Дэниел Силва - Посланник
Обзор книги Дэниел Силва - Посланник
Дэниел Силва
Посланник
Саудовцы активно действуют на всех уровнях террора – от планирующих до финансирующих, от руководителей до солдат, от идеологов до зачинщиков.
Лорент Муравич, корпорация РЭНДПока не будут приняты меры по уничтожению идеологических корней ненависти, приведших к 11 сентября, война с терроризмом не будет выиграна. Весь вопрос лишь в том, когда появится новый Усама бен Ладен.
Доур Голд. Королевство ненавистиМы будем править на земле Ватикана. Мы будем править в Риме и установим там ислам.
Шейх Мухаммед бин абд аль-Рахман аль-Ариф, имам мечети при Военной академии короля ФахдаЧасть первая
Дверь смерти
Глава 1
Лондон
Это Али Массуди ненамеренно вывел Габриэля Аллона из его краткого и неспокойного забытья; Массуди, великий еврофил, интеллектуал и человек свободомыслящий, который в момент паники забыл, что англичане ездят по левой стороне дороги.
Его кончина произошла дождливым октябрьским вечером в Блумсбери. Шло последнее заседание первого ежегодного Форума за мир и безопасность в Палестине, Ираке и окрестных странах. Конференция открылась рано утром в атмосфере больших надежд и ликования, однако в конце дня приняла характер посредственной пьесы в исполнении заезжих артистов. Даже ораторы, приехавшие в надежде появиться в переменчивом свете прожекторов, казалось, почувствовали, что они читают все тот же устаревший текст. В десять было сожжено изображение американского президента. Премьер-министр Израиля был предан очищающему огню в одиннадцать. В перерыве на ленч среди наводнения, превратившего на короткое время Рассел-сквер в пруд, началось безумие по поводу прав женщин в Саудовской Аравии. В восемь тридцать, после того как ударом молотка была завершена последняя дискуссия, два десятка оцепеневших стоиков, пробывших до конца, двинулись к выходам. Организаторы действа почувствовали, что желания возобновлять его будущей осенью маловато.
Рабочий сцены проскользнул вперед и убрал с кафедры плакат «ГАЗА ОСВОБОЖДЕНА – ЧТО ДАЛЬШЕ?». Первый выступавший, Саид из Лондонской школы экономики, защитник самоубийц со взрывчаткой, апологет «Аль-Каиды», вскочил на ноги. Вслед за ним поднялся казначей Кембриджского университета, который говорил о Палестине и евреях так, словно они все еще были предметом треволнений министерства иностранных дел. На протяжении всей дискуссии пожилой казначей служил своего рода разделительной стеной между взрывным Саидом и несчастной женщиной из посольства Израиля по имени Рахиль, которая, как только раскрывала рот, вызывала свист и шиканье неодобрения. Казначей и сейчас попытался выступить миротворцем, когда Саид, преследуя направившуюся к дверям Рахиль, с издевкой твердил, что дни пребывания ее в качестве колонизатора сочтены.
Али Массуди, профессор, преподававший управление миром и социальную теорию в университете Бремена, встал последним. И это было едва ли удивительно, сказали бы его завистливые коллеги, ибо в кровосмесительном мире ближневосточной науки Массуди пользовался репутацией человека, который никогда добровольно не уступает место на подиуме. Палестинец от рождения, иорданец по паспорту и европеец по воспитанию и образованию, профессор Массуди казался всему миру человеком умеренным. Сияющим будущим Аравии называли его. Ликом прогресса. Было известно, что он не верит в религию вообще и в воинственный ислам – в частности. Можно не сомневаться, что в газетных передовицах, на лекциях и по телевидению он всегда будет сетовать на дисфункцию арабского мира. В том, что он не сумел должным образом обучить свой народ, он склонен винить американцев и сионистов – как и во всех своих бедах. В его последней книге содержался боевой клич к реформации ислама. Джихадисты объявили его еретиком. Умеренные приписали ему мужество Мартина Лютера. В тот день он привел Саида в смятение своим утверждением, что мяч находится теперь прочно на палестинской стороне. Пока палестинцы не откажутся от культуры террора, заявил Массуди, нечего и ждать, чтобы израильтяне уступили хоть дюйм Западного Берега. Да и не должны. Это же профанация, воскликнул Саид. Измена.
