сказать.
— А Эрманс к вам ходила?
Муха то ли по глупости, то ли из желания подразнить снова подлетала к теплому корпусу компьютера, отвлекая на себя внимание кюре.
— Она приходила давно, когда в деревне болтали, что она приносит несчастье. А потом потеряла рассудок и так и не нашла его.
Как и он — призвание, подумал Адамберг, спрашивая себя, смог бы он в одно прекрасное утро, увидев ветки, укутанные снегом, и женщину на велосипеде, раз и навсегда уйти из Конторы.
— Она больше к вам не приходит?
— Ну почему же, приходит, — проговорил священник, снова подстерегая муху, которая перебиралась с буквы на букву на клавиатуре. — Кстати, я кое-что вспомнил. Это произошло месяцев шесть-семь назад. Паскалина была известная кошатница. Одного из ее любимцев зарезали и бросили в луже крови у нее под дверью.
— Кто это сделал?
— Так и не выяснили. Мальчишки какие-нибудь наверняка, такое во всех деревнях случается. Я совсем забыл об этом происшествии, но Паскалина очень переживала. Она не только расстроилась, но и испугалась.
— Чего?
— Что ее заподозрят в гомосексуализме. Я ж вам говорил, она на этом помешалась.
— Не вижу связи, — вступил Вейренк.
— Ну как же, — с легким раздражением сказал кюре. — У кота ведь отрезали гениталии.
— Больно жестоко для детских забав. — Данглар поморщился.
— У Элизабет тоже были кошки?
— Один кот. Но с ним все в порядке, ничего такого не было.
Трое мужчин в гробовом молчании ехали по направлению к Аронкуру. Адамберг тащился как черепаха, словно хотел, чтобы машина следовала неторопливому течению его мыслей.
— Ну и что вы о нем скажете, капитан? — спросил он.
— Немного нервный, в меру чудной, но это объяснимо, раз он собирается сделать решительный скачок в сторону. Мы не зря к нему съездили.
— Вы, конечно, имеете в виду книгу. Это что, перечень мощей?
— Нет, это самый значительный трактат «О святых мощах и их применении». Экземпляр священника отлично сохранился. Я бы себе такой не купил даже на четырехгодичную зарплату.
— А что, мощи как-то применяли?
— В хвост и в гриву. От слабости кишечника, болей в ухе, лихорадки, геморроя, вялости и прострации.
— Надо бы подарить их доктору Ромену, — улыбнулся Адамберг. — А почему это издание такое ценное?
— Я уже объяснил Вейренку. Потому что в нем содержится один из самых известных рецептов, который в течение многих веков запрещался Церковью. В доме священника, кстати, этот труд выглядит довольно неуместно. И как ни странно, он его открыл именно на этой странице. Своего рода вызов.
— Вообще-то ему проще всего было стащить кости святого Иеронима. А что это за рецепт, Данглар? В чем его смысл — вернуть призвание? Побороть дьявольские искушения?
— Обрести вечную жизнь.
— На земле или на небесах?
— На земле, но на веки вечные.
— Давайте, капитан, рассказывайте.
— Как по-вашему, я мог его запомнить? — проворчал Данглар.
— Я запомнил, — скромно сказал Вейренк.
— Слушаю вас, лейтенант, — продолжал Адамберг, все так же улыбаясь. — Мы, может быть, поймем наконец, что на самом деле задумал кюре.
— Ну хорошо, — неохотно проговорил Вейренк, не умевший еще отличать, когда Адамберг действительно чем-то интересовался, а когда просто придуривался. — «Величайшее снадобье для продления жизни благодаря способности мощей притуплять миазмы смерти, на основе самых верных предписаний и исправленное от прежних ошибок».
— И все?
— Нет, это только название.
— Дальше — больше, — изумленно и обиженно сказал Данглар.
— «Пять раз настанет время юности, и ты обратишь его вспять, будучи неуязвим для его потока, и так снова и снова. Святые мощи ты истолчешь в порошок, три щепотки оного смешаешь с мужским началом, коему не пристало сгибаться, с живой силой дев, одесную извлеченной, трижды приготовленных в равном количестве, и растолчешь с крестом, в вечном древе живущим, прилегающим в том же количестве, а удерживаются они на одном месте, нимбом святого окруженном, в вине этого года выдержав, и главу ее ниц простри».
— Вы это знали, Вейренк?
— Да нет, только прочел.
— И понимаете, о чем речь?
— Нет.
— И я нет.
— Речь идет об изготовлении эликсира вечной жизни, — сказал Данглар, по-прежнему дуясь. — А это не фунт изюму.
Через полчаса Адамберг и его помощники загружали в багажник сумки, собираясь возвращаться в Париж. Данглар ругался, потому что сзади царил экран для камина, не говоря уже об оленьих рогах, занимавших все сиденье.
— Выход один, — предложил Адамберг. — Рога положим вперед, а вы оба сядете сзади.
— Рога вообще лучше оставить тут.
— Вы шутите, капитан. Давайте за руль, вы самый длинный. Мы с Вейренком втиснемся вместе с экраном. Мы совсем не против.
Данглар подождал, когда Вейренк сядет в машину, и отвел Адамберга в сторону.
— Он лжет, комиссар. Никто не может выучить с ходу подобный текст. Никто.
— У него исключительные способности, я же говорил вам. Никто не может сочинять стихи так, как он.
— Одно дело — сочинять, другое — запоминать. Он прочел этот проклятый текст с точностью до запятой. Он лжет. Он это снадобье знал наизусть.
— Зачем оно ему?
— Понятия не имею, но этот рецепт был проклят — на веки вечные.
XXX
— Она носила синие туфли, — объявила Ретанкур, выкладывая целлофановый пакетик на стол Адамберга.
Адамберг посмотрел на пакет, потом на лейтенанта. Ретанкур держала кота под мышкой, и Пушок с наслаждением позволял таскать себя как тряпку, безучастно свесив лапы и голову. Адамберг даже не надеялся на такой скорый результат, честно говоря, он вообще не ждал результата. Но туфли ангела смерти — поношенные, заскорузлые, синие — лежали на его рабочем столе.
