Жак Мазо - Орлиный мост
Элен изумленно посмотрела на него:
— Очень мило с вашей стороны предположить, что я имею подобную информацию, но это не так. Если бы мой муж был жив, он бы мог вам об этом рассказать, но я…
— Кстати, от чего он умер?
— От сердечного приступа, у себя в кабинете.
— А доктор Полен находился у вас?
— Нет. Я ему позвонила, но, когда он приехал, было уже слишком поздно.
— Где похоронен ваш муж?
— Здесь же, в имении.
— А почему Тома кремировали?
— Он сам выразил такое желание во время одного из разговоров с родственниками. Мы исполнили его волю.
— Думаю, вы сохранили урну с прахом?
— Нет. Он пожелал, чтобы его прах был развеян в парке, который он так любил.
— Значит, вы никогда и не слышали об этом тайном обществе? — вмешалась Мюрьель.
— Да нет же! Наша семья никогда не имела к нему отношения.
— Извините, мадам, честно говоря, это общество интересует меня только потому, что я вижу связь между ним и смертью Тома…
— Каким образом? — живо перебила ее Элен.
Мюрьель и инспектор обменялись понимающими взглядами, и она рассказала о странных случаях, произошедших в последние дни, но при этом не упоминала имени Мишеля.
Элен отпила виски. Она продолжала улыбаться, но чувствовалось, что она напряжена.
— Думаю, — предположила мадам Дюваль с лукавым видом, — что вы, мадемуазель, очень чувствителны и…
— Чепуха!
— То, что она рассказывает, мадам, — правда. У меня есть веские основания верить ей…
— Убеждена в этом, инспектор!
— И я должен задать вам еще несколько вопросов.
— Прошу вас!
— Встречался ли ваш сын Тома с другими девушками помимо Матильды, невесты брата? Короче, была ли у него подружка?
— Я же сказала вам «нет» еще в прошлый раз! Для него существовали лишь брат и его жена.
— А вы не думаете, что Тома завидовал Пьеру?
— Это нелепо. Они прекрасно ладили. К чему вы клоните?
— Как мать вы, очевидно, были в курсе многих дел, касающихся вашего сына.
— Возможно, но, если бы Тома влюбился, он рассказал бы мне об этом в последнюю очередь. Мальчишки не любят говорить о таких вещах, а Тома вообще отличался скрытностью.
— Полная противоположность брату, который приходил сюда с Матильдой…
— Верно, они были очень разные.
— Любопытно, но бригадир Кастеллан, который вел расследование в то время, говорил мне о какой-то другой девушке, входившей в их компанию…
Элен с интересом посмотрела на него:
— Он назвал вам ее имя?
— Нет, я рассчитывал на вас.
— Сожалею, но ничего не могу добавить.
— Кстати, мадам, — вмешалась Мюрьель, — дух вашего сына…
— Ах нет, умоляю, мадемуазель, не будем возвращаться к этой теме…
— Тогда, скажем, Вероника… Она назвала имя: Шарль. Вам это о чем-нибудь говорит?
Элен встрепенулась. В ее взгляде появилось беспокойство.
— Шарль? Не имею понятия…
— Жаль, — пробормотала Мюрьель, глядя на Мишеля.
Тот ликовал. Чередуя вопросы, он был уверен, что в конце концов Элен сдастся или по крайней мере совершит ошибку, которой можно будет воспользоваться.
— Я подумал, — продолжил Мишель, — что это может быть кто-то из ваших родственников, например, мужчина, которого я видел в прошлый раз, когда покидал имение.
— Вероятно, тайный воздыхатель, — с иронией произнесла Элен, взяв себя в руки.
— Кто знает? Вы не первая и не последняя женщина…
— Я нахожу, инспектор, что вы очень неделикатны, я должна была бы выставить вас за дверь.
— Вы можете это сделать, мадам, но тогда вам придется отвечать на мои вопросы в жандармерии. Во всяком случае, человек с длинными седыми волосами, которого я видел, не показался мне молодым.
Элен залпом выпила виски.
— У меня не было любовников с тех пор, как умер Бернар, — сухо сказала она, — и раньше тоже. И уж если бы я в них нуждалась, то выбрала бы не того красавца, о котором вы говорите!
Наступила тишина. Мюрьель воспользовалась моментом, чтобы осмотреть гостиную. Она не заметила ничего странного, хотя и удивилась отсутствию фотографий Тома. Правда, об этом ей уже говорил Мишель. Однако Мюрьель почувствовала, что какая-то важная деталь от нее ускользает.
— Скажите, — вновь обратился к хозяйке дома Мишель, — у вас сохранились личные вещи Тома? Например, в его комнате?
Элен отвела взгляд и налила себе еще виски, не предложив Мишелю. Ей приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы унять дрожь в руках.
— Я ничего не сохранила… Что касается его комнаты, то теперь это комната для гостей.
