Сергей Бакшеев - Проигравший выбирает смерть
Есенин остановился у растопыренных лап железной опоры и громко объявил:
– Привал.
Заколов усадил Нину спиной к опоре, закатал ей штанину. Ступня распухла, в подъеме проступило кроваво-синее пятно.
– Ты как? – спросил он, осторожно притрагиваясь пальцем к ноге.
– Болит, но уже привыкла, – покорно ответила девушка и попыталась улыбнуться.
Она смотрела на Тихона, и в ее взгляде одновременно отражались глубокая благодарность и робкое извинение. Заколов глядел в ее лицо и не узнавал прежней дурнушки Нины. Она неровно дышала, приоткрыв припухшие искусанные губы, ее глаза блестели от былых слез, налившись чувственностью, волосы потеряли шарообразную пышность, тонкие влажные пряди игриво спутались, щеки слегка впали и побледнели.
– Ну, как я выгляжу? – с обиженной ухмылкой поинтересовалась Нина.
– Ты красивая, – еле слышно ответил Тихон.
– Не обманывай, – она ткнула кулачком в грудь парня и отвела взгляд. Стало видно, как на тонкой шее пульсирует маленькая жилка.
– Ты самая красивая, Нин, – повторил Тихон, совершенно не лукавя. – Ты…
Но договорить он не успел. Подошедший сзади Ныш, как молотком, с размаху шлепнул по голове рукоятью пистолета. Мгновенно обожгла боль, глаза разорвала колючая вспышка, сквозь которую толчками протискивался крик. Откуда он, изнутри, снаружи?
Но тут же все стихло и придавило темнотой.
Глава 48
Есенин с Хамбиевым вышли к небольшому одинокому домику у железнодорожного переезда. Здесь железную дорогу пересекала растрескавшаяся, наполовину занесенная песком автомобильная дорога. Заржавевший шлагбаум глядел тонким концом в небо и было похоже, что в таком состоянии он застыл очень давно.
Ныш тащил упирающуюся Нину, ехидно мял ее руками. Девушка сопротивлялась, хотела вырваться, но Ныш держал её крепко и только посмеивался. Иногда Нина пыталась идти сама или плюхалась на землю и в слезах требовала, чтобы ее бросили, но каждый упор на сломанную ногу причинял резкую боль, а остаться одной ей не позволяли.
– Ромашка, ну чем я хуже твоего студента? К нему ты прижималась, а меня отталкиваешь? Забудь про него. Студента больше нет. В борьбе победил сильнейший, – самодовольно твердил Хамбиев. – Да не толкайся ты, дура. У меня же ребра треснули. Мною, Ромашка, бабы довольны. Попробуй, тебе тоже понравится.
Нина беззвучно плакала от бессилья и прикрывала грудь локтями. Есенин всю дорогу молчал, не оборачивался, но двигался медленно, позволяя Нышу с Ниной не отставать. Когда подошли к домику у переезда, он остановился около рассохшегося штакетника, опоясывающего жалкие огородные грядки, и хмуро произнес:
– Здесь живет знакомый моего отца. Никому не вякать, говорить буду я.
Ныш расправил прилипшие к потному лбу волосы и напомнил Есенину:
– Нас Бек ждет.
– Помню, – отрезал вор, прошел во двор и стукнул в дверь.
На пороге появился пожилой человек в стареньком кителе железнодорожника. В руках он держал фуражку, которую тут же нахлобучил на взъерошенные, давно не стриженные, седые волосы. Лоб и щеки прорезали глубокие морщины.
– Здрасьте, дядя Федя, – буркнул Есенин, старясь заглянуть хозяину за плечо.
Ожившие глаза старика бегло, но пытливо осмотрели гостей.
– А я думаю, никак начальство пожаловало. Вовка, ты?
– Узнал, – Есенин попытался приветливо улыбнуться, отчего в одном из уголков губ лишь на мгновение показались два желтых зуба.
– Да я тебя, охламона, вот с таких пор помню, – железнодорожник провел ладонью около колена. – Как батя? Вспоминает меня?
– А то, конечно.
– Я к нему на день Победы обязательно вырвусь. Так и передай. Нам фронтовикам есть что вспомнить.
– Передам, – Есенин нерешительно потоптался.
– Да ты заходи, заходи, Вов. И товарищей своих зови. Что это у вас с девушкой?
– В аварию мы попали, дядь Федь. Машина разбилась. Девчонка ногу повредила. Приютить ее на время надо.
– Да как вас угораздило? С тех пор как новую дорогу открыли, здесь уж два года никто не ездит.
– Я вижу. Тут многое изменилось.
– Чего мы стоим? Проходи! – встрепенулся хозяин домика. – А девушку вот сюда, – старик протопал по скрипучему полу в небольшую спаленку и указал на кровать с пирамидкой пухлых подушек.
Нина легла и блаженно вытянула ноги. Ныш незаметно осмотрел все комнаты небольшого домика, никого не нашел и, успокоившись, расположился на кухне.
– Аварии, всюду аварии, – вздохнул старик. – И у нас на дороге, слышал, поезда столкнулись.
Есенин кивнул и тихо поинтересовался:
– Ну и как?
