Коллин Хувер - Безнадежность
— Увидимся в понедельник, — говорит он мне и добавляет, обращаясь к Холдеру: — И не мечтай занять моё место на первом уроке только потому, что теперь она твоя девушка.
— Не я же каждое утро приношу ей кофе, — смеётся тот. — Сомневаюсь, что она позволит мне тебя свергнуть.
Дождавшись, когда Брекин скроется в доме, Холдер трогает машину с места.
— И чего ты там сидишь? — интересуется он, улыбаясь мне в зеркало заднего вида. — Лезь сюда.
Я качаю головой и не шевелюсь.
— А мне нравится. Я представляю себе, что ты мой личный шофёр.
Он прижимает машину к обочине, останавливается, отстёгивает ремень безопасности и поворачивается на сиденье.
— Иди сюда, — говорит он, хватает мои запястья и тащит вперёд, пока наши лица не оказываются в нескольких дюймах друг от друга. Поднимает руки и стискивает мои щёки, словно я маленький ребёнок. Громко чмокает мои сжатые в гузку губы. — Мне было весело. Ты чуднáя.
Я выгибаю бровь. Не уверена, что это был комплимент.
— Спасибо?..
— Мне нравятся всё чуднóе. А ну лезь сюда, кому говорю, пока я не забрался назад и не начал тебя лапать.
Я перебираюсь на переднее сиденье и пристёгиваюсь.
— Куда теперь поедем? К тебе домой? — спрашиваю я.
Он мотает головой.
— Не-а. Ещё кое-куда.
— Ко мне домой?
Он снова качает головой.
— Увидишь.
* * *Мы выезжаем за пределы города, и когда машина останавливается у обочины, я узнаю местный аэропорт. Холдер молча выбирается из автомобиля, обходит его и открывает мою дверцу.
— Приехали, — заявляет он и машет в сторону взлётно-посадочной полосы, протянувшейся через поле наискосок от нас.
— Холдер, это самый маленький аэропорт в радиусе двухсот миль. Если ты хочешь посмотреть, как приземляется самолёт, мы проторчим здесь не меньше двух дней.
Он берёт меня за руку и ведёт вниз по склону невысокого холма.
— Я и не собирался смотреть на самолёты. — Мы подходим к забору, огораживающему территорию аэропорта. Мой спутник трясёт ограду, словно проверяет на прочность, потом снова берёт меня за руку. — Снимай обувь, так будет легче.
Я перевожу взгляд с него на ограду, потом обратно.
— Я что, должна перелезть через эту штуку?
— Ну-у, — тянет он, глядя на забор, — я бы мог тебя перебросить, но, боюсь, ты больно ударишься.
— Я в платье! Ты не предупредил меня, что мы будем лазить через заборы. И вообще, это противозаконно.
Он мотает головой и подталкивает меня к ограде.
— Это не противозаконно, если мой отчим управляет аэропортом. И да, я специально не предупредил тебя, что мы будем лазить через заборы, чтобы ты не переоделась из платья во что-то другое.
Я вцепляюсь пальцами в ограду, пытаясь тоже проверить её на прочность, но вдруг его руки ложатся на мою талию, и вот я уже взмываю вверх и оказываюсь на той стороне.
— Господи, Холдер! — воплю я, прыгая на землю.
— Знаю, я немного поторопился. Забыл тебя облапать. — Он подтягивается на ограде, перекидывает ногу и спрыгивает вниз. — Пойдём, — говорит он, хватает меня за руку и тащит вперёд.
Мы доходим до взлётно-посадочной полосы, и я притормаживаю, впечатлённая её размерами. Я никогда не летала на самолётах, и сама мысль о подобном способе передвижения слегка меня пугает. Особенно если принять во внимание огромное озеро, простирающееся в конце полосы.
— Интересно, а самолёты когда-нибудь приземлялись прямо в это озеро?
— Всего один. Но это была маленькая Сессна, а пилот был пьян. Он-то выбрался, но самолёт так и остался на дне.
Холдер садится на полосу и тянет меня за руку — сесть рядом.
— Чем займёмся? — вопрошаю я, расправляя платье и сбрасывая обувь.
— Тс-с-с. Запрокинь голову и посмотри вверх.
Я подчиняюсь, и… у меня перехватывает дыхание. Надо мной простирается бескрайнее чёрное небо, усыпанное яркими, ослепительными звёздами.
— Вот это да! — шепчу я. — Из нашего двора они выглядят по-другому.
— Знаю. Поэтому и привёз тебя сюда.
Он протягивает руку и подцепляет своим мизинцем мой.
Мы сидим так долго-долго в тишине, в мирном молчании. Время от времени он приподнимает мизинец и гладит им мою ладонь, но больше не делает ничего. Мы сидим бок о бок, я в платье, открывающем свободный доступ к моему телу, но Холдер даже не пытается меня поцеловать. Очевидно, что он привёз меня в такую даль не для того, чтобы пообжиматься. А для того, чтобы поделиться со мной всей этой красотой. Ещё чем-то, к чему он испытывает страсть.
