Олег Егоров - СМОТРЯЩИЙ ВНИЗ
– Давненько я не брал в руки шашку! – вскричал потомок партизана Фигнера, жестоко искромсавши перед собой весь воздух.
– Добрый будет казак! – крякнул Скалкин.
Чумаков попробовал пальцем лезвие меча и язвительно улыбнулся.
– Над люлькой повешу! – заключил осмотр именного оружия Серик.
Женщины-куртизанки тоже сделали подношения – по хозяйственной части: памперсы, мягкие игрушки, соски, ползунки и разнообразные чепчики образовали на стойке бара внушительную возвышенность.
Словом, праздник удался.
– За свежее пополнение разрушителей социализма! – провозгласил Матвей Семеныч.
Он уже изрядно клюкнул, и его завернуло в политику.
– С социализмом, батя, покончено! – возразил челночник Скалкин. – Я вон из Китая вернулся, и даже там рыночная экономика взяла верх по всем фронтам!
– Все китайцы жулье! – Проявитель отправил в рот ломтик нерки и запил его шампанским. – Пока тело не вынесут, считай, зараза еще живет!
– И площадь не переименуют! – поддержал его Фигнер, запуская тему на следующий виток.
Страсти вспыхнули нешуточные. Забыв о новорожденном, пирующие разбились на два лагеря: первые утверждали, что площадь была Красной задолго до революционных событий, а вторые – обратное. Тут же вспомнился Иван Калита, какой-то Гостомысл и были названы разнообразные даты. Защитники постреволюционного происхождения Красной площади ссылались на Троцкого и напирали на традиционное значение червонной масти как цвета пролетарской менструации.
– Неофит! – осудил Скалкин Фигнера. – Хочешь все наши обычаи замарать?!
– Кто неофит?! – взвился Фига. – Да у меня прадед Наполеону вставил! У меня медаль за взятие Парижа!
Перепалка была прервана появлением Лары, любимой девушки охранника Журенко. Она умножила дары Серика, преподнеся ему соковыжималку с подобающими случаю поздравлениями.
– А вот Андрею сообщать не обязательно, – сказала она, подсаживаясь ко мне.
– Да и мне тоже, – ответствовал я.
Она хмыкнула и подняла рюмочку.
– За отца! – объявила Лара.
– Вот это любо! – одобрил ее тост Скалкин.
И все зазвенели посудой в честь счастливого родителя.
– Не вставляет! – поморщился Фига, отодвигая пустую стопку.
Лишь миг на лице его играла борьба страстей, и затем он отлучился в неизвестном направлении.
– Ну, как «Лебединое озеро»? – спросил я у Лары.
– Озеро как озеро! – пожала она плечами.
Закурив длинную, словно карандаш, ментоловую сигарету, она выпустила струйку дыма:
– Чтоб тебе было известно, Андрей совсем не такой темный, как ты себе вообразил!
«А как она, интересно, думает, я себе вообразил? – После ее реплики, рассеянно протаптывая вилкой тропу в горке вареного картофеля, я почувствовал себя довольно хреново. – Может, я и правда себе что-то не так вообразил? Может, извне кажется, что я небрежен со своим лучшим другом? Или она его ревнует ко мне? Лучше, если ревнует».
К шумному столу вернулся Фигнер.
– Вставило! – осчастливил он меня.
Глаза его блестели, как два кабошона по двадцать карат.
Пир затянулся далеко за полночь и лишь однажды был прерван короткой потасовкой. Народный этот обычай, вопреки обвинениям Скалкина в забвении традиций, возродил именно Фига.
– Из бывших проституток выходят самые верные жены! – раскачиваясь, будто лодка у причала, громогласно заявил Фигнер собранию.
Он хотел сделать Серику тонкий комплимент.
– Из кого выходят?.. – покраснел Серик.
– Из про… про… – Среди наступившей тишины Фига еще раз попробовал одолеть запрещенное в кругу присутствующих слово, но только махнул рукой. – Из блядей, короче!
Увесистая оплеуха забросила партизанского отпрыска в дальний угол.
– Зарублю! – Серик выхватил из ножен самурайский меч и пошел на поверженного обидчика.
Как должно себя вести в последнем акте холодное оружие, Чехов умолчал. Но действительность в лице Серика сама дописала классическое изречение.
– Зарублю гада! – сбросив повиснувшего на его шее Скалкина, Серик взмахнул клинком.
Фига проявил исключительную в его состоянии прыть и закатился под бильярд. Пока оскорбленный отец и муж, ползая на коленях, пытался его достать в партере, он выскочил с другой стороны и успел вооружиться увесистым кием.
Прижатые праздничным столом к стене сауны, мы с Проявителем остались в этой стремительной схватке безмолвными статистами.
Как всегда, выиграла в поединке русская наука побеждать. Халтурное лезвие меча разлетелось, ударившись о кий, и Фигнер, используя забытое штыковое упражнение «Длинным коли!», поверг разгневанного Серика на пол.
– Сволочь! – При помощи челночника Серик поднялся на ноги и вытер рукавом разбитый нос.
