Хизер Гуденкауф - То, что скрыто
– Я забыла, сколько ему? – спрашиваю я, и голос у меня снова срывается.
– Месяц назад исполнилось пять, – с гордостью отвечает Клэр. – Мы точно не знаем, в какой день он родился, но вряд ли он был старше месяца, когда его подбросили в пожарное депо.
– В пожарное депо? Его подбросили в пожарное депо?! – Мне по-прежнему кажется, что говорю не я, а кто-то другой. Я откашливаюсь, отпиваю газировки. Все как-то не вяжется. Все было не так!
– Мать оставила его в пожарном депо на том берегу реки, на Оук-стрит. Среди ночи его нашел дежурный, вызвал службу спасения, и малыша отвезли в больницу. На следующий день нам позвонили из Департамента здравоохранения и социальных служб, и мы забрали Джошуа к себе.
– Его мать нашли? Выяснили, кто она такая?
Сердце готово выскочить у меня из груди. Я внушаю себе: Клэр не знает, она не может ничего знать. О том, что Джошуа – мой ребенок, известно очень немногим.
Клэр качает головой:
– Нет. Мать так и не разыскали. Решили, что это какая-то молодая девушка, которая приехала из другого города, подбросила младенца, а потом снова уехала.
– А его отец? – спрашиваю я.
Клэр пожимает плечами:
– Понятия не имею. Мы с Джонатаном долго боялись. Были уверены, что кто-то явится за Джошуа и заявит на него свои права. Но никто так и не объявился. Через полгода мы забрали его домой и официально усыновили. – Клэр отталкивает тарелку. – М-м-м, вкусно, но я объелась. Нам пора возвращаться!
Вдруг я вспоминаю, что не могу расплатиться за обед; деньги, которые дал мне отец, я оставила у Олин. Клэр, должно быть, замечает выражение ужаса на моем лице, потому что она утешительно хлопает меня по руке.
– Сегодня я угощаю, – говорит она. – А в следующий раз – ты.
– Ладно, спасибо. – Я вздыхаю с облегчением.
Мы возвращаемся в магазин и до вечера обслуживаем многочисленных покупателей. И только когда Джошуа вбегает в «Закладку» и я вижу его во второй раз, я убеждаюсь до конца. Он вылитый Кристофер. У него такое же худое лицо и такие же красивые карие глаза. Зато волосы у него мои – светлые-светлые и совершенно прямые.
– Привет, мам! Здрасте… – Джошуа старается вспомнить, как меня зовут, и невольно косит глазами.
– Эллисон, – подсказывает Клэр.
– Здрасте, Эллисон, – говорит он.
Я осторожно смотрю ему в лицо и гадаю: может ли он на каком-то подсознательном уровне узнать меня. Может, если он как следует, долго будет смотреть на меня и слышать мой голос… Понимаю, нелепо верить, что он бросится ко мне на руки и прошепчет: «Наконец-то ты вернулась! Я знал, что ты придешь!» И все же в глубине души я верю, что в нем мелькнет искра узнавания, как свет от светлячка в теплую летнюю ночь. Надеюсь, что между нами промелькнет такая искра.
Но он равнодушно взглядывает на меня и отходит.
– Можно перекусить?! – кричит он из подсобки.
Он не знает меня. Я для него никто. Мне бы почувствовать облегчение, но я не чувствую. Мне становится немного грустно.
– Он знает? – спрашиваю я у Клэр, убедившись, что Джошуа нас не слышит. – Он знает, что его усыновили?
– Да, – кивает Клэр. – Мы ничего от него не скрываем. Каждый год празднуем и день его рождения, и тот день, когда он попал к нам.
– Он спрашивает о ней… о своей матери? – Мне страшно услышать ответ.
– Не часто, – отвечает Клэр. – Но мы внушаем ему, что она совершила очень хороший поступок. Что она хотела, чтобы ему жилось лучше, и, должно быть, очень любила его, раз отдала.
– Вот как, – говорю я. – Как мило!
– Итак. – Клэр смотрит на календарь. – Сможешь прийти в четверг, субботу и воскресенье?
Я стараюсь сосредоточиться на датах, но не могу. Календарь у нее особенный. С обложки на меня смотрит большая фотография Джошуа в ярко-зеленой футбольной форме, который прижимает к груди мяч.
– Эллисон! – говорит Клэр. – Ты согласна столько работать? Для тебя это не слишком много?
Я с трудом заставляю себя оторваться от календаря.
– Нет. Для меня чем больше работы, тем лучше.
– Вот и отлично. В субботу поработаешь с Вирджинией. Она пробудет здесь только до октября, а на зиму они с мужем уедут во Флориду. Если захочешь, сможешь взять и ее часы.
Я слышу Клэр, но вижу перед собой Джошуа в футбольной форме. Он играет в футбол! Совсем как я. Интересно, что еще у нас с ним общего?
