Уоррен Мерфи - Китайская головоломка
Но станет ли белый человек ждать тридцать лет? Ну нет! Тридцать лет для него – это целая вечность.
Между Чиуном и столом Римо вырос официант. Чиун отодвинул его, чтобы не заслонял вид, и усадил на стул. Со сломанной ключицей. Потом Чиун заметил коричневатое пятнышко на скатерти там, где сидел Римо. Он спросил официанта, куда ушел Римо. Тот ответил, что не знает.
В зеркале, которое висело над входной дверью, Чиун увидел, как откуда-то сбоку выбежала группа людей – все одетые как официанты. Они направились прямиком к Чиуну.
Но они пришли вовсе не затем, чтобы предложить свою помощь. Наоборот – они хотели причинить людям лишние неудобства. Двое из них сразу же отказались от этой идеи – им пришлось позаботиться о своих легких. А легкие их нуждались в заботе, потому что оказались распоротыми сломавшимися ребрами.
Посетители завизжали, в страхе пытаясь вжаться в стены, а по проходу бежал человек, размахивающий большим ножом для разделки мяса. Он бежал и бежал. И нож тоже. И голова. Голова покатилась. А из тела хлестал фонтан крови, пока оно не добежало до толпы, которая вдруг перестала быть толпой. Нож пролетел и вонзился в стол возле миски с супом из акульих плавников. Голова долго катилась по полу и остановилась у ног вице-президентши местной женской сионистской организация.
И, в поднявшемся гвалте, перекрывая все голоса, вверх вознесен голос Чиуна:
– Я – Мастер Синанджу, идиоты! Как смеете вы?
– Нет! – завизжал официант и в страхе вжался в стену.
– Где мой сын, которого вы похитили у меня?
– Какой сын, о Мастер Синанджу? – взмолился съежившийся официант.
– Белый человек.
– Он умер от смертельного яда.
– Глупец! Неужели ты думаешь, что они сумеют надругаться над его телом? Где он?
Здоровой рукой официант показал на барельеф на стене, изображающий вид города Кантона.
– Жди здесь и ни с кем не разговаривай, – приказал Чиун. – Ты мой раб.
– Да, Мастер Синанджу.
Стрелой метнулся Чиун к барельефу, и хитроумный механизм молнией пронзила грозная рука, вся воспламененная яростью. Но в ресторане не осталось никого, и некому было увидеть это. Только насмерть перепуганный раб, всхлипывающий в углу. А он, без сомнения, будет ждать своего хозяина. Мастера Синанджу.
Генерал Лю увидел свою возлюбленную. Она шла вместе со всеми остальными по сырому заплесневелому коридору. Старик китаец и два официанта несли бесчувственное тело.
Он ждал все это время, и минута за минутой поступали сообщения: указания даны, яд подан, яд проглочен; а потом пришлось ждать целую вечность, прежде, чем этот невероятный американец потерял сознание.
Но игра, как оказалось, стоила свеч. Он схвачен, и скоро будет мертв. И она здесь. Изящный ароматный цветок – единственная радость и отрада в его многотрудной жизни.
– Мэй Сун! – обрадованно воскликнул он и бросился к ней мимо истекающих потом официантов, и мимо старика. – Как долго я ждал тебя, любимая!
Ее губы были чуть-чуть липкими от американской губной помады, ее платье из теской ткани подчеркивало всю прелесть се юного трепетного тела. Генерал Лю прижал ее к груди и прошептал:
– Пойдем. Я так долго тебя ждал.
Старик-китаец, увидев, что генерал уходит вместе с женой, крикнул ему вслед:
– А что нам делать с этим, товарищ генерал? – и нервно потер руки. В узком коридоре било жарко и душно. Он едва дышал.
– Он уже наполовину мертв. Прикончите его. – И генерал исчез в своей маленькой каморке, таща за собой на буксире Мэй Сун.
Старый китаец остался в коридоре вместе с белым человеком, которого держали два официанта. Он кивком головы указал на одну из дверей, и достал из кармана огромную связку ключей. Найдя нужный ключ, он вставил его в замок деревянной двери.
Дверь отворилась легко, и взору предстала тесная каморка, а в ней – алтарь, освещенный дрожащим пламенем свечей. На алтаре стояла фарфоровая фигурка Будды, сидящего в позе самаяхи. В каморке витал запах благовоний – тех, которые сжигают ежедневно вот уже многие годы как подношение Будде.
– На пол, – приказал старик. – Кладите его на пол. И никому не рассказывайте про эту комнату. Поняли? Никому не рассказывайте.
Официанты ушли, плотно закрыв за собой дверь, а старик подошел к алтарю и поклонился.
В Китае религиозные и философские системы сменяли друг друга, но Китай оставался Китаем. И пусть новые правители неодобрительно смотрят на поклонение любым богам, кроме диалектического материализма, – рано или поздно им придется признать и других богов, как не раз уже случалось в истории Китая: все новые правители рано или поздно признавали всех старых богов.