– Уже пошли поезда, пошли. Наладилось.
Как бы в доказательство его слов за стенкой прогрохотал состав.
Есенин отвел старика в сторону и тихо произнес:
– Девчонка останется у тебя на пару дней.
– Так ей же к врачу надо.
– Потом врач. Пока сам за ней посмотри. Не выпускай отсюда и никому не говори про нее.
– Спрятать, что ли?
– На кой ее прятать. К тебе же никто не заглядывает.
– Да, никто. Давно уже никто не заходит. Только раз в месяц пенсию привозят. На пороге дадут, и назад, – вздохнул старик.
– Вот и хорошо. А девчонка сейчас не ходок. Дня через три, я за ней заеду, – пообещал Есенин.
– А если ты не придешь, Вов?
– Если не приду, – Есенин задумался. – Если через пять дней не появлюсь, отправь ее на станцию. Раньше нельзя, мне навредит. А потом уж мне все равно будет.
Старик послушно и немного испуганно кивал:
– Понятно, Вов. Я ее подлечу пока?
– Это можно. Только отпускай – строго через пять дней! И чтобы ни одна живая душа о девке не знала. Не вздумай ослушаться! – предупредил Есенин, потом придвинулся к старику и, глядя в упор, произнес: – Ты же меня знаешь. Если что – не обессудь.
Вор убедился, что старик выполнит поручение, и уже мягче продолжил:
– И еще одна просьба. У тебя, дядь Федь, вроде был мотоцикл?
– Имеется. Я редко его теперь завожу. Раньше, когда жена была жива, она все время в район норовила съездить…
– Мне нужен твой мотоцикл, – перебил старика Есенин. – Через три дня верну.
Старик замялся.
– Тут это, такое дело, – старик, отводя взгляд, старательно подбирал слова. – Ты, Вов, птица вольная. Сегодня здесь, а завтра – ого где! А для меня мотоциклетка, ну, сам понимаешь. Хотя и старый я уже, и права мне не продлили…
– Вот чего предлагаю, – вновь перебил Есенин. – Куплю я у тебя мотоцикл.
Он достал несколько купюр и сунул старику:
– Вот. Сколько есть. Остальное потом.
Старик неловко разглядывал деньги, боясь поднять глаза.
– Немного, – вздохнул он.
Жующий что-то Ныш с ухмылкой сидел за столом и прислушивался к разговору. Есенин резко повернулся к нему:
– Доставай деньги, у тебя еще оставались.
– Откуда? Я тебе все отдал, – Ныш изобразил удивление.
– Давай, некогда кочевряжиться, – Есенин дернул Ныша за ремень и запустил руку в карман.
– Полегче, – ойкнул Ныш. – У меня же ребра!
Воспротивиться Есенину он не успел, одна рука была занята бутербродом. Есенин выудил пачку денег и изумленно спросил:
– Откуда столько?
– Места знать надо! – огрызнулся недовольный Ныш.
– Откуда? – Есенин встряхнул Ныша.
Хамбиев побледнел, оттолкнул вора и язвительно зашипел:
– Мать, не переживай. Через неделю верну с лихвой. Твой Вовчик.
– Ах ты крыса! – кинулся Есенин к Хамбиеву, догадавшись, что тот украл деньги у его матери.
– Полегче! – Ныш выхватил пистолет и уперся стволом в живот наседавшего Есенина. – Старикам деньги ни к чему, а нам в самый раз.
– Заткнись, сволочь! – Есенин сделал шаг назад и показал на оружие. – Убери, безмозглый болван. Убери, я сказал!
Ныш нехотя подчинился.
– Иди во двор, жди меня там! – приказал Есенин и обернулся к ошарашенному старику. – Вот еще деньги, дядя Федь. Теперь вполне достаточно. Мотоцикл я покупаю. Где он у тебя?
– В сарайке, – старик растерянно смотрел на деньги.
– Давай ключи, мы уезжаем. А за девчонкой приглядывай, как договорились.
Старик не стал выходить из дома. Он понуро сидел на кухоньке, смотрел на разворошенную еду и слушал, как во дворе прощально затарахтел мотоцикл. Когда звук двигателя стих, он прошел в горницу. На кровати лежала Нина, и безвольно смотрела в потолок.
– Что, дочка, больно? Давай посмотрю твою беду, – он прощупал ногу девушки, слегка надавливая пальцем. – Так больно? А так? Не кричи, я уже все. В войну и не такое было. Сейчас я что-нибудь придумаю.
– Мне надо в город, а у меня нога. Вы мне поможете? – с надеждой в голосе спросила девушка.
Старик замялся и ответил коротко:
– С ногой – да.
Он вспомнил наставления Есенина, плотно задернул шторы и пошел закрывать дверь.
Глава 49
Заколов очнулся – сидит на земле. Но это он понял не сразу. Сначала мутный взор увидел вытянутые ноги: пыльные джинсы и грязные кроссовки. Что это? Чьи они? Потом Тихон распознал свою обувь и сильно удивился – как далеко его ступни, до них не достать! Он попытался шевельнуть рукой и обнаружил, что привязан спиной к опоре линии электропередач.
