Десмонд Бэгли - Оползень
Я расстегнул рубашку и вытянул ноги.
– Не хочу никакой иной жизни.
– Тем более что ты можешь теперь иметь все, что пожелаешь, – заметила Клэр.
– Ах да, и впрямь могу, – сказал я. О деньгах я действительно не думал, к мысли о том, что я богат, еще не привык.
– Что думаешь делать? – спросила Клэр.
Я ответил полусонно:
– Я знаю одно местечко к северу от озера Слейв, куда человек с деньгами может снарядить настоящую экспедицию, и там есть надежда наткнуться на что-нибудь стоящее. Нужна магнитная разведка, а для нее необходим самолет или, еще лучше, вертолет. Вот на это деньги и пригодятся.
– Но ты ведь богат, – заметила Клэр. – Ну, точнее, будешь богат, когда сделка совершится. У тебя будет больше, чем у меня, когда я получила наследство от дяди Джона. А я себя никогда не считала особенно бедной.
Я взглянул на нее.
– Я только что сказал, что не хочу никакой иной жизни. У тебя есть твоя археология, у меня – моя геология. И ты прекрасно знаешь, что мы занимаемся этими вещами не из праздного любопытства.
Она улыбнулась.
– Наверное, ты прав.
Затем, внимательно посмотрев на меня, спросила:
– А что, вот этот шрам на груди, это?..
– Катастрофа? Да. В тех местах, которые скрыты от глаз, хирурги работали не особенно тщательно.
Она медленно вытянула руку и коснулась пальцами шрама. Я сказал:
– Клэр, ты была знакома с Фрэнком Трэнаваном. Я знаю, что у меня не его лицо, но если я Фрэнк, то, Бог ведает, должно же что-то от него сохраниться во мне. Ты ничего такого не замечаешь?
Ее лицо помрачнело. Она сказала неуверенно:
– Не знаю. Это случилось так давно, я была совсем девочкой. Когда я уехала из Канады, мне было шестнадцать, Фрэнку – двадцать два. Он относился ко мне как к маленькой сестре, и я в действительности не знала его. – Она покачала головой и повторила: – Не знаю.
Ее пальцы все еще оставались на моей груди. Я обнял ее за плечи и прижал к себе.
– Не огорчайся, на самом деле это не имеет никакого значения.
Она улыбнулась и прошептала:
– Ты абсолютно прав, это не имеет значения. Меня не интересует, кто ты и откуда. Для меня ты – Боб Бойд, и все.
И мы стали целовать друг друга, как безумные. Ее рука оказалась под моей рубашкой, и она притягивала меня к себе все ближе и ближе. Внезапно раздался шипящий звук – афф! – это стакан с виски опрокинулся в костер, и к небу взметнулся большой язык желто-голубого пламени.
3
Позже этой ночью я сказал в полусне:
– Ты – неистовая женщина, Клэр. Ты заставила меня набрать вдвое больше лапника, чем нам нужно.
Она ткнула меня под ребро и теснее прижалась ко мне.
– Знаешь что? – протянула она задумчиво.
– Что?
– Помнишь, тогда, когда ты ночевал у меня в первый раз япредупредила тебя, чтоб ты не заигрывал со мной?
– Да что-то такое было, помню.
– Я должна была тебе это сказать. Если б не сказала, все, я бы пропала.
Я открыл один глаз.
– Пропала?
– Да, уже тогда. Даже сейчас, когда вспоминаю об этом, меня охватывает волнение. Знаешь, Боб Бойд, ты ведь мужчина. Для меня, может быть, слишком, мне трудно с этим совладать. Ты теперь уж, будь любезен, не источай свою мужественность перед другими женщинами.
Я сказал:
– Не говори глупостей.
– Нет, я серьезно.
Через несколько минут она спросила:
– Ты спишь?
– Угу.
– Ты не рассердишься, если я скажу тебе кое-что не слишком умное?
– Смотря что.
Она помолчала, затем сказала:
– Не забывай, что свои комиссионные ты заработал, слышишь? И я очень рада этому, но по особой причине.
– По какой? – спросил я в полусне.
– Ты чертовски гордый, – сказала она. – Я боялась, что тебя отпугнут мои деньги. Но теперь деньги есть и у тебя, так что мои опасения отпали.
– Чепуха! – воскликнул я. – Что там какие-то шестьсот тысяч долларов? Мне нужны все. – Я обнял ее крепче. – Мне нужно все, что принадлежит тебе.
Она слегка застонала и снова отдалась мне. Наконец, когда небо перед рассветом стало медленно и как бы нехотя светлеть, она заснула, положив мне голову на плечо, а рука по-прежнему покоилась у меня на груди.
4
Разведка, на которую хватило бы и четырех дней, затянулась на две недели. По сути дела, это был медовый месяц, проведенный нами до свадьбы. Так случается со многими, и, наверное, это не самый страшный из грехов в нашем мире. Я знаю только одно: для меня это оказалось счастливейшее время в моей жизни.
