Деон Мейер - Смерть на рассвете
В конце концов я сделал выбор, потому что мне льстило представлять себя ученым, преподавателем. Моя самооценка выросла до небес. Я гордился тем, что стал учителем, а не исполнителем, радовался, что смогу работать головой. А потом я получу титул, который куда более весом, чем звание. Однажды я стану доктором. Потом — профессором.
Изучая психологию, я разработал теорию: большинство, если не все решения, которые мы принимаем, призваны подпитать нашу самооценку, наше эго. Мы выбираем машину, одежду, район для проживания, друзей, любимые напитки, и все это нацелено на создание уникального образа, с помощью которого можно заявить миру: «Вот я какой». И тогда восприятие мира станет зеркалом, в котором мы отражаемся, и, подобно Нарциссу, постепенно полюбим свое отражение. В феврале 1989 года я начал работать на факультете полицейской подготовки в Южно-Африканском университете. В то же самое время я переехал в квартиру побольше и получше в Саннисайде. И сменил старенький «ниссан» на почти новый «фольксваген-гольф». Я неуклонно и решительно двигался наверх.
Мне недоставало одного: Любви с большой буквы.
Женщины в моей жизни были. Короткие связи в первые годы в Претории время от времени перемежались более долгими отношениями. Оглядываясь назад, я, с некоторой долей стыда, должен признать, что все эти романы завязывались из удобства. Нет, я не эксплуатировал женщин сознательно. Просто естественным образом коротал время в ожидании великой Любви, того напряженного и чудесного мига, когда я посмотрю женщине в лицо и пойму: вот Она!
Все мои временные спутницы обвиняли меня в том, что я боюсь связывать себя узами брака. «Связывать себя обязательствами» — модное выражение, почерпнутое в журналах «Космополитен» и «Фемина», из статеек под названиями: «Десять способов продлить ваши отношения». Они были правы. Я пытался приостановить углубление отношений с помощью никудышных отговорок. «Куда нам спешить? Разве не стоит сначала узнать друг друга получше?» Часто продолжительность романов находилась в прямой зависимости от уровня терпимости моих партнерш.
Был ли я не прав? По правилам любовной игры — да, наверное. Ведь я получал заботу и нежность, регулярный секс, спокойствие, но при всем том не желал связывать себя обязательствами.
Впрочем, я не могу считать себя совершенным негодяем. Я никогда не лгал женщинам. Я не обещал им вечной любви, я не изображал более глубокую преданность, чем чувствовал на самом деле. Дело в том, что ни одна из моих спутниц не была Той, Единственной.
Любая женщина стремится услышать от мужчины определенные слова. Нет, не «Я люблю тебя». А предложение руки и сердца.
Я не сексист. Я готов предоставить женщинам все права, которые им хочется приобрести для себя. Буду еще откровеннее. Я часто и легко признаю, что женщинам многое удается гораздо лучше, чем мужчинам. Особенно на профессиональном поприще. Женщины участливее, тактичнее, они не обременены избыточной агрессивностью, порождаемой тестостероном. Женщины от рождения наделены даром разделять чисто рабочие проблемы и вопросы тщеславия и мужского самолюбия. Но их напор на партнера и неуклонное подталкивание его к браку я вынести не в состоянии. Женщины всегда готовы распознать в тебе идеального спутника жизни.
Однажды — я только начинал служить в полиции — я пошел с девушкой в кино. Моя знакомая была хорошенькой и милой, из порядочной африканерской семьи. Она родилась и выросла в каком-то маленьком городке, Колесберге, Брандфорте или Коленсо. На середине фильма мы начали обниматься и постепенно прошли все стадии телесного сближения. Сначала мы просто держались за руки. Потом я положил руку ей на плечо. Потом мы целовались — робко и не очень. Потом я положил руку ей на грудь, расстегнул блузку, снял лифчик… Я ласкал отвердевшие соски, рука скользнула ниже. И тут моя подружка решительно остановила меня и прошептала: «Нет». Я слышал ее прерывистое дыхание, чувствовал ее бешеное сердцебиение — она, если употребить недостойное, шовинистическое слово, была готова.
Но земля обетованная под трусиками оставалась вне досягаемости.
— Почему? — с тоской спросил я.
— Потому что наши отношения еще не утвердились.
Обязательства. Вот каким был мой пропуск в рай.
Я часто размышлял о сексуальной нравственности женщин; сложная материя, в которой мне вряд ли суждено разобраться до конца. Больше всего меня интересовали условия, при которых женщины соглашались заниматься сексом. Любовь как общественный договор. Конечно, некие условия — своего рода защитный механизм от агрессивной мужской похоти, от стремления самца, как называла это моя мать, заронить свое семя. Но я никогда не забуду, как выразилась та моя подружка из Колесберга. Она не сказала: «Я не люблю тебя». Она сказала: «Потому что наши отношения еще не утвердились».