— Почему вы вычеркнули Тома из своей жизни? — удивилась Мюрьель. — Матери, которые теряют сыновей, обычно хранят воспоминания, фотографии…
— Каждый поступает по своему усмотрению, мадемуазель. Страдание затухает, когда нет постоянного напоминания о его причине.
— Могу я попросить вас об одной любезности?
Элен согласно кивнула, и Мюрьель продолжила:
— Готовы ли вы прослушать голос Вероники и сказать, похож ли он на голос вашего сына?
— Я уже сказала: нет и только нет!
— Вы даже не хотите опознать его почерк?
— Как это?
— Я попробую провести эксперимент под гипнозом.
— Это смешно! — бросила Элен, вставая. — Я хочу оставить все на своих местах. Ваши вопросы относительно Тома кажутся мне неуместными, а ваше поведение похоже на домогательство. Думаю, мне следует обратиться к адвокату.
— Хорошая мысль, — одобрил Мишель. — Но, боюсь, он вряд ли сумеет способствовать прекращению расследования. Быть может, вы еще не знаете, но с сегодняшнего дня дело считается официально открытым.
Элен посмотрела на инспектора без тени смущения. Он выдержал ее взгляд, отметив, что эта женщина — сильная личность. Она проводила их до двери и попрощалась, не подав руки.
Когда они сели в машину, мадам Дюваль уже скрылась в доме.
По возвращении в Лазаль Мюрьель и Мишель решили провести остаток дня дома, чтобы проанализировать случившееся.
Удобно расположившись в гостиной, где царила приятная прохлада, они обменивались мнениями об Элен.
— Восхищаюсь такими женщинами! — призналась Мюрьель. — Элен всегда элегантна, несмотря на возраст, и обладает потрясающей живостью ума.
— Да, — вяло подтвердил Мишель. — Она действительно никого не оставляет равнодушным.
— Ты не очень убежденно это говоришь.
— Да нет же! Просто я в меньшей степени интересуюсь этой стороной дела, нежели тем, как она вела себя с нами.
— Что ты имеешь в виду?
— У меня создалось впечатление, впрочем, как и после разговора с Ноэми, что Элен недостаточно искренне отвечала на вопросы… Что ей приходилось делать усилие, дабы быть такой, какой ты ее описываешь.
— Не понимаю, что заставляет тебя так думать.
— Не знаю, — признал Мишель. — Всего лишь интуиция.
— А если поконкретнее?
— Скажем, мне непонятно ее отношение к сыну, который покончил жизнь самоубийством. В ее поведении и словах чувствуется эмоциональный надрыв…
— А я и не знала, что ты психоаналитик! — усмехнулась Мюрьель.
Мишель рассмеялся:
— Ты права, я несу какой-то бред.
Мюрьель внимательно на него посмотрела — не в его привычках было так легко отступать. Судя по всему, у него имелась какая-то идея. Однако она не хотела настаивать и лишь предложила систематизировать факты, которыми располагал каждый из них, для выявления связи между ними. Мишелю эта мысль чрезвычайно понравилась, и они принялись за работу. Это было нелегко, ведь уже столько времени прошло с момента смерти Тома. Свидетели многое забыли или делали вид, что не могли вспомнить о тех событиях.
Элен продолжала давать одни и те же ответы, Ноэми не вносила никакой ясности, Полен отвечал уклончиво. Что же до бригадира Кастеллана, то он оставил свою память на дне бутылки.
С другой стороны, колдовство в этом деле стало играть важную роль. На Антонена наслали порчу, жертвами колдовства оказались Мюрьель и Мишель. Вероятно, именно магия явилась причиной смерти Эмиля, хотя ни одного подозрительного лица обнаружить не удалось, как, впрочем, и ни одного колдуна, если только им не был сам Эмиль.
Первым препятствием на пути Мюрьель и Мишеля оказалось отсутствие связей между семьей Дюваль, Эмилем и Антоненом.
Кроме того, пока не представлялось возможным определить истинную причину смерти Тома и Эмиля, как и объяснить их поведение и высказывания.
Чтобы хоть немного продвинуться в расследовании, Мюрьель и Мишель решили перечислить очевидные факты.
Прежде всего Тома не покончил жизнь самоубийством, и по крайней мере один, а вероятно, даже все свидетели, то есть Пьер, Матильда, Элен и Полен, знали правду. Не исключено, что Антонен, Эмиль и Ноэми тоже знали какую-то долю правды.
Другой очевидный факт: Эмиль был убит, а Антонен обречен на молчание по одной или нескольким причинам, имеющим отношение к данному делу. В таком случае напрашивался следующий вывод: они стали жертвами одного и того же лица. И наконец, анализируя совершенные против них действия, исчезновение кассет и причину молчания, стену которого перед ними воздвигли, Мишель и Мюрьель убедились, что кто-то не хотел завершения расследования.