Тэми Хоуг - Прах к праху
— И Бондюран, — напомнил Ковач, чем вызвал новый хор стонов. — Этот отказывается разговаривать, и это мне ой как не нравится! Он сказал Куинну, что его беспокоит сохранность врачебной тайны. Представить себе не могу, почему, — добавил он с лукавой ухмылкой, доставая из кармана мини-диктофон.
Пятеро членов следственной группы тотчас столпились вокруг, чтобы прослушать запись. Лиска и Мосс еще не вернулись, занимались выяснением прошлого убитой. Федералы удалились в офисы ФБР. Уолш отрабатывал данные по другим штатам, которые получил от отдела учета насильственных преступлений. Он еще будет обзванивать полевые отделы ФБР, а также другие правоохранительные органы. Куинн ограничился работой по составлению психологического профиля Коптильщика.
Запись разговора Куинна с Бондюраном детективы слушали, затаив дыхание. Ковач попытался представить себе миллиардера, его лицо, сопоставить мысленный образ с бесстрастным голосом. Он пересказал коллегам выводы, которыми Джон с ним поделился. Впрочем, расспрашивать о разговоре с третьим лицом все равно что заниматься заочно сексом с тем, кто находится в соседней комнате — сплошной напряг и никакого удовлетворения.
Запись закончилась, и диктофон с громким щелчком автоматически остановился. Ковач по очереди посмотрел на коллег. Лица типичных копов: суровые, непроницаемые, скрывающие под маской скептицизма истинные эмоции.
— Этот тощий белый парень явно что-то скрывает, — высказал предположение Адлер, садясь в кресло.
— Не знаю, имеет ли это какое-то отношение к убийству, — произнес Ковач, — но я бы сказал, что он определенно что-то недоговаривает о событиях той пятницы. Даю вам задание: заново опросите соседей и поговорите с экономкой.
— Ее в ту ночь не было, — ответил Элвуд.
— Это неважно. Она знала девушку. И хорошо знает своего хозяина.
Юрек простонал и уткнулся лицом в ладони.
— В чем дело, Очаровашка? — спросил Типпен. — Тебе нужно лишь сказать журналистам, что на этот раз мы не можем дать никаких комментариев.
— Точно, на национальном телевидении, — ответил тот. — Большие псы почуяли свежатинку-тухлятинку и тут же примчались. У меня и так телефон раскалился от звонков телевизионщиков. Бондюран сам по себе информационный повод номер один. А если с ним мертвое тело без головы, которое может быть или не быть его дочерью, — это сразу можно напечатать аршинными заголовками и повысить тиражи. Таблоиды в киоски будут подвозить грузовиками. Принюхайся, в каком направлении находится Питер Бондюран, позови прессу, и он точно сделает ноги. Мы же окажемся по колено в судебных исках. Я уж молчу о временных отстранениях от должности.
— Бондюраном и Брандтом займусь я, — пообещал Ковач, зная, что ему предстоит выполнить чертову прорву дел, даже больше, чем он сделал этим утром. — Я беру на себя самое паршивое, но нужно, чтобы кто-то поработал на периферии, так сказать. Переговорить с друзьями, знакомыми, ну и так далее. Чанк, ты с Хэмиллом сможешь взять на себя «Парагон»? Недовольные сотрудники и прочее, вы меня понимаете?
— У меня встреча через полчаса.
— Тогда, может быть, поговорим с теми, кто знал девушку во Франции? — предложил Типпен. — Вдруг федералы раскопают там что-нибудь. Ну, а мы займемся ее ближайшим окружением. С ней явно что-то нечисто. Вдруг кто-то из ее друзей назовет причину, у которой окажется имя.
— Позвони Уолшу. Спроси, чем он может помочь. Пусть покопается в ее медицинской карте. Элвуд, ты что-нибудь узнал в Висконсине о нашей свидетельнице? Скажи, это ее водительские права или нет?
— Она чиста. Я просил коллег выяснить ее телефонный номер, но такового не оказалось. Тогда я связался с почтой, и там сказали, что она уехала, не оставив нового адреса. Пролет по всем пунктам.
— С ней уже работал художник, чтобы составить фоторобот? — спросил Юрек.
— Кейт Конлан сегодня утром отвезла ее к Оскару, — ответил Ковач и встал. — Я съезжу, проверю. Нам лишь остается уповать на бога, чтобы у этой девчонки оказалась фотографическая память. Если мы сделаем прорыв в этом направлении, то наверняка спасем свои задницы от неприятностей.
— Нам нужны копии для прессы, причем как можно быстрее, — произнес Юрек.
— Займись этим. Во сколько ты организуешь показ «Разыскивается по всем Соединенным Штатам»?
— В пять.
