Эл Ригби - Ночь за нашими спинами
– Джон…
– Да?
На некоторое время я замолкаю, собираясь с мыслями. Мне очень хочется рассказать ему про то, что мы с Элм и Ханом пытаемся раскопать, но что-то меня останавливает. Воспоминание об обыске в комнате лишь укрепляет опасения. И я начинаю издалека.
– Сегодняшние разборки… и то, что вчера на площади выкрикивали люди… Так вот. Как думаешь, Глински, он что-то знает? О том, почему Город, как ты сам сказал… труднодоступен?
– Что ты имеешь в виду?
– Он лжет? О н знает, как отсюда выбраться, и поэтому бесится из-за Гамильтона?
Джон чуть наклоняет голову. Я смотрю на его руки, все так же спокойно лежащие на руле, и вдруг понимаю, что разговор Айрину малоинтересен. Или даже не интересен абсолютно. Ведь я болтаю с, мать его, Последним Принцем… Джону давно плевать, где жить – здесь или на Земле. И я буду круглой дурой, если попытаюсь не замечать этого. Помедлив, некберранец все же отвечает:
– Нет, Эшри. Он ничего не знает. Ничего, что могло бы помочь в ваших поисках.
Я вздрагиваю и нервно цепляюсь пальцами за ремень безопасности. Начать паниковать? Некберранец ведь мне соврал, что не читает мысли. Он что-то знает или, по крайней мере, подозревает. И, может, именно поэтому сейчас тащит меня на Юг, в темноту, в чужой дом… черт возьми!
– Ты залезал к нему в голову? – Стараюсь, чтобы голос звучал спокойно. – К Вану Глински?
– Да. Приходилось.
– И что там? Есть планы подорвать наш уютный домик?
– Не думай о нем хуже, чем он есть.
Я уже слышала нечто подобное. Ах да, Кики… Может, он и неплохой. Не трус. Хороший военный, у него есть мозги. Но почему тогда все, что я вижу вокруг него, это битвы машущих хвостами сторонников вроде Дэрила и придушенной оппозиции? Долго еще Гамильтон сможет сопротивляться? В едь я не знаю ничего о предыдущем руководителе партии, который пятнадцать лет занимал этот пост. Когда он начинал, я была маленькой. Может… этот прошлый тоже вначале сражался, а потом просто махнул рукой…
– Нет, Эшри. – Голос Джона обрывает мои размышления. – Артур Гамильтон был личностью другого склада. Он сразу понял, что Глински ему не по зубам. Прости, но ты думала очень громко.
– То есть Артур Гамильтон…
Некберранец просто кивает:
– Глински действительно опасен.
– А сколько лет этот «опасный» и «не такой плохой» человек уже на посту?
– Насколько я знаю, не меньше тридцати.
Джон сворачивает на узкую проселочную дорогу. Мы едем мимо Южного кладбища – его ограда покосилась, кресты и памятники на фоне метели выглядят какими-то особенно огромными и тяжелыми. Я спешно отворачиваюсь – боюсь могил.
– А тебя не настораживает, что он выглядит довольно свеженьким?
Айрин неожиданно усмехается:
– А наш мэр? Он тоже неплохо сохранился.
– И хорошо, что сохранился, ведь лучше него…
– Никто не справится с Городом, – заканчивает Айрин. – А кто лучше Глински справится с его работой?
– Чем он там занимается, я не знаю и знать…
Отняв одну руку от руля, Джон загибает пальцы:
– Например, он построил приют, в котором ты выросла. До этого хорошо обустроенных домов для детей вообще не было, законопроект «О беспризорниках» разрабатывал он. Он расширил гарнизоны. Подписал документы на наше снабжение: хоть мы принадлежим «свободным», но у них не хватает денег. Его люди выводят заблудившихся из Коридора и отслеживают все происходящее на границах. И…
– Окей. Господин Бэрроу держит его не просто так. Но раз уж он такой крутой, бывший военный, самый авторитетный тип среди солдат, то как же его задача защищать людей? Если ты не заметил, вчера он справился с ней не очень хорошо.
Глаза Джона опять мерцают алым. Он разозлился? Может, и не зря нас с ним почти не ставят в боевые двойки…
– Глински не обязан расплачиваться за нерасторопность министров. За то, что оружие медленно разрабатывают. За то, что солдат перестали нормально тренировать. И ты кое-что перепутала, Эшри. Защищать людей – наша работа. И мы тоже с ней вчера не справились.
Его голос звучит спокойно. Хотя лучше бы он был раздражен или даже зол. Не было бы так погано это слышать.
– Джон…
К горлу подкатывает комок. Наверно, стоит что-то ответить, но я не могу; впрочем, я никогда не могла огрызаться на Джона. Сжавшись на сидении и не глядя на замелькавшие за окном постройки, я потерянно бормочу:
– Мы делали, что могли.
– Он тоже. Иначе его солдаты открыли бы огонь до вашего прихода.
