Кристофер Дикки - Охота на «крота»
— Их целью был Лондон?
— Целью была американская атомная подводная лодка, находившаяся в устье Темзы. Это идеально подходило для «Аль-Каиды»: уничтожаешь военный объект, нападаешь на символ американской мощи, терроризируешь мирных граждан и вбиваешь мощный клин между Соединенными Штатами и их ближайшим союзником — Великобританией.
— Но вы это остановили.
— Остановили. Мы наблюдали за кораблем из Джибути, а потом захватили, когда он доплыл до канала.
— А два остальных?
— Вторым оказалось грузовое судно у побережья Японии. Японские моряки потопили его во впадине глубиной в милю. Говорили, что оно было северокорейским. Говорят, что вся команда погибла. И знаешь что? Сейчас об этой истории уже совсем забыли.
— У него была какая-нибудь цель?
— Точно такая же. Американские военные корабли в районе Окинавы.
— А номер третий?
— В море постоянно исчезают корабли. Они выходят из одного порта и никогда не приходят в другой, — улыбнулся Гриффин. — Этот мы взяли сами, и гораздо тише, чем британцы или японцы. «Аль-Каида», возможно, до сих пор его ищет.
— А матросы?
— Они все утонули.
— Хорошая новость. Правда, хорошая. — Я посмотрел на путы, привязывавшие меня к стулу. — Так ты вытащишь меня отсюда или нет?
— Скоро.
— Гриффин, посмотри на меня.
— Да.
— Ты спас мне жизнь.
— Думаю, что да.
— И ты сказал, что спас Мириам и Бетси.
— Мы заботимся об их безопасности.
— Но это не удержит меня от того, чтобы убить тебя, в случае если ты лжешь. Последние два месяца я провел в аду. А в аду быстро учишься ненависти.
— Я слушаю тебя.
— Так меня вытащат отсюда?
— Да. И если кто-нибудь прислушается к моим словам, ты выберешься отсюда гораздо быстрее.
— Мне не нравится это «если».
— Мне тоже не нравится. Ты и я, Курт, мы оба впутались в это дело.
— Но я в цепях, а ты — нет.
— Это твое прикрытие.
Я посмотрел на него.
— Мы нужны тебе, Курт. А если говорить точнее, то я нужен тебе. И я нужен тебе прямо здесь и сейчас, в этом месте. Потому что эта война еще не закончилась. — Он остановился и посмотрел в угол комнаты, а потом — на поверхность стола.
— И мне придется торчать здесь всю войну?
— Если только я не помешаю этому… и ты не поможешь мне… всем нам.
— Пошел ты! Я оплатил свои долги с лихвой!
— Помоги Бетси. Помоги Мириам.
— Это угроза? Только тронь их, и ты — труп! — предупредил я.
— Нет, приятель, — сказал Гриффин. — Ты должен помочь нам всем выжить.
Я покачал головой.
— Курт, есть и еще корабли. Вероятно, их гораздо больше. Может, девять, десять, двенадцать. Некоторые из пойманных нами матросов рассказали достаточно, чтобы мы поняли это. Тогда эти корабли еще не были готовы. Но сейчас, возможно, все изменилось. И единственный способ остановить их — это получить информацию. Если один из них с полным грузом войдет в порт Бостона или Нейплс, в Гибралтар или Майами… даже если они окажутся в отдалении от этих мест, нам всем придется туго.
— Я ничего не могу поделать.
— Думаю, у нас есть один человек, который знает об этом больше.
— Абу Зубаир?
— Нет. От него ничего не осталось, кроме оболочки. — Гриффин сглотнул, как будто в горле у него застряло что-то горькое. — Есть еще один человек. Когда мы только подобрали его, то думали, что это просто матрос с корабля, затопленного у побережья Японии.
— А теперь?
— Теперь один из пленных сказал, что именно он все планировал. Но он не говорит на допросах.
— Продолжай.
— Мне кажется, что некоторые из здешних заключенных уважают тебя. Думаю, что они могут разговориться с тобой. Похвастать перед тобой.
— И?..
— И они могут посвятить Квиблу в происходящее.
— Вот почему я провел семь недель в той дыре, где мне не задавали ни единого вопроса? Да? Вы опять хотели сделать меня одним из них?
— Ты находился в «этой дыре» для твоей же безопасности.
— А кто мне угрожает?
Он лениво развел руками, словно показывая на окружавшие нас стены.
— Никто не поверил мне, когда я сказал, что я американец, — произнес я.
Гриффин кивнул.
— Ни у кого не было данных на меня, — продолжил я.
— Возможно, так было лучше для тебя, — сказал Гриффин. — Не исключено, что нам это пошло только во благо. Американца должны были доставить в тюрьму на территории США, не так ли? Американцу должны были предъявить обвинения, судить его.
— Но неамериканец… он — никто… с ним вы можете делать все, что угодно.
