Франк Тилье - Проект «Феникс»
— Да, так и есть.
Люси сознательно держалась строго, отвечала уклончиво: ей не хотелось говорить лишнего, впрочем, она и сама знала немногое, но главное — на сегодняшний день она была таким же полицейским, как ее собеседник.
— Расскажите мне о Еве Лутц.
— Как и большинство исследователей и студентов, изучающих эволюцию жизни, она приехала сюда, чтобы увидеть знаменитых людей изо льда, сфотографировать их и кое-что записать.
— Она назвала тему своей работы?
— Точно — нет, но думаю, она занималась неандертальцами. Классическая тема. Боюсь, не смогу вам ничего больше рассказать об этой девушке. К сожалению.
Похоже, и здесь, скрывая истинную цель своего визита, Ева прикрылась интересом к неандертальскому человеку. «Осторожная девушка, — подумала Люси, — и умевшая не привлекать к себе внимания». Открылась дверь в длинный коридор с синеватым линолеумом на полу, запахло дезинфекцией.
— Если хотите, мы можем пройти в кабинет моей начальницы — там удобнее будет разговаривать.
— Было бы обидно побывать здесь и хотя бы одним глазком не посмотреть на людей изо льда. Нет, правда, мне бы очень хотелось знать, как выглядят те, кого можно считать нашими предками.
Фекамп несколько секунд поколебался, потом на лице его мелькнула мимолетная улыбка. Зубы у толстячка были необычайно белые и широкие.
— Да, вы правы, грех не воспользоваться такой возможностью. Не каждый ведь день выпадает шанс очутиться лицом к лицу с теми, кто жил тридцать тысяч лет назад.
Они зашли в гардеробную, где были сложены стопками упаковки со стерильными костюмами. Фекамп выбрал одну и протянул Люси:
— Наденьте, думаю, размер вам подойдет. Мы сейчас отправимся в отдел с белыми залами и стеклянными перегородками. Площадь отдела — больше ста квадратных метров, воздух у нас постоянно прогоняют через пять фильтров, температуру поддерживают круглосуточно на уровне двадцати двух градусов, а все помещение несколько раз в день моют хлоркой.
Люси повиновалась. Желая окончательно убедить ученого, что перед ним полицейский, она вынула из кармана куртки пистолет.
— Я могу взять его с собой? Нам не надо будет проходить через рамки с металлоискателем или еще какие-то в этом роде?
Ученый сглотнул слюну, не спуская глаз с оружия.
— Нет-нет, пойдемте. Скажите, ваш пистолет заряжен?
— А вы как думаете?
Люси сунула оружие в задний карман джинсов, отправила следом за ним мобильник.
— Идеальное изобретение для вашей работы, — вздохнул Фекамп. — А я ненавижу мобильные телефоны: нам неизбежно придется расплачиваться за то, что не ждем милостей от природы, а берем их, и меняем свое поведение в угоду таким вот дьявольским штучкам.
«Вот тебе еще один урок!» — подумала Люси. Не ответив, она принялась облачаться в костюм, бахилы, резиновые перчатки, маску, шапочку, в каких оперируют хирурги.
— Что такое палеогенетика? Чем конкретно вы занимаетесь?
Фекампу, похоже, до чертиков надоели эти переодевания, но движения его были точны, выверенны — еще бы, когда каждый день по многу раз делаешь одно и то же, заметила про себя Люси.
— Мы исследуем геномы биоразнообразия минувших времен, то есть занимаемся детальной картографией генов древней ДНК, добытой из ископаемых, возраст которых иногда составляет сотни миллионов лет. Благодаря тому что органические части костей и зубов сохраняются многие века, мы можем перескочить через время и разобраться в происхождении родов и видов, в их связи между собой, в их преемственности. Хотите конкретный пример? Всегда считалось, что причиной смерти египетского фараона Тутанхамона был несчастный случай, и только палеогенетикам удалось установить, что он был инфицирован паразитом plasmodium falciparum, вызывающим смертельные формы малярии, а попутно выяснить, что у фараона было несколько генетических отклонений, выражавшихся в болезни костей и косолапости. Мало того, ДНК Тутанхамона пролила свет и на его происхождение: он оказался вовсе не сыном Нефертити, а сыном родной сестры своего отца, Эхнатона, то есть продуктом инцеста.
— Думаю, эта информация порадовала бы «Вуаси»… Если я правильно поняла, ваша техника и ваши методы вскоре способны будут возродить динозавров, верно? Извлечь эту пресловутую ДНК из костей или скорлупок окаменевших яиц, клонировать и — готово?
