Хизер Гуденкауф - То, что скрыто
– Передай ей, пожалуйста, что я звонила, – прошу я бабушку.
– Конечно, – говорит она. – Эллисон, каку тебя дела? Ты виделась с родителями?
– У меня все хорошо, – говорю я. – Не то чтобы мама с папой встретили меня с распростертыми объятиями. Зато сегодня я вышла на работу. Устроилась в книжный магазин.
– Умница, – с воодушевлением говорит бабушка. – Вот видишь, ты уже встаешь на ноги!
– Бабушка, Бринн когда-нибудь вспоминает о той ночи? Она что-нибудь тебе рассказывала?
На другом конце линии молчание; я боюсь, что нас разъединили или, хуже того, что бабушка бросила трубку.
– Бабушка! – зову я.
– Нет, она никогда не говорит об этом, – с грустью отвечает бабушка. – А мне бы хотелось, чтобы она говорила. По крайней мере, с врачом. Если постоянно держать все в себе, ничего хорошего не выйдет. Эллисон, я передам ей, что ты звонила. А ты будь осторожна, ладно?
– Спасибо, бабушка. Пока! – говорю я и нажимаю отбой. Видимо, не только я умею хранить тайны.
Мне кажется, что волосы стали для меня слишком тяжелыми и жесткими. Может, попросить Флору подстричь меня вместо педикюра? Я вспоминаю слова Олин насчет надежды и спускаюсь вниз, откуда доносится смех.
Чарм
Сколько бы Чарм ни смотрела на молодых матерей, которые прижимают к себе новорожденных – а в больнице она часто видит их, – она вспоминает ту ночь.
Это случилось пять лет назад. Гас заснул в кресле. Окна были широко распахнуты, и в сетчатую дверь проникали порывы холодного ветра – редкость для июля. Вечером прошел сильный ливень; все кругом благоухало свежестью и чистотой. Чарм смотрела телевизор в темноте, прикрутив звук, чтобы не разбудить Гаса. Последнее время он спал плохо. Ему было все труднее дышать, и за ночь несколько раз вставал и шумно откашливался. Тогда они еще не понимали, в чем дело. Видимо, именно тогда и началась его страшная болезнь.
Чарм услышала хруст гравия – к дому подъехала машина. Она встала с дивана и подошла к окну. Перед домом остановилась маленькая машина с выключенными фарами, со стороны пассажирского места кто-то вышел. Она не видела, мужчина это или женщина. Фигура двигалась медленно, шаркая ногами, как будто ей было очень больно. Потом Чарм разглядела что-то у нее на руках. Каждые несколько шагов она останавливалась, словно отдыхая, набираясь сил.
– Гас! – тихо позвала Чарм, вдруг испугавшись.
Отчим продолжал спать.
Она включила верхний свет. И увидела Эллисон Гленн, которая училась в предпоследнем классе их школы. Эллисон считалась красавицей, умницей, отличной спортсменкой и просто милой девушкой. Чарм понятия не имела, что ей понадобилось у их дома. Чарм даже не знала, замечает ли ее Эллисон, знает ли она о ее существовании. Эллисон была одета в спортивный костюм, ее светлые волосы были собраны в неряшливый пучок. Вид у нее был нездоровый, а лицо бледным, как луна, которая только что показалась из-за туч, но, как всегда, красивым. Чарм прищурилась, силясь разглядеть, кто сидит за рулем. Еще одна девочка – темноволосая; волосы закрыли лицо. Чарм услышала, что вторая девочка плачет.
– Гас! – снова позвала она, на этот раз громче.
Не успела она ничего сказать, не успела открыть сетчатую дверь, как Эллисон устало и испуганно спросила, озираясь по сторонам:
– Кристофер дома?
– Сейчас я его позову. Заходи! – ответила Чарм, глядя на странный сверток в дрожащих руках гостьи.
Эллисон дрожала так сильно, что Чарм испугалась: сейчас уронит.
– Нет, я подожду здесь, – ответила Эллисон, клацая зубами.
К Чарм подошел Гас; он посмотрел через ее плечо.
– Она к Кристоферу, – объяснила Чарм.
Гас презрительно фыркнул; Чарм уже привыкла слышать от него такой звук всякий раз, как кто-то заговаривал о Кристофере.
– Хм! А кто она такая? – осведомился он.
Вторая девочка в машине заплакала громче, отчаяннее.
– Ей плохо? – обеспокоенно спросила Чарм.
Эллисон устало обернулась.
– Ничего, ничего, все нормально. Пожалуйста, позови Кристофера.
Чарм подбежала к двери брата и постучала.
– Что?
– К тебе пришли! – крикнула она. – Давай скорее!
– Сейчас, сейчас… Кто там? – Кристофер распахнул дверь – высокий, красивый. Следом за ним в коридор вырвалось облако дыма.
– Ты что? – возмутилась Чарм. – Знаешь ведь, курить в доме нельзя!
– Кто там? – снова спросил он, как будто не слышал ее, и провел рукой по густым каштановым волосам.
