Эл Ригби - Ночь за нашими спинами
– Понимаешь, он был скрытным парнем. Нам надо узнать, что внутри. Может, Лютер что-то хотел сделать перед смертью или кому-то сказать. Но за дневником охотятся, и мы хотим его спрятать там, где искать не будут. Может, ты…
Анна по-прежнему держит тетрадь в руках. Судя по лицу, она о чем-то задумалась.
– Погоди, Эшри. Если ваш друг пил кровь и убили его деревянной стрелой… то он и существа с Некберры, наверное, принадлежали к каким-то родственным расам?
– Не знаю, я не сильна в этом. Я со своей-то расой не определилась.
– Просто если так… – она кладет тетрадь на колени и тянется за чашкой кофе, – я знаю, как открыть замок. Это простая хитрость, все эти…
– Вампиры?
– Ин’куррад. Темные, как говорили у нас… умели защищать свои вещи.
– Ну так давай!
Я беру тетрадь в руки, наблюдая, как Анна пьет – изящно, держа чашку за ручку и чуть оттопырив мизинец. Все-таки она немного сноб. Хотя и по-своему милая.
– Лучше ты сама. Погладь корешок.
– Что?
Анна усмехается:
– Ну давай.
Я провожу пальцами по шершавой обложке, абсолютно ни на что не надеясь. Скорее всего, Анна меня дурачит, но…
– Черт!
Щелкает замок. Тетрадь распахивается на середине. Мельком я вижу записи, сделанные шариковой ручкой, и быстро захлопываю. Мне очень хочется узнать, что внутри, но читать это, когда рядом Анна, не стоит. Теперь я не оставлю дневник на ферме. И вообще… пора возвращаться. Обстоятельства изменились.
– Как ты… это же просто книга! Она не живая!
Анна понимающе улыбается и встает с кровати.
– Некоторые смотрят на вещи не как мы. Нет предметов, которые не чувствуют ласки или злобы. Книга, особенно написанная от руки, – это тело. Самый лучший способ попросить ее открыть тайну – обращаться с ней как с живым существом.
Нет предметов, которые не чувствуют ласки или злобы. А я пинаю мотоцикл, когда он капризничает. Теперь мне даже немного стыдно.
– Анна, ты гребаный гений. Спасибо!
Да, мне и в голову такое не могло прийти. И не только мне, если вспомнить, как размахивал бедной тетрадкой Вуги.
– Рада была помочь. Останешься завтракать? Миссис Гамильтон сегодня испекла блинчики… – Анна вспоминает мою шутку и добавляет: – С мышами.
Стоит подумать. Судя по вчерашней реакции Кларка, в доме я не особенно желанный гость. С другой стороны… Нет, я не хочу уезжать, не попрощавшись с Джоном. У меня до сих пор осталось мерзкое чувство после вчерашнего разговора в машине, и мне хочется увидеть его, чтобы убедиться, что все по-прежнему нормально. Хотя бы нормально, на большее надеяться бессмысленно. Да и с приемными родителями Джея Гамильтона я даже не поздоровалась…
– Ненадолго, если ты не против.
Она с улыбкой кивает. Остается надеяться, что я не успею ничего испортить.
* * *В доме пахнет чем-то очень вкусным: кажется, свекровь Анны – мастер готовки. Она стоит у кухонной плиты – блестящие черные волосы собраны в пучок, рукава светло-зеленого хлопкового платья закатаны по локоть. Булькает большой ярко-красный чайник, сразу в трех сковородках что-то жарится с негромким шкворчанием.
– Солнышко, доброе утро.
Обернувшись, она приветливо улыбается. Моложавое лицо не похоже на лицо фермерши: ухоженное, незагорелое, со следами легкого утреннего макияжа. Глаза, ясные и пронзительные, останавливаются на мне.
– Вы, должно быть, Эшри?
– Да, это я. Помочь вам чем-нибудь?
– Расставьте тарелки, девочки, все почти готово. Сейчас придет Артур… А вот и он.
Дверь, ведущая на улицу, распахивается, и в помещение заходит плечистый мужчина в ковбойке и джинсах. Он снимает широкополую соломенную шляпу – волосы у него светлые и мягкие, совсем как у Джея Гамильтона. Глаза голубые. Хм… не знай я всей этой истории с усыновлением, подумала бы, что они правда родственники.
– Доброе утро. – Анна кивает свекру.
– Доброе, Энни, привет, Роуз. – Он подходит к жене, быстро целует ее в щеку и тут же берет с тарелки блинчик.
– Не хватай, Арчи! – Миссис Гамильтон замахивается ложкой.
Анна смеется. Я продолжаю с интересом рассматривать Гамильтона-старшего. Он тоже замечает меня и даже перестает жевать:
– О, у нас гости?
– Да, это Эшри, она моя подруга с Севера и коллега Джона.
– Я скоро уезжаю, мне надо на работу. Приятно познакомиться.
Он смотрит на меня в упор. Выжидающе, с каким-то не очень добрым любопытством.
– Партийная?