Сегодняшний Китай – это Мао. Но и Будда тоже. А также и предки старика.
Из недр своего халата он извлек маленький кинжал и вернулся туда, где лежал белый человек. Может статься, ночные тигры Синанджу больше не стоят в одном ряду с богами, и Мастер ушел вместе с ними, и Шива, разрушитель, пришел и уйдет туда, куда ушли все до него.
Это был хороший нож, стальной, родом из черных лесов Германии, купленный у немецкого майора в обмен на огромное количество нефрита, стоимость которого во много раз превышала стоимость ножа. Это было в те времена, когда немцы и американцы, и русские, и англичане, и японцы забыли о своих разногласиях ради того, чтобы сильнее втоптать в грязь лицо Китая.
Майор продал нож. Теперь старик вернет его белой расе лезвием вперед. Черная деревянная рукоятка намокла в потных руках старика. Острие он приставил к белому горлу. Сначала он воткнет нож сверху вниз, потом резанет в одну сторону, потом в другую, потом сам отойдет в сторонку и будет смотреть, как льется кровь.
Лицо спящего казалось на редкость сильным – глубоко посаженные глаза за закрытыми веками, тонкие, четко очерченные губы. Неужели это и есть Шива?
Конечно, нет. Ведь он сейчас умрет.
– О, отец и дед, и ваши отцы и деды, и все отцы и деды прошлых лет, – нараспев произнес старик. – Во имя вас, и за все те унижения, которые мы перенесли по милости этих варваров.
Старик опустился на колени, чтобы всем весом своего тела воткнуть нож. Пол был жесткий и холодный. Но лицо белого человека внезапно порозовело, потом покраснело, словно кровь, готовая пролиться, прилила к нему. Между губами образовалась коричневая полоса. Старик вгляделся внимательнее. Что это – игра воображения? Тело, которое должно было умереть, вдруг наполнилось жизненным теплом. Тонкая полоска стала темно-коричневой лужей на губах, потом из углов рта потекли тонкие ручейки, потом – стремительный поток, а потом – настоящий водопад, а лицо покраснело, и тело напряглось, и – фонтаном на пол, прочь из организма вырвался устричный соус вместе с мясом, и яд, и еще какая-то жидкость, и все это пахло устрицами и уксусом. Он же должен был умереть! Он должен был умереть. Но тело его отказывалось принять яд.
– А-а-а! – завопил старик. – Это Шива, Дестроер!
Последним отчаянным усилием он поднял нож, стремясь вонзить его со всей силой, на какую был способен. Последняя попытка – все же лучше, чем совсем не пытаться. Но в тот самый момент, когда нож взмыл вверх, громом прогремел голос, проникая до самых дальних уголков подвала:
– Я – Мастер Синанджу. Как смеете вы? Где мое дитя, которое я создал из своего сердца и ума, и воли? Я пришел за своим сыном. Как вы хотите умереть? Страшитесь смерти, ибо смерть придет к вам от руки Мастера Синанджу.
Снаружи, у двери маленькой каморки слуги в страхе закричали:
– Там! Там! Он там!
Старик не стал ждать.
Нож резко и стремительно пошел вниз – старик вложил в удар всю силу. Но он не пошел вниз по прямой. Нет – он описал в воздухе дугу и направился к сердцу старика. И боль, и жар, и шок объяли старика. Но удар был точен, и что такое боль в сравнении с наказанием от руки Мастера Синанджу? Он попытался поглубже всадить нож себе в сердце, и содрогнулся всем телом. Но дальше нож не пошел. Да и не было в этом необходимости. Он увидел, как на него надвигается холодный каменный пол, и приготовился встретить своих предков.
Римо пришел в себя, когда ему в спину вонзилось чье-то острое колено. Он лежал, уткнувшись лицом в пол. Кто-то наблевал на пол. Кто-то еще и кровь пролил на пол. Чья-то рука хлестала его по шее. Он попытался перевернуться, ударить того, кто его бьет, в пах, и вывести из строя. Когда у него ничего не получилось, он понял, что это Чиун.
– Ешь, ешь. Жри, как свинья. Лучше бы ты умер – тогда ты надолго запомнил бы этот урок.
– Где я? – спросил Римо.
Шлеп, шлеп.
– А какая тебе разница, раз ты ешь как белый человек?
Шлеп, шлеп.
– Я – белый человек.
Шлеп, шлеп.
– Не напоминай мне, идиот. Я это слишком хорошо знаю, и мне от этого очень больно. Не ешь медленно. Не пробуй свою пищу на вкус. Жри. Жри, как стервятник. Просунь свой длинный клюв в падаль и глотай все без разбору.
Шлеп, шлеп.
– Да я уже здоров.
![Ричард Сэпир - Китайская головоломка [другой перевод]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