Профессор Массуди был высокий – немного выше шести футов – и чересчур красивый для мужчины, работающего с впечатлительными молодыми женщинами. У него были черные вьющиеся волосы, широкие крепкие скулы и ямочка посреди квадратного подбородка. Карие, глубоко посаженные глаза придавали его лицу чрезвычайно интеллигентный и уверенный вид. По тому, как он был одет – а на нем был кашемировый спортивный пиджак и кремовый свитер, – его можно было отнести к образцу европейского интеллигента. Он сильно потрудился, чтобы придать себе такой облик. Человек от природы неспешный, он педантично уложил свои бумаги и карандаши в видавший виды портфель, спустился по лесенке со сцены и направился по центральному проходу к выходу.
Несколько человек из аудитории болтались в холле. В стороне, этаким неспокойным островом в тихом море, стояла девушка. Она была в выцветших джинсах, кожаной куртке и клетчатой палестинской куфии на шее. Черные волосы ее блестели как вороново крыло. Глаза у нее тоже были почти черные, только блеск иной. Звали ее Хамида аль-Тари. Беженка, сказала она. Родилась в Аммане, выросла в Гамбурге, а теперь – гражданка Канады, живущая в северном Лондоне. Массуди познакомился с ней днем на приеме в союзе студентов. За кофе она пылко обвинила его в том, что он недостаточно возмущается преступлениями американцев и евреев. Массуди понравилось то, что он видел. Они договорились вечером выпить в баре рядом с театром на Слоун-сквер. Его намерения не были романтическими. Он не жаждал обладать телом Хамиды. Его заинтересовала ее пылкость и чистое лицо. Ее отличный английский и канадский паспорт.
Она бросила на него исподтишка взгляд, когда он проходил по холлу, но не пыталась с ним заговорить. «Держись на расстоянии после симпозиума, – велел он ей днем. – Человеку моего положения приходится заботиться о том, с кем его видят». Выйдя из помещения, он на мгновение приостановился под навесом, глядя на транспорт, медленно двигавшийся по мокрой улице. Почувствовав, как кто-то задел его локоть, он увидел Хамиду, молча нырнувшую в ливень. Он подождал, пока она исчезнет, затем повесил портфель на плечо и двинулся в противоположном направлении, к своему отелю на Рассел-сквер.
Тут с ним произошла перемена – это всегда случалось при переходе из одной жизни в другую. Ускорялся пульс, обострялись чувства, появлялся вдруг интерес к малейшим деталям. Как, например, интерес к лысеющему молодому мужчине, шагавшему ему навстречу под зонтом и на секунду дольше положенного задержавшему взгляд на лице Массуди. Или к продавцу газет, нахально уставившемуся Массуди в глаза, когда тот покупал «Ивнинг стандард». Или к таксисту, который секунд тридцать следил за ним, когда он, выйдя из такси, бросил эту газету в урну на Аппер-Уоберн-плейс.
Мимо проехал лондонский автобус. Ехал он медленно, и Массуди, вглядевшись в затуманенные стекла окон, увидел с дюжину усталых лиц – почти все коричневые или черные. Новые лондонцы, подумал он, и на миг профессор управления миром и социальной теории задумался о том, что это значит. Сколь многие втайне были на его стороне? Сколь многие поставят свою подпись на пунктирной линии, если он положит перед ними договор о смерти?
После автобуса на противоположном тротуаре появился одинокий прохожий – клеенчатый плащ, похожая на обрубок косичка, две прямые линии вместо бровей. Массуди тотчас узнал его. Молодой человек присутствовал на конференции – сидел в одном ряду с Хамидой, но в противоположной стороне аудитории. Он сидел на том же месте раньше утром, когда во время дискуссии по вопросу о запрете израильским ученым перебираться на европейские берега лишь один Массуди был против.
Массуди перевел взгляд вниз и продолжал идти, невольно переведя левую руку на ремень на плече, поддерживавший его портфель. За ним что – следят? Если да, то кто? Наиболее вероятное объяснение – «МИ-5». Наиболее вероятная, но не единственная организация, напомнил он себе. Возможно, германская БНД проследила за ним из Бремена до Лондона. А может быть, он находится под колпаком ЦРУ.
Но именно четвертая возможность внезапно вызвала отчаянное сердцебиение у Массуди. Что, если этот мужчина вовсе не англичанин, не немец и не американец? Что, если он работает на разведку, которая, нимало не смущаясь, ликвидирует своих противников даже на улицах иностранных столиц? Разведку, известную использованием женщин в качестве приманки. Он вспомнил, что сказала ему днем Хамида.
