Пьер Пело - Братство волка
У него возникло неясное ощущение, что все это когда-то было и Сильвия однажды уже произносила эту фразу. Его голова была немного тяжелой, а взгляд затуманенным.
Одетая в длинную накидку из красного и черного кружев, мягко обволакивающих очертания обнаженного тела, она казалась загадочной. Ее волосы спадали вниз по плечам, мерцая в полумраке гостиной. Грегуар последовал за ней, взяв ее за два пальца руки, которую она ему протянула, немного помедлил и взялся другой рукой за краешек тонкого кружева, через которое просвечивалась белая кожа.
Проходя через гостиную, он окинул взглядом находящихся там людей, которые, развалившись на диванах и креслах, развязно болтали. Девочки подняли бокалы и осушили их вместе с солдатами. Грегуар увидел капитана дю Амеля, неряшливо одетого и без парика. Еще он узнал «ополченцев», которых Мани побил в утро перед великой облавой и имена которых ему как бы невзначай нашептала память: Блондин и Псих. Сейчас они возлежали на диване, и у каждого на коленях сидела девушка с обнаженной грудью, в кружевном корсете, с неприкрытыми белыми ягодицами. Тут был и Фабио, льстивый слуга в ярко-красной ливрее, который без устали сновал туда-сюда, поднося всем желающим вино…
– Пойдем, – повторила Сильвия.
Они оставили позади веселящихся посетителей борделя, голоса которых снова и снова догоняли их по коридору, и поднялись на этаж выше…
Сильвия с каким-то упрямством тянула его за собой. Она шла довольно энергично, но ее высокие каблуки производили не больше шума, чем босые ноги Грегуара. Звуки их шагов тонули в мягком ковре на полу. В конце длинного прямого коридора она легко толкнула дверь, и та бесшумно распахнулась.
Восьмиугольная комната была отделана красной кожей и увешана большими зеркалами в вычурных рамах. На цепочке с потолка свисал тяжелый подсвечник, и пламя свечей, многократно отраженное в зеркалах, трепетало в стеклянных колбочках, которые защищали потолок от копоти. Сильвия поднесла палец к губам в знак молчания и, сделав едва заметное движение, плавно опустила потайной рычаг. В результате, как догадался Грегуар, сработал некий скрытый механизм и зеркала на глазах стали прозрачными – видимо, за счет того, что на свечи упала тяжелая материя и потушила их.
И тогда…
За каждым из восьми стекол, еще минуту назад казавшихся зеркалом, было по комнате, в которой происходила некая сцена, – к удовольствию зрителей, смотревших ее, и к не меньшему удовольствию тех, кто сейчас находился за этими фальшивыми зеркалами.
В первой комнате, куда Сильвия подвела Грегуара, он увидел проститутку, которая стояла на коленях на кровати и, придерживая зеркало рукой, причесывалась. Она улыбалась, весело подмигивая, как будто знала, что за ней подсматривают. Затем появился обнаженный мужчина с волосатым животом и бледно-фиолетовым пенисом. Он набросился на проститутку, грубо повалил ее и стал приниматься к ней своим пахом, смеясь от удовольствия и чуть ли не рыча.
Сильвия сильнее сжала руку Грегуара, чтобы привлечь его внимание к другой сцене, и они перешли к следующему зеркалу. Перед ними была темная, очень мрачная комната, в центре которой стоял мужчина в коротких кожаных штанах и красном жилете, расстегнутом на хлипкой груди, а рядом с ним пожилая женщина. Одной рукой он держался за ее обвислую грудь, а другой поглаживал тучный, свисающий морщинистыми складками живот. Его лицо было наполовину скрыто маской из волчьей шкуры, из-под которой выглядывал густо напудренный подбородок с серой козлиной бородкой. Женщина, тряся своей огненно-рыжей копной волос, стегала мужчину плеткой.
Затем Грегуар увидел еще одну комнату. Две девушки в сапогах на высоких каблуках и прозрачном нижнем белье надевали ошейник и кожаную перевязь на обнаженного мужчину. Его тонкий пенис был вытянут с помощью длинного специального чехла, на противоположном конце которого было вшито кольцо, вставленное в проткнутую носовую перегородку мужчины. Он что-то бормотал, выпучив глаза, и все, что можно было понять, это слова «свинья» и «круг», которые время от времени вырывались из его рта. Вероятно, он не отдавал себе отчета в том, что говорил и делал. Грегуар узнал в этом ужасном человеке с искаженным от сладострастия лицом театрального драматурга Максима де Форе.
