Марсель Монтечино - Убийца с крестом
Малыш Бобби насупился.
— А знаешь, мам, я больше не хочу быть ученым.
— Почему?
— Я собираюсь стать телекомментатором, как Дэн Рейзер.
— Неужели? Но ведь еще на прошлой неделе ты вроде бы собирался стать лауреатом Нобелевской премии.
— Да. Но мисс Абраме говорит, что в двадцать первом веке самым значимым для человека полем деятельности должны стать средства коммуникации, общение.
— Полем?! — Эстер изобразила испуг. — Что же это? Выходит, эта белая женщина хочет, чтоб мой сыночек работал в поле, где-нибудь на хлопке, как его предки?
— Мама!
Эстер расхохоталась.
— Иди сюда, маленький! — Она похлопала рукой по мягкому сиденью. Бобби подошел и устроился рядом в ее объятиях.
— Послушайте, маленький мужчина! Слишком уж серьезный для воскресного утра получается у нас разговор. Какие у вас на сегодня планы?
— Ты о чем это? — подозрительно спросил он.
— Не желаешь ли отправиться на свидание с одной высокой, очень сексуальной брюнеткой?
Малыш Бобби нахмурился.
— Не хочу ехать к бабушке Фиббс! Потому что по воскресеньям у нее вечно торчат эти дамы из церкви и лезут ко мне со щипками и поцелуями...
— Но я вовсе не предлагаю тебе ехать к бабушке Фиббс.
— А потом должен прийти Дуэйн, и мы будем играть в бейсбол.
— Господи, я же не прошу сопровождать меня в Тимбукту, в какую-нибудь чертову даль! Просто покатаешься с мамочкой. Неужели я прошу невозможного?
На секунду Бобби задумался, потом лицо его расцвело в улыбке, и он чмокнул Эстер в щеку.
— Конечно, мамочка!
— Тогда вперед, детка! Не хочу надолго отрывать тебя от важных занятий. — Она прижала сына к себе и прошептала ему на ушко: — А тот, кто соберется последний, будет мыть посуду! — Малыш Бобби моментально вырвался и помчался наверх. Эстер — следом, хохоча и дергая его за край майки.
Двадцать минут спустя они уже катили по автостраде на Санта-Ана, в южном направлении. Смог сгустился, погода стояла совсем не воскресная. Ветви пальмовых деревьев, которыми было обсажено шоссе, казалось, поникли от выхлопных газов. Эстер подняла все стекла и включила кондиционер.
Малыш Бобби крутил ручку настройки радио, перебирая один музыкальный канал за другим.
— Эй! — жалобно воскликнула Эстер. — Это же была Уитни Хьюстон.
Но малыш Бобби, не обратив на ее слова ни малейшего внимания, продолжал крутить диск, пока не поймал трансляцию матча с участием «Энджелс». С улыбкой взглянул на мать.
— Дуэйн говорит, что «Доджерз» должны встретиться в «Энджелс» в мировом чемпионате. Матч будет транслироваться на весь мир.
— О! Вон оно что...
— Дуэйн говорит, что это в первый раз, такого до сих пор еще не было!
— Вот как?
— Дуэйн говорит, что никто из нашего класса никогда не входил и не войдет в состав бейсбольной команды.
— Знаешь, что я тебе скажу, — медленно начала Эстер, — все когда-нибудь бывает в первый раз. И нечего относиться к болтовне твоего Дуэйна как к Священному Писанию. Тоже мне, истина в последней инстанции.
— Ты так считаешь, мама?
— Я полагаю, что если ты очень сильно захочешь организовать в своем классе бейсбольную команду, никто и ничто не сможет тебя остановить.
Какое-то время они ехали молча, вокруг кипело движение. По радио диктор распространялся на тему, насколько вопиюще безграмотно в этом сезоне защищают поле у своих ворот «Энджелс». Эстер покосилась на сына.
— Малыш?
— Угу? — рассеянно отозвался Бобби. Эстер убавила звук.
— А ты знаешь, что во вторник папа возвращается домой?
Бобби поднял на нее глаза. В стеклах очков блеснуло солнце.
— Да, мам.
— Так вот, — несколько неуверенно продолжала Эстер, — я бы хотела знать, как ты к этому относишься. Ты разве не рад?
— Конечно, мама. Наверное, рад.
— Что значит «наверное»?
— Да нет, конечно же, я очень рад, и все такое...
— Ты ведь скучал по папе, правда?
— Конечно, мама. Только...
— Что только?
— Только не хотелось бы, чтоб дома у нас снова начались все эти крики и скандалы. Как раньше, когда папа приходил домой... Я не могу заниматься, когда кричат и дерутся.
Эстер почувствовала, как сердце у нее дрогнуло и словно скукожилось. Словно клочок бумаги, объятый пламенем.
— И еще, мама. — Малыш Бобби обернулся и посмотрел на нее: — Ты говорила, что папу забрали потому, что он болеет. А Дуэйн сказал, что в тюрьму попадают только плохие люди. А больных забирают в больницу.
