Джузеппе Д'Агата - Возвращение тамплиеров
— Привет, — обратился к нему Джакомо. — Чем занят?
— А, это ты? Видишь, занимаюсь. Уже июнь, хотелось бы сдать хоть один экзамен.
— Не будем о грустном. Я, наверное, пропущу сессию.
— Счастливчик, у тебя есть дела поинтереснее.
— Я этого не говорил. Можно присесть?
Яирам улыбнулся, но только из вежливости:
— С каких это пор ты спрашиваешь об этом?
— Что тебе взять?
— Еще один кофе. Спасибо.
Джакомо прошел к стойке, сделал заказ, потом сел напротив друга.
Светлая одежда, шейный платок у Джакомо и небольшой галстук у Яирама: оба выглядели, как всегда, элегантно и чуть экстравагантно. Яирам, казалось, был целиком поглощен раскрытой перед ним книгой.
— Яирам…
— Извини, минутку… Только дочитаю абзац.
— Мне надо поговорить с тобой.
Яирам поднял глаза на друга.
— Я не хотел тебе ничего говорить, но не могу…
— Что-нибудь серьезное?
Джакомо помедлил:
— Об этом будешь судить сам.
— Тогда смелее, говори, в чем дело. Я готов к худшему.
— Вчера… вчера вечером я предложил принять тебя в лигу.
— И ничего не вышло, — сказал Яирам с улыбкой, которая выглядела спокойной.
— Откуда ты знаешь? Кто тебе сказал?
— Твое лицо, друг мой.
Яирам снова обратился к книге, а лицо его между тем помрачнело. Джакомо, сильно побледнев, отчаянно хотел нарушить гнетущее молчание, но не находил нужного слова.
— Прости меня, Джакомо, но я что-то не припоминаю, — произнес Яирам с дрожью в голосе. — Разве я просил тебя об этом?
— Нет, но… — Джакомо поднял руку в знак того, что хочет продолжать.
Но собеседник сделал вид, что не понял:
— Ладно. Ты избавил меня от большой заботы.
Гнев Яирама вскипел неожиданно и бурно.
— Так вот, если я не просил тебя об этом, зачем ты это сделал?
— Позволь объяснить.
— Объясни мне только одно. Хотя это ясно даже идиоту: тебе невероятно жаль меня.
— Это не жалость, это дружба.
— Быть друзьями гораздо труднее, чем врагами. Ты ведь умный и образованный человек, так объясни мне эту загадку. Я живу, как ты, одеваюсь, как ты, рассуждаю, как ты, — и все же между нами пропасть. Почему? Разве дело в том, где мы родились, или в цвете наших волос? Если можешь, объясни мне, откуда этот невидимый и невыносимый расизм. Извини, но мне не приходит в голову другое слово. — Яирам перевел дыхание и упрямо продолжал: — Что касается твоей лиги, то разве ты не знаешь, что тот, кто и в самом деле обижен, предпочитает оставаться в одиночестве — хотя бы для того, чтобы спокойно готовить месть?
Джакомо постарался не выдать своего волнения.
— Ты невероятно заблуждаешься, Яирам. Я и прежде не раз говорил тебе: нельзя поднимать любую проблему до вселенского уровня, — холодно произнес он. — Вчера вечером я просто хотел сделать то, чего ты желал про себя.
— Я никого не прошу об этом. Если нужно, я сам скажу обо всем, внятно и четко. Да, просто из любопытства: можно узнать, почему меня не приняли?
Джакомо тут же отверг мысль поведать невероятную историю с белыми шарами, которые превратились в черные и наоборот. Он предпочел ограничиться пожатием плеч. Тайное голосование не требует никакой мотивации: человек остается наедине со своей совестью.
— Значит, не подошел, и все.
Они умолкли и обратились наконец к чаю и кофе, которые так и стыли в чашках.
Потом Яирам произнес:
— В эти дни у меня была возможность поразмышлять о многом. Мы вместе были в Америке и приобрели там мучительный опыт, который, наверное, изменил нас. Я это чувствую, думаю, ты тоже. Может быть, мы в итоге повзрослели, но наши отношения перестали быть прежними. Не знаю, пожалуй, я все еще верю в нашу дружбу, но сейчас прошу тебя об одном: давай больше не будем встречаться, разве что случайно.
Сам того не заметив, Джакомо невольно привстал:
— Ты в самом деле этого хочешь?
Яирам закрыл глаза и кивнул.
Глава тринадцатая
Машина — роскошный «мерседес», — проехав центр, направилась в южные кварталы Штутгарта, свернула на дорогу, ведущую вверх по холму Киллерсберг, среди зелени, и выехала на Фейербахер-Вег — самую фешенебельную и спокойную улицу старинного квартала. У ворот виллы на ограде, окружавшей просторный парк, висела медная табличка с надписью: «Центр трансцендентальных исследований. „Фонд фон Зайте“». Миновав ворота, «мерседес» проехал по широкой аллее к большому зданию, построенному в середине девятнадцатого века. Пока водитель в фуражке и гамашах спешил открыть для Джакомо заднюю дверцу, в дверях виллы появился улыбающийся человек, высокий и стройный.
