Дэниел Силва - Англичанка
— Как-нибудь, может, и расскажу, Грэм.
Сеймур подождал, пока объявят посадку на поезд до Оксфорда и продолжил:
— Он благодарен тебе. Понимает, что ты сделал все возможное.
— Этого не хватило.
— Ты не думал, что ее вообще не собирались отпускать?
— Думал, — признался Габриель. — Но, провалиться мне, не пойму: чего ради?
— Передать еще что-нибудь нашему другу?
— Напомни, что запись признания все еще у похитителей.
— Нет девушки — нет компромата.
Если Сеймур хотел этим звонком ободрить Габриеля, то потерпел фиаско. В следующие дни настроение только ухудшилось. Габриелю снились кошмары: он бежал к машине, которая с каждым шагом все отдалялась. Во сне он видел кровь и огонь. Подсознательно Габриель уже не различал Мадлен и Лиа, они стали одним целым, эти две женщины, одну из которых он любил, другую поклялся спасти, — и обеих пожрал огонь. Габриеля угнетало горе, но больше того — чувство поражения. Он обещал Мадлен спасение, а она погибла страшной смертью, связанная, в огненном саркофаге. Оставалось надеяться, что в багажник ее положили, предварительно усыпив, что она не успела ничего понять, почувствовать страх и боль.
Зачем ее убили? Неужели Габриель где-то ошибся, и эта ошибка стоила Мадлен жизни? Или же похитители с самого начала собирались ее погубить на глазах у Габриеля? Так и сказала Кьяра в один вечер, когда они прогуливались по улице Бен-Йехуда. Габриель в ответ рассказал о видении синьядоры: о том, что в магической смеси воды и масла она увидела давнего врага. Врага не Келлера, но Габриеля.
— Не знала, что у тебя есть враги среди марсельских бандитов.
— Их и нет, — сказал Габриель. — По крайней мере, я о них не знаю. Впрочем, марсельцы могли действовать по поручению кого-то другого.
— Например?
— Например, того, кто хотел наказать меня за прошлое. Унизить.
— Синьядора больше ничего не говорила? Ты ничего не забыл?
— Правда, — повторил слова гадалки Габриель, — откроется только с ее смертью.
Домой они вернулись к девяти, и Габриель решил провести остаток времени перед сном за мольбертом. Он вставил диск с «Богемой»[6] в запачканный краской переносной CD-плейер, убавил звук до еле слышного и приступил к работе с ясной головой, целеустремленно — чего ему не удавалось после возвращения в Иерусалим. Габриель и не заметил, как опера подошла к концу, а небо у него за спиной посветлело. Наконец он отложил кисть и встал перед холстом, одной рукой поглаживая подбородок, чуть склонив голову набок.
— Готово? — спросила Кьяра, пристально глядя на мужа.
— Нет, — не оборачиваясь, ответил Габриель. — Все только начинается.
30
Тивериада, Израиль
Был Шаббат, и Шамрон пригласил Габриеля к себе на ужин. Точнее, это было вовсе не приглашение — ибо его-то можно вежливо отклонить. Это был приказ, высеченное в камне слово, которому нельзя перечить. Утром Габриель устроил так, чтобы восстановленную картину отправили в Лондон Джулиану Ишервуду, а после отправился в музей — забрать Кьяру. Когда они спускались в Баб-эль-Уад, похожее на лестницу ущелье между Иерусалимом и Прибрежной равниной, палестинские военные в секторе Газа дали ракетный залп: снаряды упали где-то в Ашдоде. Потери были минимальные, однако движение встало — по узкой дороге домой торопились тысячи людей. Израиль, подумал Габриель в ожидании, когда рассосется затор. Как хорошо было вернуться домой.
Достигнув наконец Прибрежной равнины, они с Кьярой направились на север в сторону Галилеи, потом на восток — через цепочку арабских городков и деревень, — в Тивериаду. Медовая вилла Шамрона стояла в нескольких милях за пределами города, на обрыве с видом на озеро. Подниматься к ней приходилось по крутому склону. Встречать Габриеля и Кьяру вышла Джила; Шамрон стоял перед телевизором, прижав к уху трубку телефона. Подняв очки в уродливой металлической оправе на лоб, он массировал переносицу двумя пальцами. Если ему когда-нибудь поставят памятник, то запечатлеют его именно в такой позе.
— С кем он разговаривает? — спросил Габриель.
— А сам как думаешь? — ответила Джила.
— С премьер-министром?
Джила кивнула.
— Ари считает, что надо отомстить. Премьер-министр не уверен.
Габриель вручил ей бутылку вина — красного, типа бордо, с холмов Жюден — и поцеловал хозяйку в щеку. Кожа у нее была гладкая, словно бархат, и пахла сиренью.
