Клэр Сэмбрук - Игра в прятки
Он переступил с ноги на ногу, сунул руки в карманы, вытащил их, сцепил руки за спиной, расцепил, протянул одну руку, дотронулся до того места у мамы, где должно быть ее сердце. Только он не знал, как должно стучать сердце. Тогда он приложил ладонь к своей груди. Колотится. Бухает как молоток. Под свитером, в кармане рубашки, он нащупал острый край открытки Отиса и Джоан.
24
На лестнице внизу — мужские голоса:
— Осторожно, разворот. Не стукни об угол.
— Наклони.
Скрежет, как будто двигают пианино.
— Прелестный ребенок. А что случилось-то, не в курсе, приятель?
Он еще спрашивает. У меня бы спросил.
— Отис…
У меня пальцы дрожали, я даже не мог протянуть руку, чтобы показать ему…
— Отис… тот человек… он отрезал Малышу пенис.
Ну вот. Сказал вслух. Теперь все точно не как в кино. Все взаправду. Страшно.
Отис опустился на колени перед кроватью, где лежал мой братик. Распахнул халат Дэна.
— Я не смог закрыть липучки.
— Хорошо придумал с трусами, молодец.
Отис осторожно стянул с Малыша трусы, передал их мне.
Малыш даже не проснулся.
Я стиснул кулаки, собираясь с духом. Сейчас Отис увидит… Что с ним будет?!
На лестнице зашаркали. Я уцепился за руку Отиса.
— Все в порядке, Гарри. Это моя знакомая. — Он повернулся к двери и шепнул: — Подожди немного.
— Надо поговорить, — ответил женский голос. Сильно испуганный.
— Прошу прощения, Гарри, я скоро, — сказал мне Отис, как взрослому.
Отис на цыпочках вышел из комнаты. Я посмотрел на Малыша. Он чмокал губами, как будто сосал грудь.
Женский голос прошипел:
— Так не положено, Отис.
— При чем тут положено — не положено, Карен? Мой мальчик в беде.
— Я обязана сообщить начальству.
— Обязана — сообщай.
Я вытянул шею и увидел в проеме двери кого-то незнакомого. Полицейская форма, наручники и все такое. Только это была женщина. Блондинка. Очень красивая.
— Отис, это не… Из-за этого…
— Ты не получишь очередное звание?
— Так нечестно.
— А что тут вообще честно? Дай мне пять минут, Карен. Пожалуйста. Неужели это так много? Обещаю, больше я тебя ни о чем не попрошу.
Вздох. Шарканье ног. Шаги вниз по лестнице.
Отис вернулся, сел рядом со мной и медленно, осторожно потянул на себя подгузник.
Бедный, бедный Малыш.
Отис даже не вздрогнул.
— Скажи мне, что ты видишь, мой мальчик?
— Рану.
— Кровь есть?
— Нет.
— Все раны кровоточат, дружище. А это не рана.
Он вновь надел подгузник, застегнул липучки, протянул руку за трусами. И это все?!
Я и не подумал отдать ему трусы.
— Его нет… — прохрипел я. — Член пропал…
— А ты его видел? Ты когда-нибудь видел его член, дружище?
Вы видели спокойного человека? Очень, очень спокойного? Теперь умножьте спокойствие того человека на два. Так вот, Отис был еще в сто… нет, в двести раз спокойнее.
— Мама не пускала меня в ванную, когда купала его, — услышал я свой голос.
Голос говорил сам по себе. А я вернулся в тот день, когда Отис помогал нам печь праздничный торт для Джоан. Дэн смазывал маслом противни. Я просеивал муку, смешивал с сахаром, вбивал яйца. Я все самое важное делал и почти ничего не пролил. Когда мы достали торт из духовки, Отис покрыл его сахарной глазурью и выдавил из мешочка кудрявые розовые буквы. Это он так кремом написал поздравление.
— Значит, ты ни разу не видел его члена?