Внезапно он увидел Жана-Франсуа де Моранжьяса. Тот застыл посреди комнаты, завернутый во что-то наподобие тоги из черного бархата, которая тяжелыми складками спадала с его плеча, скрывая оставшуюся после ампутации культю. Девушка, опустившаяся перед ним на колени, была полностью обнажена, и только распущенные рыжеватые волосы частично прикрывали ее тело. Ее ногти были покрыты золотистой краской, а на руке тускло поблескивал массивный золотой браслет в виде змей, и эти змеи поднимались по ее руке почти до локтя. Золотая цепочка на ее шее терялась в ложбинке меж больших округлых грудей. Она щелкнула пальцами, протянула руку к тяжелым складкам черного бархата и осторожно, чтобы нечаянно не поранить ногтями пенис однорукого, достала его и взяла в рот. Она заглатывала его, лаская языком, и это продолжалось до тех пор, пока на ее лицо, губы и закрытые глаза не брызнуло белое семя. После этого однорукий забрался на нее, все еще стоящую на коленях, верхом, положил одну ногу ей на плечо и стал тереться о шею девушки своим пахом. Затем он повернул ее голову в сторону зеркала, и она внезапно плотоядно улыбнулась улыбкой Марианны.
Грегуар почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Ему больше не хватало воздуха в этой комнате с восемью зеркалами, точнее, этим воздухом вдруг стало невозможно дышать. Он увидел, или ему так показалось, что на прозрачном лице Сильвии, отразившемся в фальшивом зеркале, появилась точно такая же улыбка. Грегуар вдруг стал терять равновесие и беспомощно оглянулся назад. В этот момент женщина подняла руки вверх, и на какое-то мгновение он увидел ее тело, просвечивающееся сквозь полупрозрачные кружева. Ее лицо стало бледным, как воск, тающий и оплывающий по контурам и нежностям костей ее черепа, а из черной пропасти глазниц показались черви и сколопендры, которые, копошась, издавали легкий пощелкивающий шорох… Затем она опустила руки, крепко сжимая кинжал с рукоятью из слоновой кости…
* * *Грегуар подскочил в холодном поту, прерывисто дыша и чувствуя, как бешено колотится сердце, готовое выпрыгнуть из груди. Возможно, он даже кричал, пытаясь вырваться из плена простыней и объятий Сильвии. Он упал с кровати на коврик, лихорадочно вспоминая, что с ним произошло, и путаясь в событиях, словно сумасшедший. В его сознании мелькали картинки ночного кошмара, всплывали мысли о порче, наведенной девушкой, которая бросила на снегу соломенных кукол, звучали слова Сильвии, сказанные ею перед тем, как она дала ему выпить бокал вина. Он хотел восстановить в памяти весь долгий день, прошедший перед их прощальной ночью, которую они так бурно отпраздновали, но ничего не получалось. Грегуар даже не помнил, когда заснул…
В дверь комнаты постучали. Сначала позвали Сильвию, потом он услышал свое имя. Сидя на полу возле кровати, с путающимися мыслями в голове, Грегуар узнал, что его разыскивают по поручению мсье де Ботерна и что этот господин ждет его сегодня ровно в два часа пополудни в гостинице, в которой он расположился.
– Хорошо, я приду, – ответил Грегуар. А затем, обращаясь не то к Сильвии, не то к себе самому, добавил: – Значит, канонир Ботерн таки прибыл. И теперь королевская рука чисто по-королевски накроет Жеводан…
* * *Отправляясь на встречу с Ботерном, он очень старался настроить себя на вежливый и учтивый тон, как будто слова «в два часа пополудни» были для него приказом. Грегуар прекрасно понимал, что с посланником короля шутки плохи, особенно если этот посланник только и ищет повода, чтобы напомнить всем о своем статусе. И, определенно, не стоит шутить с королевским канониром, который решил принять вас прямо в своей ванной комнате с навощенным паркетом, абсолютно лишенной мебели, за исключением кровати на пружинах. Совершенно странным, необъяснимым образом этот господин был похож на человека в волчьей маске из его сна, которого стегала плеткой рыжеволосая проститутка. Но еще более странным было то, что на кровати королевского посланника среди прочей одежды Грегуар увидел ту самую кроваво-красную куртку с точно такими же украшениями, как у того мазохиста из сна.
И все это – в особенности невероятное сходство Ботерна с человеком из сцены его кошмарного сновидения – произвело на Грегуара такое впечатление, что он стоял посреди комнаты не шелохнувшись, не находя в себе сил стряхнуть ужасное наваждение. Тем временем посланник короля рассказывал ему следующее:
– Его величество, мсье де Фронсак, интересовался моим мнением относительно отчета, который вы представили графу де Буффону. Со своей стороны я ответил, что рассматриваемое дело крайне запутано и что лично я считаю, что Зверь – это волк. Завтра я со своими людьми еду за город, и мне бы не хотелось, чтобы вы меня сопровождали. Воля короля была такова, что именно меня, молодой человек, он назначил ответственным за это пело, и только я буду принимать все решения. – Ботерн бросил на шевалье высокомерный взгляд и продолжил: – Мне не понадобится ни ваша помощь, ни чья-либо другая, чтобы разобраться в этом деле. На кровати лежит письмо, адресованное вам, подписанное графом Буффоном и нашим любимым королем… Я читал ваши заметки. Не занимайтесь больше этим Зверем, друг мой. Им займусь я, а вас позовут в том случае, когда в этом возникнет необходимость. Вы можете быть свободны.