Ковач посмотрел на часы. Время сегодня летело вдвое быстрее обычного, а вот результатов — кот наплакал. Если не сказать, что они вообще не сдвинулись с места. Время же работает против них. Любой коп знает, что после первых сорока восьми часов расследования шансы на разгадку преступления начинают стремительно уменьшаться. А вот количество информации, которую необходимо собрать, изучить и обработать в начале расследования, особенно если это убийство сразу нескольких человек, способно похоронить вас под своей лавиной. Стоит же упустить какую-то мелочь, и на успехе всего дела можно ставить крест, потому что важный ключик к разгадке преступления будет утерян.
Снова запищал пейджер. На нем высветился номер лейтенанта.
— Все, кто могут, встречаются здесь в четыре часа, — сообщил Ковач, хватая со стула куртку. — Если будете на улице, звоните мне на сотовый. Я ухожу.
— Похоже, что она не слишком уверена в себе, Сэм, — сказал Оскар, подводя его к наклонному чертежному столику в небольшом кабинете, до отказа забитом всякой всячиной, отчего он казался еще меньше. Бумаги, книги и журналы занимали каждый свободный уголок, высясь то здесь, то там многоэтажными стопками.
— Я изо всех сил пытаюсь добиться контакта с ней, а она уперлась, и ни в какую.
— Уперлась, потому что лжет или потому что боится?
— Боится. Сам знаешь, страх способен спровоцировать нежелание говорить правду.
— Ты снова в своем репертуаре, Оскар. Красиво говоришь.
— Образование — духовный источник нашего «я».
— Это верно, но ты в нем непременно утонешь, Оскар, — нетерпеливо заметил Ковач, вытаскивая из брючного кармана грязноватую таблетку антацида. — Ну, давай посмотрим твой очередной шедевр.
— Портрет еще не готов.
С этими словами художник снял непрозрачный защитный лист, открыв взгляду набросок, обещанный горожанам властями всех мастей и рангов. На подозреваемом была темная мешковатая куртка, скрывавшая телосложение, и толстовка с капюшоном, не позволявшим разглядеть цвет волос. Летчицкие очки скрывали разрез и цвет глаз. Форму носа понять было невозможно. Лицо средней ширины. Рот скрыт усами.
Ковачу показалось, что желудок его скрутило узлом.
— Это же вылитый Унабомбер![14] — воскликнул он и повернулся к Оскару. — Ну что, черт побери, мне с этим делать?
— Послушай, Сэм, я же сказал тебе, что портрет еще не готов, — ответил Оскар своим проникновенным бархатистым голосом.
— На нем солнечные очки! Была полночь, а она говорит, что на нем были солнечные очки! — рявкнул Сэм. — Иуда, мать его, Искариот! Да это может быть кто угодно! Любой — и никто! Да я сам подхожу под этот портрет!
— Я надеюсь еще немного поработать с Эйнджи, — невозмутимо ответил художник, не обращая внимания на вспышку Ковача. — Она не верит, что запомнила подробности, но я полагаю, что это так. Нужно только избавиться от страха, и все в конечном итоге станет на свои места.
— Мне не нужно «в конечном итоге», Оскар! У меня в пять часов чертова пресс-конференция, будь она неладна!
Он шумно выдохнул и быстро обошел кругом тесный кабинетик, переполненный всяким хламом, со злостью стреляя глазами по сторонам, как будто высматривал, что бы ненужное выкинуть. О боже, он совсем как Сэйбин, которому вынь да положь необходимые улики по первому же требованию… Весь день убеждал себя, что не стоит верить этой лживой, вороватой девчонке, которую они вынуждены считать свидетелем, и все-таки под броней цинизма уповал на то, что получит словесный портрет. Опыт двадцати двух лет службы и присущий оптимизм все еще живы в нем. Поразительно.
— Я работаю над вариантом портрета без усов, — сообщил Оскар. — Она не вполне уверена, что у этого типа были усы.
— Как можно сомневаться в наличии усов?! Они у него или были, или не были! И всех делов, черт побери! Нет, сегодня этот портрет показывать нельзя, — рассуждал Ковач, обращаясь главным образом к самому себе. — Придется это дело придержать. Завтра мы снова приведем эту красотку сюда и попытаемся выжать какие-нибудь новые подробности.
Краем глаза он заметил, что Оскар опустил голову чуть ниже — как будто спрятался в собственной бороде. Ковач перестал расхаживать по комнате и пристально посмотрел на художника.
— У нас ведь получится, как ты думаешь, Оскар?
— Я с удовольствием поработаю с Эйнджи. Мне ничего так не хочется, как помочь ей избавиться от страха и разблокировать память. Вступить в бой с памятью — первый шаг по нейтрализации негативной энергии. Что касается второго, договаривайся с Гриром. Он был здесь час назад и забрал копию фоторобота.