– Но…
Впереди появляется огромный силуэт дома с ярко освещенными окнами. Распахиваются сами собой тяжелые кованые ворота. Я успеваю прочесть витые буквы на английском языке.
«Солнечная сторона».
– Приехали. – Джон останавливает машину. – Вылезай, Эш.
До моих ушей доносится звон маленьких колокольчиков, подвешенных над крыльцом. Анна ждет, стоя на верхней ступеньке. В руках она держит керосиновую лампу, в которой теплится золотистый огонек. Анна улыбается, сбегает с крыльца и одной рукой обнимает брата, кладет голову ему на плечо. Я слышу, как она что-то говорит на непонятном мне языке, а Джон отвечает. Потом он смотрит на меня и говорит уже нормально:
– Помнишь Эшри?
– Да, конечно! – Анна подходит ко мне. – Ваш рыжий огонек…
Она улыбается еще шире, окидывая меня с головы до ног критическим взглядом:
– Хорошо выглядишь.
Голос у нее грудной и такой же глуховатый, как у Джона. В нем всегда звучат эти мягкие успокаивающие нотки. Я по-прежнему думаю обо всем, что сказал Айрин, и поэтому, наверное, вид у меня хмурый.
– Замерзла? И дем в дом. Джон, затащишь огородную штуку в амбар?
– Есть, моя госпожа. – Он улыбается, изображая поклон.
Надо же, только мы пересекли границу фермы, как в нем будто что-то изменилось. Он стал еще спокойнее и… неужели хотя бы иногда он шутит? Определенно, последние дни богаты открытиями.
В доме темно и пахнет яблоками. Покачивая керосинкой, Анна идет по коридору, а я следую за ней. Некберранка останавливается перед дверью со вставкой из цветных стеклышек – они переливаются и сияют, намекая, что в комнате пока еще не спят.
– Вот вешалка.
Я отряхиваю волосы от снега и цепляю свою куртку на крючок, а Анна тихонько открывает дверь.
Уютное помещение, обитое светлым деревом: большой очаг, веревочные плетеные занавески на окнах, покрытый голубоватым линолеумом пол. Огромный холодильник, возвышающийся сбоку от меня, деловито урчит. За столом широкоплечий молодой мужчина в очках набирает что-то на маленькой печатной машинке. Увидев нас, он поднимает взгляд от листа и улыбается:
– Здравствуйте…
– Эшри, – подсказываю я, разглядывая его. – Здравствуйте, Кларк.
Это и есть муж Анны? Да, с лидером «свободных» у него общая только фамилия. Волосы у Кларка черные, лицо – добродушное, открытое, спокойное, с широковатым выступающим подбородком. За стеклами очков видны зеленые глаза. Его невозможно представить с пистолетом или нейтрализатором дроидов. Насколько я помню по рассказам Анны, Кларк – журналист, он пишет для «Харперсон Викли». И это единственное, что я о нем знала до сегодняшнего вечера.
– Что пишешь? – Анна садится рядом и указывает мне на стул напротив.
– Я? – Кларк рассеянно бросает взгляд на лист. – Скандальную статейку про последнюю кинопремию. Эшри, хотите чаю? Пирог с вишней на столе, мама испекла.
Я и правда проголодалась. Анна наливает мне чай, Кларк снова начинает выстукивать на клавишах. А я не могу не спросить:
– А про то, что вчера случилось, будете писать? Про бойню на площади? Там пострадал ваш брат.
Анна слишком резко ставит чайник на стол. Кларк смотрит на меня в упор.
– Мой… брат?
– Джей Гамильтон.
На губах журналиста появляется прохладная улыбка.
– У моего отца нет детей, кроме меня, Эшри. Давно уже. К тому же, к счастью, я веду светскую колонку. – Он поворачивается к жене: – Поработаю в комнате. Не буду вам мешать. Спокойной ночи.
Короткий сухой поцелуй в щеку. Дверь закрывается. Анна снова садится напротив меня, подпирает кулаками подбородок. В ее взгляде нет ни капли осуждения, но я все равно чувствую себя не в своей тарелке. Повела себя как дура, как всегда ляпнула. Я подношу к губам чашку, вдыхаю нежный мятный запах. Черт… Неужели я не могла догадаться, что если сам «свободный» не распространяется о родных, да и Джон не был настроен рассказывать мне подробности, значит, что-то в семье…
…не так.
– Мы не говорим о Джее Гамильтоне, – подтверждает мои мысли Анна и протягивает мне блюдо с пирогом. – Но не переживай.
– Почему не говорите?
– Эшри, а зачем тебе это?
– Я…
Действительно, зачем? Мне нет дела до «свободного». Он мне никто. Да и кое-что наверняка знает Элмайра. Если подождать, пока она напьется…
– Извини, Анна. – Я откусываю кусок пирога. Лучше поскорее сменить тему. – М-м-м, обалденно.
