Б-11 - Рой Олег Юрьевич

– Это выглядит, как человек, нарисованный художником из Шарли Эбдо, – прокомментировал Генка.

– Это… жуть какая-то, – пробормотала Женя. – Как оно вообще может жить?

– Ну, оно, как бы, и не живое, – заметил Генка, осторожно касаясь торчащей вверх конечности существа. Конечность раздваивалась у локтя в противоположных направлениях. По бледной коже стекала зеленоватая слизь.

– Первый раз вижу, – спокойно сказал Македонский. – Может, это чакли нашего Макарыча?

– Не трогал бы ты его, – посоветовал Волосатый. – А вдруг, оно заразное?

– Хорош хохмить! – зло сказал Макс Македонскому. – Вы нас сюда завели…

– Я в перчатках, – сообщил Генка, и отважно коснулся мерзкой лапы существа. Лапа дернулась, из пальцев выдвинулись когти, бессильно царапнув по куртке Генки. Тот, от неожиданности, отпрыгнул; Женя вновь взвизгнула. Волосатый нервно хихикнул.

– Смешно ему, – процедил сквозь зубы Генка, и со злобой пнул тварь берцем. Та перевернулась ничком, и стало видно лицо.

Человеческое. Лицо мужчины средних лет было спокойным, словно он спал… и настолько неестественно выглядело на теле существа, что Женька, вскрикнув, обняла стоявшего рядом Волосатого.

А Македонский с Максом, не обращая внимания на происходящее, продолжали спорить:

– Я говорил тебе, что здесь может быть опасно! – говорил Македонский.

– Опасно?! – переспросил Макс. – Это Вы называете «опасно»? Что это вообще такое?!

– Полагаю, мутант, – спокойно ответил Македонский. – Удивительно, что это существо вообще жизнеспособно, но это реальность, с которой нам придется считаться. Слава Богу, что оружия у нас предостаточно, и…

– Чихать мне на то, сколько у нас оружия! – перебил его Макс. – Экспедиция закончена. Найдем Игоря с Таней, заберем их, заберем ребят с базы, и…

– Не выйдет, – раздался тихий, но твердый голос Тани. – Выходы из-под сейда завалены снегом. А Игорь исчез…

Под потолком подвала, в переплетении проводов и труб, висело нечто. Ира пронзительно завизжала, Даша от ужаса окаменела. Макарыч, выругавшись, вскинул автомат, но забыл снять его с предохранителя, потому выстрела не последовало.

– Бл… а это еще что такое? – вскрикнул Мишка. Существо, висевшее под потолком, выглядело, как ночной кошмар – распластанное синюшно бледное тело, человеческое лицо, вывернутое на спину, раздвоенные лапы, которыми оно цеплялось за трубы и кабели, тянущиеся вдоль потолка и короткий хвост с шишкой на конце.

– Да какая хрен разница, – прокомментировал Феликс, каким-то чудом сохранивший хладнокровие. Что бы это ни было, сейчас оно будет мертвым…

Та-та-та – Феликс стрелял экономной очередью по три патрона. Замершая соляным столбом, Даша видела, как пули ударили в затылок (или подбородок?) твари. Брызнула кровь – наверно, это все-таки была кровь, хотя она была не красной, а бурой. Существо заревело и спрыгнуло на пол. Феликс перевел ствол вниз и снова выстрелил. Не попал – тварь проворно прыгнула до самого потолка, ухватившись за одну из труб, и Даша заметила, что в коротких «руках», растущих из локтей твари, та держит знакомую круглую коробку.

– Она украла наши алмазы! – забыв о том, что о находке не стоит распространяться, закричала Ира.

– Алмазы? – от удивления Мишка, пришедший в себя, и приготовившийся стрелять, выпустил очередь ниже, чем надо. Макарыч стрелял одиночными – и тоже промахнулся. Повезло, если можно так сказать, Феликсу – он опять выпустил короткую очередь – и опять попал, на сей раз – в хвост. Тварь ответила своеобразно – шип на хвосте внезапно «выстрелил» по Феликсу, но тот, машинально прикрывшись автоматом, отбил атаку. А тварь опять прыгнула на пол, и…

Заговорила!

– Са-абну-я! – голос существа был пронзительно-высоким, визгливым, и вызывал какие-то неприятные ощущения, словно само существование этого голоса было неестественным. – Ай-аттуки!

– Ай-аттуки-ча! – закричала отошедшая от шока Ира. – Ишь ты, да зачем они тебе?

Существо тут же развернуло голову буквально на сто восемьдесят градусов, глядя прямо на Иру и… заулыбалось. Улыбка становилась все шире… Что-то клацнуло, а затем, одновременно, по твари ударили сразу три очереди – стрелял и Мишка, и Феликс, и Макарыч. Пули били по твари, вырывая из ее тела куски плоти, но та, казалось, не обращала на это никакого внимания – ее хвост изогнулся, как у скорпиона, поднявшись над спиной, а широкая улыбка медленно расползаясь, обнажая чудовищную алую воронку наполненного зубами рта.

Макарыч, который как-то успел прикурить – может, еще дол того, как луч фонаря высветил тварь, сплюнул дотлевающую гильзу папиросы, и шагнул вперед, прямо навстречу твари. Совершенно спокойно он сунул в ужасающую пасть ствол Калашникова, одновременно переключаясь на очередь без отсечки, и прижал спусковую скобу до тех пор, пока не опустошил внутрь твари весь рожок. Тварь билась в конвульсиях; отбросив жестянку, она пыталась достать Макарыча лапами, ее хвост молотил ему по плечам, а шип, выстрелив в упор, насквозь пробил Макарычу дельтовидную мышцу плеча, прямо через куртку, и вышел с противоположной стороны. Однако, стрельба оказалась эффективной – тварь завалилась набок, содрогаясь всем телом, ее уродливое туловище изогнулось, затем кожа на брюхе лопнула, и из разрыва потекла неаппетитная бурая масса. Стоявшая позади Макарыча Ира побледнела и стала падать; Даша едва успела ее удержать, потом уж ее подхватил Мишка, а Феликс, подойдя к Макарычу, от души прошелся по тому, что осталось от головы твари прикладом. Тварь еще несколько раз дернулась, и замерла.

– Закурить не найдется? – спросил Феликс. Макарыч сунул руку в карман, и достал из него пачку вполне цивильных сигарет с фильтром.

– Я думал, у вас папиросы, – удивился Феликс.

– Папиросы ты курить не будешь, – ответил Макарыч, – у тебя, с непривычки, может завтрак обратно попроситься от их дыма.

– Он уже просится, – признался Феликс, стараясь не смотреть на то, что они с Макарычем убили. – Кстати, Вы ранены.

– Я знаю, – ответил Макарыч. – Ты в перчатках, надеюсь?

– Ага, – кивнул Феликс.

– Попробуй вытащить эту дрянь, – попросил Макарыч. – Черт его знает, чем она может быть покрыта, так что голыми руками не хватайся.

– …оно говорило, – сказала Ира. Ее голос дрожал.

– Кто? – машинально спросила Даша.

– Оно, – повторила Ира. – Оно разумное.

– Попугай тоже говорит, – заметил Макарыч, кривясь от боли – Феликс, закусив губы, пытался вытащить из его плеча шип. Шип поддавался с трудом. – Но разума у него… ровно столько, сколько у птицы.

– Оно разумное, – упрямо повторила Ира. – Оно…

– А что оно сказало? – спросил Миша. – Ты ведь ему отвечала! Ты знаешь этот язык?

– Немного, – ответила Ира, стараясь не смотреть на все еще вздрагивающий труп существа. – Это шумерский, хотя какой-то неправильный. Может быть, Макарыч прав, и это действительно язык эламитов.

– Это не я говорил, – выдохнул Макарыч – Феликс как раз вытащил из его плеча шип и с омерзеньем отшвырнул его к трупу. – Это Славик утверждал.

– Ну вы себя послушайте! – возмутился Феликс. – Какие шумеры? Мы за полярным кругом! Отсюда до Ирана – как до неба раком, откуда здесь взяться шумерам?

– Оно сказало: «это не твое, это мое», – словно загипнотизированная, ответила Ира. – Оно хотело забрать мою жестянку! Я сказа ему, что это мое, а не его!

– Так-так, – заметил Макарыч, доставая из кармана свою табачную отраву. – С этого места поподробнее. Что еще за жестянка?

– Вот эта? – Феликс поднял с полу злосчастную коробку. – Фу, она вся в слизи… надеюсь, слизь не ядовитая… а что в ней?

Ира тяжко вздохнула и беспомощно посмотрела на Дашу.

– Необработанные алмазы, – ответила та. – Мы нашли коробку, когда разбирали хлам в погребе.

– И существо пришло за ней, – кивнул Макарыч. – Ну, что же, все проясняется. Humani nihil a me alienum puto, м-мать его…