— Верно, — согласился Гриффин. — Все, что угодно. И знаешь что? Мы даже можем отпустить его.
— Скажи мне только одно: кто теперь мой враг? Засранцы в клетках или засранцы за их пределами?
— Я — твой друг, Куртовик.
— Я это запомню.
— Тебе придется это сделать. — Без предупреждения он со всей силы ударил меня кулаком в лицо.
На мгновение у меня потемнело в глазах. Я почувствовал соленый привкус крови во рту.
— Ты умрешь, урод, — сказал я, сплевывая кровь.
— Ты уверен, чванливый кусок дерьма? Дай я тебе кое-что скажу. — Он нагнулся надо мной и, обнажив зубы в гневе, заговорил шепотом: — Сейчас мы с тобой против всего мира. Мира, где дерьмо исчезает и снова всплывает наружу. И я твой друг. Твой единственный друг.
Я только кивнул, чувствуя, как боль отпускает лицо и челюсть, и слыша страх в его шепоте.
— Теперь ты очухался, урод? — крикнул он.
Я снова сплюнул.
— Послушай меня, парень, — сказал Гриффин. — Ты хочешь выбраться отсюда… значит, ты должен сыграть в одну игру. — Он плюнул на пол. — Подумай об этом.
После долгой паузы я только сказал:
— Я должен быть быстрее, сильнее и выносливее.
Гриффин улыбнулся:
— Теперь ты понял, рейнджер.
— Если я дам то, что тебе нужно, ты меня вытащишь? Без трепа?
— Так точно.
— Да. Конечно.
Он лгал. Но, насколько я понимал, это был единственный способ выбраться из этого места через недели, а возможно, месяцы или даже годы. Мы могли рассчитаться за ложь и свести счеты потом.
— С кем ты хочешь, чтобы я поговорил?
— Он уже разговаривал с тобой. Он сидит в соседней клетке.
— Суданец? Кувейтец?
— Пакистанец… на самом деле белудж.
— Индус, — произнес я.
Глава 25
— Американцы напуганы, — прошептал кувейтец через проволоку, когда погасили свет. — Они наконец-то боятся. Поэтому, Квибла, они разбили тебе губу на прошлой неделе. Поэтому сегодня они так долго допрашивали меня. Они… как там, в Америке, говорят? Просто наклали в штаны.
Повисла долгая пауза. «Наконец-то боятся». Эта ломаная фраза эхом отразилась у меня в голове: «Наконец-то боятся. Наконец-то боятся». Боже всемогущий… «Наконец-то боятся».
— Они знают о свадьбах, — сообщил я.
— Они ничего не знают.
— Им известно достаточно, чтобы испытывать страх.
— Хамдулиллах, — засмеялся кувейтец.
— После свадеб начнется настоящий джихад, — сказал я.
— Война повсюду, — прозвучало в ответ.
— «Неужели жители селений полагали, что Наша кара не настигнет их ночью, когда они спят?» — Я процитировал строку из Корана, которую запомнил когда-то и снова прочитал в книге, оставленной в моей клетке американскими моряками. — «Неужели жители селений полагали, что Наше наказание не настигнет их засветло, когда они предаются потехам? Неужели они не остерегались замыслов Аллаха?» Слова, сказанные Пророком, да прибудет с ним мир.
— Да пребудет с ним мир, — повторил кувейтец.
— Скоро замысел Аллаха откроется. Но…
— Но?
— Думаю, одна свадьба была остановлена, — сказал я. — Возможно, и не одна.
Кувейтец молчал.
— Когда они задают вопросы, — сказал я, — ты кое-что узнаешь. Начинаешь понимать, что они хотят выведать у тебя.
— Да.
— Они спрашивали о кораблях. А я ничего не знаю о кораблях.
— Да. Они говорили о кораблях. — В соседней клетке воцарилась тишина. Наконец кувейтец заговорил: — А они не очень-то умные.
— Не говори им ничего, — сказал я. — Молчание во имя джихада.
Примерно час спустя, уже засыпая, я услышал, как кувейтец, сидя в углу своей клетки, перешептывался с индусом на неизвестном мне языке. Но, несмотря на шепот, его тон был очень настойчивым.
Почти весь следующий день кувейтец держался поодаль от меня. Я даже не пытался заговорить с ним. Но что бы ему ни было известно и что бы он ни узнал от индуса, он обязательно скажет мне в свое время. Я знал, что он это сделает. Он любил поговорить. Этот кувейтский ребенок. Я понимал, что все произошедшее в сентябре и в последующие месяцы казалось ему не совсем реальным. Мне было интересно, видел ли он когда-нибудь мертвого человека, а если и видел, задумывался ли о том, что увидел. Кровопролитие во имя его вымышленного Бога было для него чем-то вроде кровавой видеоигры. Он говорил о нападении на Америку, как подросток, который только что с успехом прошел очередной игровой уровень.