— Ох, нет! Мы еще чрезвычайно далеки от подобного, ведь чаще всего ДНК поступает к нам в крайне малых количествах и в очень плохом состоянии. А как можно сложить пазл из тысячи кусочков, если недостает девятисот девяноста? И всякий раз, как мы приступаем к новому исследованию, нам приходится преодолевать длинную полосу препятствий. Правда, с людьми изо льда нам невероятно повезло: все тела прекрасно сохранились, куда лучше, чем египетские мумии или знаменитый Эци, найденный в 1991 году в Тирольских Альпах. Поскольку пещера, в которой нашли наших людей, была закупорена, туда почти не поступал кислород, бактерии не могли размножаться, ну и от непогоды и климатических изменений они тоже были защищены. Разумеется, ДНК — вещь стабильная, но ведь не вечная. Ее разрушение начинается сразу же после смерти особи. Она распадается на фрагменты, и некоторые из букв, несущих в себе генетическую информацию, мало-помалу перестают читаться.
— Те самые Г, А, Т и Ц?
— Да-да, те самые. Ступеньки лестницы рушатся. Скажем, последовательность ТГААЦА, расположенная на одном из витков спирали ДНК, может из-за повреждения быстро превратиться в ТГГАЦА, что меняет и сам генетический код, и его интерпретацию. В языке ведь точно так же: поменяйте местами буквы — и перед вами окажется совершенно другое слово, например, вместо «ласка» — «скала», а вместо «верность» — «ревность». В неблагоприятных условиях десяти тысяч лет достаточно, чтобы полностью разрушилась последняя молекула ДНК. Но в нашем случае все оказалось иначе. Великолепное состояние мумий позволило нам извлечь из них первоклассную ДНК, а стало быть, мы смогли восстановить геном практически в его целостности.
Переодевшись, они направились к лаборатории.
— У вас сейчас появится неприятное ощущение в ушах: в лаборатории повышенное атмосферное давление, это делается для того, чтобы туда не могла проникнуть чужеродная ДНК ни в какой форме и загрязнить наш объект. Представляете, какой ужас: изучаешь неделя за неделей ДНК, а потом убеждаешься, что она — твоя собственная! Потому и приходится надевать такие костюмы. У вас не пропало желание зайти?
— Наоборот!
Ученый приставил к детектору свой беджик, и они вошли. У Люси тут же заболели уши, потом послышался свист, как будто скоростной поезд промчался через туннель. Попривыкнув к обстановке, она увидела четырех лаборантов. Те сидели, склонившись к мощным микроскопам и пробиркам с реагентами для выделения ДНК из биопроб, и были так сосредоточенны, что не обратили на новоприбывших ни малейшего внимания. На лабораторных столах стояли и лежали накрытые защитными колпаками объекты, каждый с этикеткой: клык пещерного медведя, осколок кости мадагаскарской птицы-слона. А подойдя к морозильнику со стеклянными стенками, Люси так и замерла…
— Детеныш мамонта?
— Конечно. Малышку зовут Люба, ее нашел в вечной мерзлоте Сибири один оленевод.
— Так выглядит, будто умерла вчера…
— Она замечательно сохранилась.
Люси стояла с открытым ртом перед животным, которое видела до сих пор только на картинках, и никак не могла оторваться от него. Эта лаборатория — просто какая-то пещера Али-Бабы с древними сокровищами. Потом они с Фекампом прошли вперед, и ученый продолжил объяснять ей, в чем заключается процесс получения ДНК из костей, зубов или тканей.
— Наша лаборатория — одна из лучших в Европе, — объявил он в заключение.
— Вы не любите мобильные телефоны, а при этом у вас здесь стоит самая что ни на есть современная аппаратура. Не очень-то все это экологично…
Фекамп, казалось, улыбнулся под маской, потом направился к большой железной двери.
— Живые существа — результат трех с половиной миллиардов лет поисков и развития, которым мы обязаны матушке Природе, иными словами — результат долгого процесса эволюции, которая устраняла все несовершенное и, наоборот, благоприятствовала всему, что работало. Геном пришел к нам через века, он представляет собой общее наследие человечества, которое мы должны завещать потомству. А мобильный телефон — всего лишь игрушка-однодневка.
Он открыл дверь.
На Люси дохнуло морозом.
Холодная комната.
Глаза Люси изумленно раскрылись, ее охватило какое-то странное чувство. Она и представить себе не могла, что мумификация с помощью холода способна создать настолько впечатляющее зрелище. Трое неандертальцев, члены одной семьи, совершенно голые, завернутые в прозрачную пленку, лежали рядышком, слегка подтянув к груди ноги, малыш — между отцом и матерью. Глазные орбиты у ребенка были пустыми, челюсти, лишенные мышц, обвисли, казалось, он плачет. Сильнее всего поражали у всех троих мощные надбровные дуги, скошенные так, что казалось, лоб плавно переходит в затылок. Лица, смахивавшие на звериные морды, кости тяжелые даже на взгляд, руки и ноги короткие, все трое плотные, коренастые. Зубы крупные, одни явно стерты, другие сломаны, почернели. Люси, преодолевая дрожь, подошла поближе, наклонилась, прищурилась. На высохших животах мертвых людей она заметила линии, похожие на глубокие надрезы, даже не линии — почти провалы, напоминавшие искаженные яростью рты. У всех, в том числе и у ребенка.