Гельмут Вайзе.
На нем был безупречный черный костюм, светлые до прозрачности волосы сияли в лучах полуденного августовского солнца.
Друзья обнялись, стоя на невысокой лестнице, простиравшейся во всю ширину фасада.
— Наконец-то, Джакомо. Ты столько раз откладывал, я уже и не надеялся, что приедешь. Жду тебя с конца июня.
— Всего лишь на два месяца опоздал, — пошутил Джакомо. — Ладно, что такое два месяца?
Гельмут на мгновение отвел взгляд:
— Верно. Что такое два месяца? — Он взял друга под руку, и они направились в парк. — Ты уезжал на каникулы? Куда?
— Каникулы? — смеясь, переспросил Джакомо и позволил себе наконец расслабиться. — Представляешь, в последний момент я даже нашел три недели, чтобы подготовиться к экзамену. И знаешь, как он прошел?
— Спорю, что хорошо.
— Высший балл и особая похвала.
— Поздравляю. А потом?
— Потом… Потом случились всякие неприятности в лиге. Большие неприятности, поверь мне. Борьба за власть не обходит никого.
Гельмут обернулся в сторону виллы и пальцем указал на нее:
— Знакомься — «Центр трансцендентальных исследований».
— Знаю, что ты руководишь им. Но что это значит — «трансцендентальные исследования»?
— Многое. Например, можно с немалой точностью предвидеть, каким станет мировой порядок в ближайшем будущем.
— Я понял, чем ты занимаешься. Растишь за позолоченной оградой новое поколение историков. Так что там с мировым порядком, если не секрет?
Гельмут словно заразился беспечностью друга, поэтому с улыбкой изложил отнюдь не утешительные соображения:
— Нас ждет один из крутых поворотов истории, непредсказуемое потрясение.
— Непредсказуемое, но не для твоих коллег, — вставил Джакомо, которому пришли на память апокалиптические картины, столь дорогие для падре Белизарио.
— В общем, старая демократия сходит на нет и больше не сумеет сдерживать напор национализма, расизма и религиозного фанатизма, старых знакомцев, которые вновь подняли голову и готовы к борьбе…
— К борьбе за власть. — Джакомо, следивший за словами друга с дружеским сочувствием, снова улыбнулся. — Дорогой Гельмут, если верно что микрокосм есть отражение макрокосма, то и моя небольшая лига — ценное поле для наблюдения.
— Что случилось? Твоя лига растаяла на солнце?
— Забавная история, — сказал Джакомо, твердо поддерживаемый за руку другом. — Нынешний президент лиги — отличный врач — высказал недовольство и выразил тем самым мнение меньшинства членов.
— Наименее удачливых и наименее привилегированных, как я понимаю?
— Пожалуйста, не перебивай. Словом, президент выдвинул обвинения: лига, мол, сделалась слишком элитарной и потому не способна представлять истинные интересы обиженных. Начались такие бесконечные споры, что лига стала походить на клуб якобинцев. А закончилось тем, что руководящий совет в полном составе сложил полномочия.
— И наконец-то падре Белизарио обрел всю власть.
Джакомо на мгновение задумался над иронией друга.
— Ты в самом деле считаешь… — Но сразу же отбросил эту абсурдную мысль. — Нет, он сейчас, напротив, сильно озабочен. Лига — его детище, это он создал ее.
Они вошли в здание.
Вилла фон Зайте (так она называлась) была резиденцией барона Рудольфа фон Зайте. Теперь это было закрытое учебное заведение, куда ненадолго — на два-три месяца — приезжали ученые со всех концов света. Масштабы гостеприимства зависели от стипендии, предоставленной административным советом фонда. Избранные счастливцы занимались философией, историей, теологией, которые изучались также и в эзотерическом плане. В здании царила тишина, и лишь изредка встречался кто-либо из стипендиатов.
В свое время барон оставил для себя небольшую квартиру — ту, которую теперь занимал Гельмут. Никто не допускался в эти помещения, расположенные на втором этаже, с задней стороны виллы, и выходившие окнами в лес. Тут было несколько комнат и огромная библиотека, без труда служившая при необходимости весьма приятной гостиной. Одна из спален уже была приготовлена для Джакомо.
После ужина друзья прошли в библиотеку. Прежде чем расположиться в кресле, Джакомо захотел взглянуть на книги, которые закрывали все стены сверху донизу. С некоторым удивлением он обнаружил, что большинство авторов (философы, историки, прозаики, поэты) были немцами. От Канта до Гегеля, от Гриммельсгаузена до Гёте — ни одно из сколько-нибудь громких имен не было пропущено. Имелось также множество биографий и партитур — особенно тех произведений, которые за два последних века оказали заметное влияние на немецкую музыку.