Мы говорили друг с другом, Боже, как мы говорили! Ведь чтобы двум людям по-настоящему сблизиться, требуется дьявольски много слов, это при том, что самое важное можно выразить лишь молча. К концу двух недель я узнал уйму сведений по археологии; а она познакомилась с геологией настолько, чтобы понять: наши изыскания завершились неудачей.
Но нас это нисколько не обеспокоило. Три последних дня мы провели у маленького озера, спрятавшегося в складках гор. Мы разбили лагерь прямо на берегу и купались каждое утро и в полдень, не заботясь о купальных костюмах. Потом мы вытирали друг друга насухо и согревались. По ночам под шум леса мы тихо разговаривали, в основном о себе, о своем будущем. Потом мы любили друг друга.
Но всему приходит конец. Однажды утром она сказала:
– Мэтью, наверное, уже собирается организовать наши поиски. Ты знаешь, сколько мы отсутствовали?
Я ухмыльнулся:
– У Мэтью достаточно здравого смысла, чтобы не делать этого. Надеюсь, он уже привык мне доверять. – Я потер подбородок. – И все же надо возвращаться, я думаю.
– Да, – сказала она глухо.
Мы ликвидировали наш лагерь и собрали вещи молча. Я помог ей надеть рюкзак и сказал:
– Клэр, ты знаешь, мы не можем пожениться сразу.
– Но почему? – спросила она удивленно.
Я наподдал ногой камень.
– Это будет несправедливо. Если я женюсь на тебе и останусь, ситуация здесь может резко обостриться, и это повредит тебе. Если уж этому суждено произойти, пусть произойдет до нашей свадьбы.
Она открыла рот, чтобы возразить, она вообще была великая спорщица, но я остановил ее.
– Саскинд, наверное, был прав. Стоит мне слишком углубиться в свое прошлое, и я свихнусь. Я не хочу, чтобы это случилось с тобой.
Она помолчала, затем спросила:
– Предположим, я соглашусь с этим, и что ты намереваешься делать дальше?
– Я собираюсь взорвать эту ситуацию, выпустить все наружу – перед тем, как мы поженимся. У меня теперь есть за что бороться, кроме меня самого. Если я пройду благополучно через все это, мы станем мужем и женой. Если нет, что ж, никому из нас не придется совершить непоправимой ошибки.
Она сказала спокойно:
– Ты самый здравый человек из всех, кого я знаю, буду полагаться на это.
– Да нет, – сказал я. – Ты не представляешь себе, Клэр, что это такое – не иметь прошлого или, если уж на то пошло, иметь их два. Это гложет человека. Я обязан все знать и хочу сделать попытку узнать. Саскинд сказал, что это может расколоть меня пополам, и я не хочу, чтобы это слишком отразилось на тебе.
– Но это меня касается! – закричала она. – Это уже очень меня касается!
– Все же не так, как если бы мы были женаты. Смотри, Клэр, ведь в этом случае я бы проявил колебания там, где колебания опасны, я бы не шел напролом, когда это потребовалось бы, я бы не рисковал, даже если бы риск был необходим. Я все время думал бы о тебе. Дай мне месяц, Клэр, только один месяц.
– Хорошо, месяц, – сказала она едва слышно. – Только один месяц.
* * *Мы добрались до дома поздно, уже к ночи, уставшие и разбитые. В этот день мы говорили друг с другом мало. Мэтью Вейстренд встретил нас. Он улыбнулся Клэр и пристально посмотрел на меня.
– Камин разожжен, – сказал он хрипло.
Я направился в свою комнату и с облегчением скинул рюкзак. Когда я переменил одежду и вышел, Клэр уже нежилась в ванне. Я спустился к домику Мэтью. Он сидел у огня и курил. Я сказал ему:
– Я скоро уезжаю, присмотрите за мисс Трэнаван.
– Что, она нуждается в этом больше, чем обычно? – спросил он мрачно.
– Может быть, – ответил я и присел рядом. – Вы отправили то письмо, что она дала вам? – Я имел в виду письмо Клэр в Ванкувер своему адвокату с контрактом Маттерсона.
Он кивнул.
– Уже пришел ответ, – сказал он и нахохлился. – У нее.
– Хорошо. – Я подождал, не скажет ли он чего-нибудь еще, но он молчал. Я встал и сказал:
– Ладно. Я пошел.
– Погодите, – сказал он. – Я тут все думал о ваших словах тогда, ну, о том, не случилось ли чего-нибудь необычного в то время, когда старый Джон был убит. Я кое-что вспомнил; не знаю, правда, сочтете ли вы это необычным.
– А что это?
– Старый Булл через неделю купил себе новый автомобиль. "Бьюик".