Чарм
У нее еще два часа до того, как ехать в больницу Святой Изадоры. Все практикантки работают во всех отделениях по очереди. На следующей неделе Чарм переводят в психиатрическое. Общение с тамошними больными вряд ли будет для нее в новинку; Чарм с детства наблюдала мать и ее многочисленных дружков, три четверти из которых были настоящими психами. Все, кроме Гаса, конечно. Чарм чувствует себя немного виноватой за то, что вчера пулей вылетела из материного дома. Она позвонила матери и извинилась за то, что сорвалась. И все же в конце разговора не удержалась от вопроса: по-прежнему ли Риэнн собирается замуж за Бинкса? Вместо ответа мать швырнула трубку.
Чарм уже поработала в гериатрическом[3] отделении, в отделении болезней внутренних органов, в детском отделении, в клинике акушерства и гинекологии. Вот где ей было тяжелее всего. Она смотрела на толстеньких, розовых новорожденных, туго запеленатых в целях безопасности, и думала: в свое время она еще не умела так пеленать – и Гас тоже. Они просто прикрывали малыша одеялом и надеялись на лучшее. Чарм часто думает: «Если бы только я тогда знала и умела все, что знаю и умею сейчас, я управлялась бы с малышом куда лучше!»
После того как Эллисон Гленн уехала, а Кристофер сбежал, Гас и Чарм долго стояли на месте в каком-то оцепенении. Чарм прижимала к груди орущего младенца, покачиваясь взад-вперед, стараясь его утешить.
– Ты знаешь эту девочку? – спросил Гас, перекрикивая младенца.
– Ее зовут Эллисон Гленн, – сама себе не веря, ответила Чарм. Эллисон Гленн и Кристофер? Чарм до сих пор не может себе представить своего брата и Эллисон Гленн вместе. Оказывается, они встречались. Занимались сексом. – Она учится в моей школе. На следующий год заканчивает. Мы с ее сестрой учимся в одном классе, – объясняет она Гасу.
– Мы должны срочно кому-то позвонить. Ребенка надо в больницу, – сказал Гас, сгибаясь пополам в приступе кашля.
– А может, они вернутся, – шепчет Чарм.
Малыш перестает плакать; его подернутые поволокой глазки непонятного цвета щурятся на свет. Розовые губки образуют дрожащий кружок.
– Не знаю, – сомневается Гас. – Его надо показать врачу.
– Эллисон Гленн… она самая лучшая ученица в школе. Я даже не знала, что она была беременна! – удивляется Чарм. – Она обязательно вернется – или она, или Кристофер. Нельзя же просто взять и сбежать. Они должны вернуться!
Гас по-прежнему сомневается. Чарм не представляет, как они отвезут малыша в больницу и расскажут всему свету тайну Эллисон Гленн.
– Гас, ты ведь был пожарным. Ты сам рассказывал, что один раз тебе пришлось принимать роды…
– Я только помогал принимать роды, а потом мы сразу отвезли новорожденную девочку в больницу, – возражает он, тяжело дыша. – Матери малыша… той девочке… похоже, тоже нужно в больницу. А мы должны отвезти ребенка к врачу.
– Давай немного подождем… Ну, пожалуйста! – просила Чарм. – Похоже, он здоровенький.
Гас вздохнул и тяжело опустился в кресло.
– Ему нужно кое-что купить… детское питание, подгузники. Ладно, Чарм, дадим его родителям несколько часов. Вот и все. Это не игрушки!
Гас решительно вышел из дому и вскоре вернулся с четырьмя пакетами, набитыми всем, что может им понадобиться при уходе за новорожденным.
– Надо же, сколько всего! – поразилась Чарм, передавая Гасу спящего младенца. Она достала из пакета два одеяльца, два слюнявчика, бутылочки, пакеты с молочной смесью и крошечную голубую пижамку с вышитым на грудке медведем. Потом нашла красно-синюю бейсболку с эмблемой «Щенков». – Гас! – Чарм изумленно посмотрела на отчима. – Бейсболка-то ему сейчас зачем?
Он пожал плечами и устало улыбнулся.
– «Щенки» вербуют своих болельщиков смолоду!
В ту первую ночь они вдвоем сидели над младенцем, по очереди кормили его, держали на руках, оба понемногу влюблялись в него, хотя и понимали: он у них не задержится. Если Кристофер или Эллисон не вернутся, им придется что-то предпринять.
– Держись, – шептала Чарм на ушко малышу. – Все будет хорошо!
Сейчас Чарм идет в «Закладку». Ей хочется самой повидать уже пятилетнего Джошуа и Клэр. Сидя в машине, она видит через стекло витрины Джошуа; мальчик подпрыгивает, держа высоко над головой собачью галету, и смеется над Трумэном. Какой же ты храбрец, думает Чарм, любуясь мальчиком. Такой храбрец! Клэр подходит к Джошуа сзади, отнимает у сына собачью галету и отдает ее Трумэну. Чарм улыбается. У них все замечательно. В поле ее зрения попадает высокая девушка со светлыми волосами до подбородка. Хотя лица девушки Чарм не видит, она чувствует в ней что-то знакомое. Она как-то очень знакомо ходит, склоняет голову. и только по пути домой она соображает, кого напоминает ей та девушка. Эллисон Гленн!