Обязательства становились валютой, пошлиной, которую следовало заплатить на пути к интимной близости. Но интереснее всего для меня были границы допуска, дальше которых я не мог продвинуться, не заплатив эту самую пошлину. Для некоторых, вроде той девушки из Колесберга, пограничная черта проходила в нескольких сантиметрах ниже пупка. Находились такие недотроги, которые объявляли вне закона даже грудь, если не видели перспективы долгосрочных отношений. Другие женщины отодвигали запретную черту, и мне позволялось трогать сад наслаждений, но только не вторгаться туда. Можно было целовать, ласкать запретное место пальцами или языком, но для того, чтобы врата растворились для большого друга, требовалось предъявить паспорт.
Обязательства.
Венди.
Дошла очередь и до нее!
Встретив Венди, я довольно долго думал: наконец-то! Вот она, та самая, моя вторая половинка. Умница Венди.
Она вошла в мой кабинет в Южно-Африканском университете, когда я распаковывал вещи. Миниатюрная, с идеальной фигуркой и милым личиком; короткие светлые волосы образовывали вокруг ее лица некий ореол. Она была похожа на маленький и очень симпатичный сгусток энергии. Венди раскрыла хорошенький ротик и заговорила со мной. И продолжала неустанно говорить целых четыре года. По-моему, в тот день Венди посмотрела на меня и решила: я — именно то, что ей нужно.
— Мы с вами соседи, я преподаю английскую литературу, мой кабинет напротив, вы, наверное, новый преподаватель полицейской подготовки, я не очень хорошо говорю на африкаансе, я приехала из Марицбурга, и вот что я вам скажу: Претория — просто ужас, господи, я не представилась, меня зовут Венди Брайс. — Она протянула маленькую ручку и стрельнула в меня глазами из-под светлой челки, как маленькая девочка. Я успею хорошо изучить эту ее манеру в последующие месяцы и годы.
Венди была прирожденным организатором. Она постоянно меняла и преобразовывала свою жизнь. И жизнь окружающих ее людей, хотя они часто о том и не догадывались. Венди прекрасно знала, что ей нужно, и сосредоточивала на нужном направлении все свои силы. При этом она не витала в облаках. Она понимала, что в смысле карьеры достигла своего потолка. Для женщины в университете, в мужском ученом мире звание старшего преподавателя — наивысшее достижение. Но ей хотелось добиться большего. Не исключено, что она рассуждала примерно так: «Раз я сама не смогу стать профессором, то выйду замуж за человека, который им станет». Венди заранее и более-менее подробно распланировала собственную жизнь.
— Я хочу выйти замуж и родить детей, Зет. Детей от тебя. — Вот как заканчивались наши бесконечные споры, посвященные моему нежеланию связывать себя обязательствами.
Обращение Зет она услышала от моей матери и радостно подхватила его, как орел — кролика. Венди обожала мою мать. Ей импонировала мамина эксцентричность, ее статус художницы, то, что мама поощряет меня делать научную карьеру.
— Я разделяю ваши чувства, миссис В.!
Матери не нравилось, когда Венди называла ее «миссис В.». Сама Венди ей тоже не нравилась, но она, как всегда, проявляла такт и не говорила о своей неприязни в открытую.
Как большинство красивых женщин, Венди была ловкой манипуляторшей; она умело пользовалась дарованными природой изгибами и выпуклостями. И часто красиво надувала губки и стреляла глазами из-под светлой челки, как маленькая девочка. Она никогда не действовала топорно, напролом — нет, она пользовалась своими дарами тонко, как воришка-карманник.
Несмотря на то что сейчас я рассуждаю о Венди довольно цинично, первые несколько месяцев нашего знакомства я был влюблен в нее. Потому что она была так умна. Она была первой женщиной, с кем я мог говорить о стихах и книгах, у кого я мог учиться. А Венди делилась своими познаниями в английской литературе еще охотнее, чем она делилась своим телом.
Наша интимная жизнь заслуживает особого упоминания. Сначала наши отношения были чисто платоническими. Мы открывали друг друга интеллектуально. Должен признать, что меня влекло и ее миниатюрное тело. Влекло с самого начала. Меня привлекала ее фигурка, похожая на песочные часы, с маленькой грудью, тонкой талией и пышными бедрами, славная округлая попка, ножки безупречной формы — она была миниатюрной, но безукоризненной копией Венеры. Такая карманная Венера.