— Габриель, скажи ему, чтобы повесил трубку. Тебя он послушает.
— Да я лучше под палестинскую ракету подставлюсь.
Улыбнувшись, Джила проводила гостей на кухню. Столы ломились от изобилия аппетитного вида блюд. Должно быть, Джила весь день готовила. Габриель хотел было стянуть кусочек ее фирменного баклажана с марокканскими специями, однако Джила игриво шлепнула его по руке.
— Ты на кого столько приготовила? — спросил Габриель.
— Мы еще ждали Йонатана с семьей, но из-за обстрела он не смог выбраться из дому.
Йонатан — старший сын Шамрона — служил генералом в Армии обороны Израиля. Ходили слухи, будто он метит в начальники штаба.
— Скоро сядем за стол, — пообещала Джила. — Пойди посиди с ним немного. Он по тебе ужасно скучал.
— Меня не было-то всего две недели, Джила.
— В его возрасте две недели — срок долгий.
Габриель откупорил бутылку вина и, нацедив два бокала, пошел в соседнюю комнату. Шамрон уже повесил трубку и просто пялился в экран телевизора.
— Они выпустили еще залп, — произнес он. — Ракеты вот-вот упадут нам на головы.
— Ответ будет?
— Не сейчас. Однако если палестинцы продолжат в том же духе, то вынудят нас действовать. Вопрос в том, что предпримет Египет? Теперь, когда им правят «Братья-мусульмане»? Останется ли он в стороне, если мы атакуем «Хамас», который, по сути, есть крыло «Братьев-мусульман»? Сдержат ли их Кэмп-Дэвидские соглашения?
— Что говорит Узи?
— Пока Контора не в силах предсказать, как отреагирует египетский лидер, если мы двинем на сектор Газа. Собственно, поэтому премьер-министр не хочет ничего предпринимать, тогда как его народ бомбят.
Габриель взглянул на экран: ракеты начинали падать. Он выключил телевизор и вывел Шамрона на террасу. Здесь было теплее, чем в Иерусалиме, а мягкий ветерок с Голанских высот выводил узоры на серебристой поверхности озера. Шамрон присел на один из стульев из кованого железа, что стояли у балюстрады, и тут же закурил вонючую сигарету. Габриель протянул ему бокал и присел рядом.
— Сердцу не помогает, — произнес Шамрон, пригубив вино, — однако глупому старику выпить приятно. Напоминает о том, на что не хватало времени в молодости: вино, дети, отдых. — Помолчав, он добавил: — Жизнь.
— Время еще есть, Ари.
— Только не надо банальностей, мальчик. Время теперь мой враг.
— Тогда зачем тратить драгоценные минуты на политику?
— Политика и национальная безопасность — разные вещи.
— Национальная безопасность — это всего лишь разновидность политики, Ари.
— А если бы тебе пришлось консультировать премьер-министра по поводу палестинской ракетной атаки?
— Пускай этим занимается Узи.
Шамрон помолчал, прежде чем сменить тему.
— Я с большим интересом следил за новостями из Лондона, — сказал он. — Кажется, твой друг Джонатан Ланкастер близок к победе.
— Он самый везучий политик на планете.
— Везение — штука полезная. Мне его никогда не хватало. Да и тебе, если уж на то пошло.
Габриель не ответил.
— Само собой, — продолжил Шамрон, — мы от души надеемся, что текущая обстановка сохранится и Ланкастера переизберут. Он станет самым просионистски настроенным политиком, после Артура Бальфура.[7]
— Ах ты сволочь бессовестная.
— Кто-то должен заниматься грязными делами. — Шамрон пристально взглянул на Габриеля. — Не надо было тебя отпускать на поиски Мадлен.
— Ты получил то, чего и хотел, — ответил Габриель. — Считай, поставил Ланкастера на службу Конторе. Хуже него лидера не придумаешь: он скомпрометировал себя.
— Он сам виноват, мы ни при чем.
— Твоя правда, — согласился Габриель. — Однако за все заплатила Мадлен Хэрт.
— Постарайся забыть ее.
— Не могу. Я кое-что обещал вымогателям.
— Пригрозил убить их, если они причинят ей вред?
Габриель кивнул.
— Такие угрозы — что клятвы вечной любви в пылу страсти. Их легко дают и быстро забывают.
— Не мой случай.
Шамрон задумчиво погасил сигарету.
— Ты удивляешь меня, но не Узи. Он предвидел, что ты захочешь отомстить вымогателям, и свернул дело.
— Значит, обойдусь без его помощи.
— Будешь работать один, без наших ресурсов и поддержки.