Не мешало бы добавить крысиного яда в сладкое, когда в следующий раз этот Дуэйн забежит к ним угоститься молоком с шоколадными чипсами, отметила про себя Эстер.
— Ты совершенно прав, малыш Бобби. Но иногда люди ошибаются. Иногда они помещают больного в тюрьму, а плохих людей — в больницу.
Бобби продолжал молча смотреть на нее.
— Твой отец был болен, — твердо заявила Эстер.
— А теперь поправился?
Эстер не сводила глаз с дороги.
— Будем надеяться, что да, малыш. Мы все на это надеемся.
— Потому что я не могу готовить уроки, когда в доме шум и драка.
— Не беспокойся, детка. — Она протянула руку и похлопала сына по бедру. — Никто больше не будет мешать тебе заниматься. Никто и ничто, обещаю. Ой, мы же чуть не проскочили съезд!
Эстер резко свернула направо. Машина, ехавшая следом, тормознула и сердито засигналила. Эстер и малыш Бобби только хихикнули, съезжая на боковую дорогу, ведущую под уклон.
— Куда мы едем, мама? Я здесь раньше никогда не был.
— Это Промышленный центр, детка.
— Ну и?.. Куда мы все-таки едем?
— Я же сказала.
— Куда?
— Это сюрприз.
— А когда мы туда попадем?
— Прямо сейчас! — Эстер свернула на дорожку, усыпанную гравием и выходящую на площадку перед невысоким кирпичным зданием. За домом виднелся длинный ряд клеток, обнесенных высокой изгородью. Вывеска у входа гласила: «Центральный приют для животных южного округа». Эстер выключила мотор, и воздух наполнился собачьим лаем и завыванием. Малыш Бобби с удивлением посмотрел на мать.
— Ду-ду! — изобразила звук трубы Эстер. — Сюрприз!
Малыш Бобби перевел взгляд на здание, затем — снова на мать.
— Я что-то не пойму, мама...
— Помнишь мисс Реджину, даму, которая у меня работала?
— Ага.
— Так вот, теперь она работает здесь. В комиссии по контролю над численностью домашних животных.
— О! — откликнулся малыш Бобби, откинувшись на сиденье.
— И она кое-кого присмотрела. Для тебя.
Бобби, похоже, пребывал в полном смятении.
— Послушай, — произнесла Эстер таинственным шепотом. — Чего бы тебе больше всего хотелось на этом свете?
Малыш Бобби задумался.
— Войти в школьную команду.
Эстер покачала головой.
— Нет, не то. Какую вещь ты бы хотел иметь больше всего на свете?
Бобби прикусил нижнюю губу.
— Маленький компьютер.
— Нет, не то, детка. На втором месте.
Малыш Бобби недоверчиво уставился на мать.
Эстер решила помочь: «М-р, м-р...»
— Котенка!
— Угадал! — воскликнула Эстер. — Идем!
Малыш Бобби выкатился из машины и преодолел лестницу у входа прежде, чем Эстер успела отворить дверцу автомобиля.
— Идем же, мама! Идем! — Бобби затанцевал от нетерпения, как делают дети, когда хотят писать. — Ну, скорее же, мам!
— Иду, иду!
Полы в холле были покрыты выщербленной плиткой и устланы газетами. В воздухе стоял острый звериный дух и запах экскрементов, но все перекрывала кислая вонь какого-то дезинфектанта. Посредине над стойкой из пластика возвышалась темнокожая женщина неопределенного возраста в коричневой униформе. Цвет костюма в точности гармонировал с цветом кожи. Позади нее от пола до потолка поднимались клетки, где обитали кошки, котята, маленькие собачки, щенки и даже целый выводок енотов. В одной из клеток сидела пара зеленых попугаев.
— Эстер! — воскликнула женщина в униформе. — Как поживаешь, детка? Как дела?
— Реджина! Смотрите-ка, какой на ней костюмчик! — рассмеялась Эстер, — Ты выглядишь просто шикарно!
Реджина была очень ухоженной и нарядной дамой с пышными формами. Высокая грудь, широкие бедра, соблазнительный зад. Под жакетом виднелась белая, туго накрахмаленная блузка. На запястьях блестели и звенели золотые браслеты.
— Иди сюда, Эс, — сказала Реджина и, обогнув стойку, подошла к подруге и обняла ее. — Могу поклясться, девочка, ты еще больше похудела. Хотя уж больше вроде бы некуда. Одна кожа да кости!
— Ты же знаешь меня, Ри. Сколько ни ем, все не впрок. Я всю жизнь такая.
— Нет, дело не в этом. — Реджина выпустила ее из объятий. — Слишком много работаешь. И слишком долго. И так — всю жизнь.
— Ну, ты же знаешь, какая на этот счет есть поговорка. Не потопаешь — не полопаешь.
— Слыхала. А кто это тут у нас такой толстый, того гляди лопнет?
Малыш Бобби, терзаясь нетерпением, перебегал от одной клетки к другой. Глаза его сверкали.