В Холдере столько сюрпризов, и большинство из них он преподнёс мне за последние сутки. Мне по-прежнему неясно, почему он так расстроился тогда за ланчем, но, похоже, ему-то это точно известно, и он уверен, что это никогда не повторится. И сейчас мне остаётся лишь одно — принять всё как есть. Снова довериться ему. Надеюсь лишь, он осознаёт, что лимит моего доверия уже почти исчерпан. И если он опять причинит мне боль, следующего шанса сделать мне больно у него уже не будет. Для меня это очевидно.
Поворачиваю голову и наблюдаю, как он смотрит на звёзды. Он хмурит брови — у него явно что-то на уме. Такое ощущение, что у него постоянно что-то на уме. Любопытно, удастся ли мне когда-нибудь понять его? По-прежнему многое хочется узнать о его прошлом, сестре, семье. Но если я начну задавать вопросы сейчас, когда он погрузился в себя, я разрушу его состояние. Лучше не надо. Я точно знаю, где он сейчас и что с ним происходит. Ровно то же, что происходит со мной, когда я смотрю на звёзды на моём потолке.
Я долго наблюдаю за ним, потом обращаю взор к небу и тоже постепенно ухожу в свои мысли, и вот тогда он разбивает молчание неизвестно откуда взявшимся вопросом.
— Тебе нравится твоя жизнь? — спрашивает он тихо.
Я взвешиваю этот вопрос, но больше потому, что хотела бы знать, из чего он возник. О чём на самом деле думал Холдер: о моей жизни или о своей?
— Да, — отвечаю я честно, — нравится.
Он тяжело вздыхает и берёт мою руку в свою.
— Хорошо.
Через полчаса он сообщает, что готов уехать. И за эти полчаса мы не обменялись больше ни словом.
* * *Мы подъезжаем к моему дому за несколько минут до полуночи. Выходим из машины, Холдер подхватывает пакеты с покупками и провожает меня до двери. Останавливается на пороге и опускает на крыльцо пакеты.
— Дальше я ни ногой, — заявляет он, засовывая руки в карманы.
— Почему это? Ты вампир? Тебе нужно разрешение, чтобы войти в дом?
— Просто не думаю, что мне следует остаться, — улыбается он.
Я приближаюсь к нему, обнимаю и целую в подбородок.
— Почему? Устал, да? Мы можем просто поспать, я же знаю, в прошлую ночь ты почти не сомкнул глаз.
Мне правда не хочется, чтобы он уходил. Прошлую ночь в его руках я спала лучше, чем когда бы то ни было прежде.
Он обнимает меня за плечи и прижимает к себе.
— Не могу, — говорит он. — По нескольким причинам. Моя мама замучает меня вопросами, где я прошатался целые сутки. Ты обещала своей маме, что в полночь я уйду. И ещё: наблюдая за тобой весь день, я непрестанно думал о том, что скрывается под этим платьем.
Он обхватывает ладонями моё лицо и смотрит на мой рот. Веки его тяжелеют, а голос опускается до шёпота.
— Не говоря уже об этих губах. Ты и представить не можешь, насколько это было тяжело — слышать каждое слово, срывающееся с твоих губ, и только и думать, какие они мягкие. Какой невероятный у них вкус. Насколько безупречно они сливаются с моими губами. — Он мягко целует меня и отстраняется ровно в тот момент, когда я начинаю плавиться. — И платье. — Его рука отправляется вниз по моей спине, скользит по талии и останавливается на бедре. Я дрожу под кончиками его пальцев. — Это платье — главная причина, по которой я не вхожу в твой дом.
Да, пожалуй он прав: раз моё тело так на него реагирует, пусть лучше он уйдёт. Как бы мне ни хотелось быть с ним, как бы мне ни нравились его поцелуи, очевидно, что сдержать свои порывы мне не удастся и мы можем зайти слишком далеко, а к этому «первому разу» я пока не готова.
Мой вздох больше похож на стон. Конечно, мы приняли разумное решение, но моё тело в бешенстве, что я не умоляю Холдера остаться. Знаете, странно. Я провела с ним целый день и в результате моё желание быть с ним рядом только усилилось.
— Это нормально? — спрашиваю я, глядя в его глаза, до краёв залитые желанием — более сильным, чем прежде. Я знаю, почему он решил уйти — ему тоже было бы трудно удержаться и не пройти этот «первый раз».
— Что нормально?
Я прячу голову у него на груди. Лучше не смотреть на него. Иногда я такое несу, что самой стыдно, но, тем не менее, мне просто необходимо высказаться.
— То, что мы чувствуем друг к другу — это нормально? Мы познакомились совсем недавно, и больше были врозь, чем вместе. Не знаю, у нас всё как-то необычно. Само собой, когда люди начинают встречаться, первые несколько месяцев они стремятся наладить контакт. — Поднимаю голову и смотрю на него. — А у меня такое чувство, что он уже существовал, когда мы впервые встретились. Все происходящее между нами так естественно, так само собой разумеется — словно что-то уже было и мы пытаемся к этому вернуться. Словно стараемся узнать друг друга заново и подсознательно не торопим события. Разве не странно?