Поспешно качаю головой. Тогда он подходит, протягивая свободную руку. У него огромная ладонь в сравнении с моей. Шершавая, неприятная на ощупь, горячая. Хватка железная. Интересно, что бы он сделал, скажи я «да»?
– За кого вы…
– Арчи! – Голос миссис Гамильтон звучит совсем не так ровно и спокойно, как минуту назад. Бывший лидер «свободных» выпускает мою руку и улыбается, окидывая всех нас взглядом:
– А я что? Я так, статистику провожу. Мне тоже очень приятно познакомиться, мисс. – Он садится за стол, на котором Анна уже расставляет посуду. – Как дела на северной стороне?
– С переменным успехом. – Я машинально растираю пальцы, которые он так сильно сдавил. Руку будто прокрутили в мясорубке.
– Правда? Никогда бы не подумал. Что-нибудь случилось?
– Можно и так сказать. В городе погромы.
– Кого громят? Моего непутевого сына?
Интересно, он знает, что «непутевого сына» еле привели в чувство в госпитале? Нет, наверно, не надо этого говорить. Я смотрю на побледневшую Розу Гамильтон и осторожно отвечаю:
– Не только. Правящую партию тоже. Но штаб «свободных» позавчера горел.
Гамильтон-старший хмурится и впервые отводит глаза, правда, только на пару мгновений.
– Я говорил ему не связываться с этим ублюдком. Доигрались… Быть войне.
– Не думаю, – я холодно улыбаюсь, глядя ему в лицо, – что мы допустим войну. Ее хочет только мистер Сайкс. Наша задача – следить за порядком. И ваш… хм… сын это понимает.
– Сомневаюсь, Эшри. Очень сомневаюсь.
Анна резко ставит на стол молочник. Как и накануне с чайником, движение выходит чересчур резким, Анна даже проливает немного молока.
– Эшри, сходи, пожалуйста, наверх, разбуди Джона.
В ее голосе слышится напряжение. Ну зачем я осталась, зачем?
Я покидаю кухню, миную коридор, поднимаюсь по широким деревянным ступеням. Скрип… скрип… я стараюсь не шуметь. И дышать ровнее.
На чердаке всего одна комната, из огромного окна которой льется золотой свет. Что-то пролетает мимо, задев меня по щеке. Я делаю еще несколько шагов и вдруг замечаю, что это была бабочка павлиний глаз: сейчас она застыла на обитой деревом стене.
– Эшри?..
Джон, уже одетый и явно давно проснувшийся, сидит с книгой на подоконнике. На его плече расположились еще несколько крупных, ярко-рыжих с фиолетовыми пятнами на крыльях, бабочек. Крылья складываются. Раскрываются. А с крыльев смотрят яркие, холодные, будто нарисованные «глаза».
– Я… думала тебя будить.
Я произношу первое, что пришло в голову. Бабочки меня заворожили, и я с трудом отвожу взгляд. Красота…
– Как спала?
– Здесь? Прекрасно!
Тут же я вспоминаю, что на кухне сидит хмурый Гамильтон-старший. И витает тень кого-то, кто давно не живет в этом доме, но чье присутствие здесь ощущается нутром.
– Прекрасно… правда.
Джон замечает перемену на моем лице и откладывает книгу. Жан-Поль Сартр, «Тошнота». Айрин медленно вытягивает руку – пересаживает бабочек на подоконник.
– Что-то не так?
– Да нет, просто… Джон, я, наверное, вчера несла чушь, и…
Он подходит ко мне и строго качает головой. Я замолкаю и опять кошусь на книгу в серой, без рисунка, обложке. «Тошнота»… Гадкое название. О чем она, интересно?
– Не переживай. Просто… – Айрин вдруг улыбается, – этот город был создан для перемен. Теперь их есть кому принести.
Я не хочу выяснять, с чего он это решил, может, он до сих пор под впечатлением от книжки? Нет сил ни соглашаться, ни спорить.
– Надеюсь, это перемены в лучшую сторону?
– Да. Идем вниз.
Я поворачиваюсь и снова смотрю на широкий деревянный подоконник, залитый утренним светом. Бабочки неподвижны, одна застыла прямо на книге. Будто мертвые, но весной – снова полетят. Интересно, они каждую весну учатся заново или… просто живут не больше одной весны?
Странная мысль. Я гоню ее прочь. Слишком много необоснованной надежды, больше, чем можно позволить себе в такую тяжелую неделю.
Дневник мертвого мальчика
Вейл Харперсон сидит за столом, уткнувшись в листы. Он правит очередную белиберду для «Харперсон Викли», толстого еженедельника, набитого всем, чем только можно: от телепрограммы до кулинарных рецептов, гороскопа и плакатов с полуголыми красотками. Или для «Харперсон Дэйли» – ежедневной бесплатной газетенки, засоряющей умы горожан политикой и кроссвордами. Собственно, если не считать литературного альманаха «Орфей», детского журнала «Кузнечик» и пары развлекательно-рекламных двухполосников, это все, чем богата городская периодическая печать. А Харперсон – гордый хозяин всего этого.