– А чего он?! – оправдывался Фигнер. – Я ж не хотел! Серик! Ты чего, а?! Ты обиделся, что ль?! Ну, прости!
Далее была выпита мировая, и скомканное празднество продолжилось, ко всеобщему удовольствию.
ГЛАВА 15 ЗАКОН ИСКЛЮЧЕННОГО ТРЕТЬЕГО
Таксы, похожие на два шустрых пылесоса, со звонким лаем атаковали меня в прихожей. Открыла мне матушка Вайса Полина Сергеевна. Открыла, поздоровалась и сразу исчезла в комнатах.
– Фарадей! Максвелл! – прикрикнула из столовой Митькина жена Нина.
Фарадей, мотая ушами, помчался на ее зов, а более ответственный Максвелл присел подле меня. «Только возьми хозяйские тапочки! – прочитал я в его глазах. – Увидишь, что будет!»
– Максвелл! Тебя не касается?! – Нина выглянула в коридор.
«Смотри сам! Я предупредил!» – Оглядываясь на меня, маститый физик поплелся восвояси.
– Кофе? – спросила Нина.
Я, раздеваясь, кивнул.
Нина была аниматором. Будучи аниматором, Нина рисовала в столовой фазы движения какого-то павиана. Судя по внушительной кипе калек на столе, павиан двигался много.
– Что слышно? – Опустившись в кресло, я потрепал по спине лучше расположенного ко мне Фарадея. – Норштейн «Шинель» еще не снял?
– Кто ж по такой погоде шинель снимает?! – Митька, загорелый и бодрый, вышел из кухни.
Оно и верно: мороз на улице был силен. И предложенный мне горячий кофе с тартинками оказался как нельзя кстати.
– В Турции во-от такая баранья нога, – Митька показал какая, – четыре доллара всего! Это уже приготовленная со специями! Берешь к ней литр кьянти и… Выпить хочешь?
Я вежливо отказался. Чего я меньше всего хотел после ночного в сауне, так это выпить. Прикончив легкий завтрак, мы с Вайсом перебрались в кабинет.
– Ну, так какие проблемы? – перешел Митька к делу. – Просто так ведь ты не зайдешь!
Я протянул ему список Штейнберга.
– Это что?! – Митька повертел заполненную мной загодя от руки осьмушку бумаги.
– Я у тебя как раз хотел спросить.
По мере того как повествование мое о последних событиях набирало обороты – а я еще многое опустил! – Митька становился все более серьезен и угрюм.
– А какая разница между, к примеру, Варданяном и тобой? – Он изучил список.
– Я – жив, он – мертв, – усмехнулся я невесело.
– Положим. – Вайс набросил ногу на ногу. – А кто ты и кто он? Кто вообще чего стоит в твоем прейскуранте?
Пришлось мне подробно и обстоятельно растолковать ему примерное место каждого указанного в иерархии «Дека-Банка».
– Подумать надо, – вздохнул Вайс. – Сколько у тебя времени?
– Совсем нет, – сказал я честно.
– Тогда через пару дней загляни. – Митька встал, давая понять, что аудиенция окончена.
Насыщенное расписание Вайса, которого он строго придерживался по возвращении в Первопрестольную, требовало его присутствия во множестве мест.
Были и у меня свои намерения. Очень хотелось мне лично познакомиться с Аркадием Петровичем Маевским. А если и не познакомиться, то хотя бы взглянуть на него. Лицезреть его во плоти. Увидеть, как говорится, в полный рост. И здесь мне споспешествовал Руслан, доставший в каком-то из опекаемых солидных предприятий гостевой билет на открытие форума бизнесменов и политиков «Россия в XXI веке». Шансы на то, что Маевский окажет форуму честь своим присутствием, были достаточно велики. Хотя и уверял меня Курбатов, что Аркадий Петрович предпочитает держаться в тени, однако же и вовсе манкировать обязанностями влиятельного капиталиста он тоже не мог. На такого рода мероприятиях скорее отсутствие магната привлекло бы к себе внимание, нежели его присутствие.
Итак, в качестве рядового наблюдателя я попал на означенный форум. Вместительный зал Бизнес-центра к началу торжественного открытия был до отказа набит самой представительной публикой. Из всех слоев общества здесь преобладали наивысшие: его термосфера и экзосфера. Плутократы и политики всех направлений от крайне правых до умеренно левых заполняли партер, тогда как чиновники рангом пониже, разного рода аппаратчики и многочисленные сотрудники прессы толкались на галерке. Среди них и я. За столом президиума заседали знакомые все лица: руководители фракций, члены правящего кабинета и прочие «герои дня». Издавая гул, подобный океаническому прибою, столпы общества обменивались рукопожатиями и мнениями. В этом столпотворении рассмотреть Маевского не было никакой возможности. Зато я приметил на другом конце галерки его дочь. Кудрявая голова Европы мелькала в окружении молодых людей, то и дело исчезая за их плечами и спинами. Извиняясь и обрастая извинениями, я стал проталкиваться к ней. Между тем форум открылся. Прозвучало что-то вроде гонга, и в наступившей тишине председательствующий, произнеся короткую приветственную речь, пригласил к микрофону первого выступающего.