– Эллисон Гленн, – ответила Чарм.
Кристофер застыл, и она заметила на лице брата новое выражение. В глазах загорелось нечто невиданное прежде – надежда?
– Откуда ты знаешь Эллисон? – спросила она, следом за ним возвращаясь к двери.
– Кристофер, – сказала Эллисон, стараясь сдерживаться, но ей это не удалось. Выглядела она ужасно.
– Что с тобой? – взволнованно спросил Кристофер, но быстро стал самим собой: на лице появилась непроницаемая маска. – Что ты здесь делаешь? – Голос его стал ледяным.
Чарм и Гас наблюдали за тем, как они смотрят друг на друга. Эллисон и Кристофер одинаково пытались изобразить холодность и равнодушие. Чарм знала, что Эллисон во всем привыкла брать верх, но выглядела она так плохо, так жалко. Она тогда еще подумала: такая девочка – не пара Кристоферу. Оказалось, она ошиблась.
– Вот. – Эллисон протянула Кристоферу сверток. – Он твой. Ты и разбирайся с ним.
Кристофер тупо смотрел на сверток и чуть не уронил его, когда сверток запищал.
– Боже! – Он побледнел. – Что это?
– Осторожнее, – сказала она, глядя Кристоферу в глаза. – Там ребенок, – добавила она как нечто само собой разумеющееся. – Твой ребенок. Я… не могу его оставить.
Чарм медленно подошла к ним и потянулась к свертку.
Откинув край полотенца, она увидела сморщенное красное личико. Ребенок заплакал, и его плач сливался с плачем незнакомой девочки, которая оставалась в машине. Плечи у нее сотрясались от рыданий.
– Почему? – спросила Чарм.
– Не могу, и все, – ответила Эллисон и заковыляла назад, к машине.
– Эй! – закричал Кристофер ей вслед. – Эй, он мне не нужен! А ну, вернись!
Не слушая его, Эллисон с трудом взялась за дверцу машины.
Гас и Чарм переглянулись; потом оба посмотрели на младенца. Его костлявые ручки-прутики судорожно дергались у головы.
– Ш-ш-ш! – прошептала Чарм, уже любя его.
Гас окликнул Эллисон:
– Ты что, в самом деле решила, что он позаботится об этом малыше?
Она остановилась, повернулась к ним, и лицо у нее было невыносимо грустным.
– Он должен.
Гас и Чарм, оцепенев, смотрели на крошечного мальчика. Кристофер вихрем вылетел из дома с рюкзаком в руках. Убежал под дождь, захлопнул за собой дверь и ни разу не оглянулся. Гас сердито звал его, а Чарм с благоговейным ужасом смотрела на младенца. Грудь ей распирали ужас и изумление. Как она позаботится об этом тощеньком, краснолицем ребенке, когда ей не на кого рассчитывать, кроме себя самой?
Бринн
Мы с Майло сидим на кухне. Я обучаю пса сидеть на месте, хотя уже подошло время обеда и рядом стоит его миска, полная еды. Очень жалко так мучить пса, но навык послушания – один из основных в общем курсе дрессировки. Вначале я заставляла его ждать несколько минут, постепенно мы дошли до двадцати. Майло сидит, напрягая все мускулы, и с надеждой смотрит на меня – ждет, когда я подам сигнал, который его освободит.
Некоторые верят в то, что собаки – экстрасенсы, что у них паранормальное восприятие окружающего мира, благодаря которому они заранее узнают о приближении хозяина или умеют предсказывать опасность. Вообще-то знаменитое собачье шестое чувство в основном связано с их потрясающим обонянием. Известно, что они способны распознать приближение эпилептического припадка или начальную стадию инфаркта. Некоторые верят, что собаки способны почувствовать некоторые виды рака у человека еще до того, как врач поставит диагноз.
Я невольно вспоминаю Эллисон. Может, в нашей жизни все сложилось бы по-другому, если бы у нас была собака. Интересно, способен ли какой-нибудь супергениальный золотистый ретривер распознать беременность на ранних сроках? Сумела бы собака понять, что творится в еще маленьком животике Эллисон, задолго до того, как я или родители поняли, что происходит? А может… может быть… еще до того, как полицейские увезли Эллисон, он бы побежал к родителям, сказал им, что Эллисон плохо. И тогда мне не пришлось бы делать то, что я сделала. Не знаю.
Мне хватило бы и того, что сестру арестовали, но хуже всего было то, что ее арестовали по моей вине. Это я тогда перепугалась и позвонила в полицию. Я не хотела, чтобы Эллисон попала в беду. Но я не спала с той самой ночи, когда она родила. Я не могла думать ни о чем другом, кроме малышки. Ей так холодно и мокро в реке! Меня круглые сутки била дрожь, я задыхалась. У Эллисон подскочила температура, а кровотечение не прекращалось. Я пыталась намекнуть родителям, что Эллисон больна, но они, как всегда, были поглощены собственной жизнью. Мать только заглянула к Эллисон в комнату и спросила:
