Тара Янцзен - Безумно холодный
Скитер сделала заметку о клубе «Раскрашенный пони» — ни слова о «Бобба-Рамма».
— Думаешь, он тот, кого мы ищем?
— Ну он определенно извращенец, — без колебаний ответила она. — Всегда был. Его дважды подозревали в эксгибиционизме в мужском душе на старшем курсе. И один раз — в женском.
Новый малоприятный поворот сюжета.
— А что, касаемо пиротехники?
— Да, — сказала она, немного помолчав. — Я так и вижу, как он тащится от драматизма зажигающегося огня, громадного пламени, особенно со взрывами. Но он не убийца. Даже близко. Он слишком эгоцентричен. Не могу представить, чтобы он заинтересовался кем-то другим настолько, чтобы утруждать себя его убийством. Знаешь, он ведь оказывает мне этой утренней встречей большую услугу. Страшно подумать, что он решит, увидев, что я притащила с собой тебя.
— Он сказал тебе, что оказывает услугу? — Сегодня утром она проделала по телефону отличную работу, сыграла идеально. И это несмотря на то, что одной рукой держалась за голову, а другую, с телефонной трубкой, отвела подальше от уха. Закончив, она почти ничего не сказала ему, просто протянула листок со временем и адресами места встречи, написанными в колонку напротив имен «мальчиков с выпускного бала».
Он был под впечатлением.
— Конечно, сказал. Он просто так, так занят, но с моей стороны было так, так мило позвонить ему, мы ведь такие старые друзья, так что он просто подвинет свое расписание, чтобы оставить место для старой доброй меня, потому что все это насчет Теда так ужасно.
Новость взорвала утренние газеты. Они даже напечатали фотографии фейерверков, взорвавшихся над Ботаническим садом. Никаких упоминаний о характере выстрелов не было: идеальное попадание, два выстрела между глазами. К его огромному облегчению, имя Кати тоже не упоминалось, но он все равно позвонил лейтенанту Брэдли с просьбой послать на шоу двух копов под прикрытием — смотреть во все глаза и убедиться, что ничего не происходит.
— Насколько я знаю, только у него был мотив — желание навредить мне, — продолжала она. — Или уничтожить меня — если за этим вся каша и заварилась.
Он выгнул бровь, посмотрев на нее.
— Какой мотив?
— В том году он хотел стать королевой выпускного бала. Он всю ночь локти кусал из-за моей победы.
— Ты шутишь, так?
— Не-а. — Наклонившись, она открыла бардачок Роксанны.
Проклятье. У Хокинса было такое ощущение, будто он опускается на дно сосуда социальных несоответствий — место, о котором он слишком много узнал в тюрьме, но проводника своего винить он не мог. Она прижимала этих парней к стене за него, доставая информацию, на поиск которой у лейтенанта Брэдли ушло бы несколько недель.
Она начала рыться в куче лекарств, которые запихнула в бардачок. Из его ванной она стащила все разрешенные законом болеутоляющие, все антациды, все средства, комбинирующие болеутоляющие и антациды, три упаковки травяных добавок, дававших гарантию на избавление ее от мучений, и бутылочку с витамином «В», которая, она была уверена, поставит ее на ноги — если, конечно, она сможет проглотить достаточно, удержав все внутри. Она также взяла с собой коробку крекеров, которую поставила на торпеду, апельсин, который по ее заверениям, осушит ее и поддержит иммунную систему, и бутылку минеральной воды, которую нашла в его холодильнике.
Это было похоже на всеобщую подготовку к надвигающейся войне. Она полностью завладела его лофтом, его телефоном и его вниманием. Было очень сложно оторвать от нее глаза. Проклятье. Это было просто невозможно. У него было двадцать часов на то, чтобы привыкнуть к ее присутствию, и оно начало нравится ему слишком сильно. Он даже начал забывать, что она находится на верхней позиции в его списке «10 самых разыскиваемых» в случае нужды отправить жизнь прямиком в ад.
Так что ему нужно быть осторожнее, так он сказал себе — намного осторожнее.
«СНАЧАЛА Тим Макгоуэн, а теперь Роберт Хьюс», — подумала Катя, перебирая пару вещей, которую засунула в бардачок Роксанны. От Дадли До-Райта к Психо-бою.
— Так ты думаешь, что Бобби Хьюс так сильно хотел всю эту хрень с королевой бала, что вынашивал злостные планы так долго? — спросил Хокинс с водительского сидения.
— Абсолютно точно, — без колебаний ответила она. Среди вещей, которые она притащила с кухни Хокинса и изъяла из ящика с медикаментами а надежде, что хоть что-то облегчит ее поразительное похмелье, она обнаружила апельсин. Когда они покидали Стил Стрит, состояние описывалось твердой семеркой по шкале Рихтера, но прекрасные, дико непослушные и удивительно громкие детки Тома сдвинули показатель на десятку. — Бобби всегда холил и лелеял свои обиды. Сначала он сделал все возможное, чтобы доказать, что в академии Уэллон он самый странный, а потом все время жаловался, что с ним обращаются как с чудаком. Угодить Бобби было невозможно. Никогда. Он ненавидел свою мать за то, что она была эксцентричной алкоголичкой, а отца — за то, что тот был брокером-пуританином. Несмотря на то, что большинство из нас жило рядом с Денверским загородным клубом, мы избегали походов к Хьюсам. Ну, по крайней мере, мы — девочки. Парни ходили туда, чтобы напиться. Там всегда была куча выпивки, а мамаша Бобби не любила пьянствовать в одиночку. Ходили слухи, что кто-то из мальчишек Уэллона даже переспал с ней.
— Может, Тед Геррети? Или Джонатан Трейнор? — спросил он, немного помолчав.
Пораженная, она подняла глаза на него.
— Думаю… Думаю, это мог быть мотив для убийства. Но это только слухи, такие утки часто ходят по школьным коридорам. Я могу гарантировать, что Джонатан никогда с ней не спал. Насколько я помню, ни его имени, ни имени Теда никто никогда не упоминал.
— Что насчет остальных мальчиков с выпускного?
Ей было противно даже думать об этом, не говоря уж о том, чтобы признать это, но пару имен действительно связывали с Терезой Хьюс.
— Стюарт Дэвис практически жил у них в доме тем летом. Его мать преподавала в Уэллоне, так что он учился в академии на школьную стипендию.
— Он и есть тот бывший рейнджер, адреса которого у нас нет?
— Точно, — сказала она, очищая апельсин. — В твоем списке есть только дата, когда он съехал с последнего места жительства — пару месяцев назад.
— Кто-то другой?
Оставалось только трое, один из которых совершенно точно не мог быть вовлечен в интрижку с мамой Бобби.
— Грег Эш никогда не бывал в доме Бобби. Но был гомофобом, да и остался им, вероятно. — Она огляделась кругом в поисках места, куда могла бы положить апельсиновую кожуру, и решила, что для этого подойдет панель ручки переключения передач. На ней была маленькая свободная впадинка, и если она будет очень осторожна, то сможет уместить туда кожуру. Внутри его машина была очень чистая, и ей совсем не хотелось устраивать здесь беспорядок. — Альберт Торп, возможно, провел там какое-то время. Он любил тусоваться, а дом Бобби был сплошной вечеринкой. Филипп Каннингем — определенно. Ему единственному во всем Уэллоне действительно нравился Бобби, он думал, что тот веселый, а не странный.
— Разве у нас не назначена встреча с Каннингемом после Хьюса? — спросил он.
— Каннингем и Эш вместе, — подтвердила она. — Они партнеры в строительной компании, а с Альбертом мы встретимся завтра.
— Так как ты думаешь, кто украл твою тиару?
Он был настроен на допрос. Она судила по тону его голоса — ровному и холодному, лишь слегка напряженному.
— Я не знаю. Ее мог подобрать любой. Я помню, как она упала на парковку прежде, чем я метнулась в переулок.
— Что насчет лоскута платья? Кто мог это сделать?
Ее взгляд замер на апельсине, который она держала в руках. Она старалась, правда, старалась. Ей было нелегко одновременно переживать то, что произошло прошлой ночью в Ботаническом саду и вспоминать то, что случилось тем летом. Платье было таким красивым, таким идеальным, а к концу выпускного вечера оно было испорчено, испачкано в крови, оборвано. Это началось как паршивая шутка и быстро вышло из-под контроля.
«Сувенир от королевы выпускного бала!» — кричали они. А потом Джонатан вытащил карманный нож, и все стало еще хуже.
Она разозлилась, говорила им, чтобы они оставили ее в покое, но они продолжали наступать на нее, пихались, пытаясь отрезать кусок тюля — все кроме Тима. Он пытался протиснуться вперед и отогнать парней, а потом ад вырвался на свободу. Все вокруг начали драться, а ее порезали, сильно.
— Они все могли это сделать, — сказала она. — Кроме Тима Макгоуэна, но я не знаю, кому точно удалось унести с собой лоскуты платья. Это было безумием.
После убийства Джонатана полиция конфисковала платье, и оно появилось на суде над Хокинсом в том порезанном виде, в котором исчезло. Она не помнила, чтобы нож двигался так быстро, особенно после того, как он порезал ей руку немного выше локтя.