Я не заметил, когда Отис забрал у меня трусы, но теперь он уже просовывал ножки Малыша в отверстия. Руки у Отиса громадные, а ножки такие махонькие.
— Но, Отис! Он же МАЛЬЧИК.
Отис поднес палец к губам, мол, тише, не разбуди его. Приподнял Малыша, подтянул трусы.
— Откуда ты знаешь, что он мальчик?
Я услышал внизу мужские голоса, рев моторов, вой сирен. Они бы не включили сирены, если бы кто-нибудь уже умер. Правда ведь?!
Глубоко-глубоко внутри моей головы раздался шум и треск. Так бывает, когда стена рушится под напором.
— Ну-ка, присядь. — Отис похлопал по кровати.
Мы сели спинами к Малышу.
— Гарри, — сказал Отис и посмотрел мне в глаза. — Гарри, я должен тебе кое-что сказать. Это трудно принять, но ты сможешь. Ты сильный. Готов, дружище?
Я не был сильным. Я не был готов.
Снова женский голос из-за двери:
— Отис, я позвонила. С минуты на минуту будут здесь. Я не могу…
— А мне больше минуты и не нужно, — ответил Отис, не сводя с меня глаз. — Гарри, у мамы не было малыша.
Он умолк, чтобы я сам все понял.
Я быстро понял:
— Ладно. Пусть Малыш — не мальчик. Пусть.
— Гарри, дело в том, что у мамы вообще не было ребенка.
— Девочка — не так уж и плохо. Девчонки тоже клевые бывают.
— Гарри, пойми, у мамы не было ребенка. Это не ее ребенок.
Я так старался поверить. А это все вранье? Значит, нам конец. Теперь уже точно.
— Это Ребенок Совсем Другой Женщины, — сказал Отис так, вроде разговаривал с иностранцем.
Цемент треснул, камни посыпались.
— Ты врешь, Отис!
— Нет, Гарри, не вру.
Я видел, как побелели мои кулаки. Косточки даже посинели. Я не мог поднять глаза на Отиса.
— У мамы не было ребенка. Она взяла его у другой женщины. Она очень сильно заболела и взяла чужого ребенка.
Слезинки покатились по моим щекам. Я смотрел, как они шлепаются на пол.
Стена рухнула.
— Почему ты называешь его Малыш?
— Ему же нужно имя. Он уже большой.
— Это ты верно подметил, Гарри. Ребенок большой, потому что не только что родился. Девочке уже месяцев шесть.
— Отис, пожалуйста, — сказала женщина из-за двери.
Отис посмотрел вниз, на свои ногти. Как всегда, безупречно чистые. Опять поднял на меня глаза:
— О чем ты думаешь?
— Малыш умеет сидеть.
— Правильно. А мы с тобой знаем, что новорожденные не умеют сидеть. Подумай об этом, дружище.
К крыльцу подъехала машина, хлопнули двери. Та женщина-полицейский снова взбежала по лестнице и громко зашептала:
— Все, Отис, время вышло.
Отис опять рассматривал свои ногти, будто оглох. Женщина повздыхала, поохала и побежала вниз.
— Что ты еще подметил?
Мама никогда не кормила его грудью. Не позволяла мне видеть его раздетым. Живота у нее не было. Да много всего.
У меня слезы потекли и в носу защипало.
— Хочу к папе.
— Мы с ним позже встретимся, Гарри. Сейчас он у мамы в больнице.
Отис протянул мне свой платок, я вытер глаза и высморкался. Отис смотрел на меня так, будто прикидывал мой вес. В дверь позвонили, и, наверное, женщина-полицейский открыла. На кухне заговорили несколько человек, и женщина опять прибежала к нам.
— Отис, скорей! Отис!!
— С мамой все будет в порядке, ведь правда, Отис?
Отис отвел глаза, посмотрел на ночной столик Дэниэла.
— Врачи сделают все возможное, Гарри.
Я еще раз высморкался.
— Папа быстро туда добрался.
— Больница недалеко от Паддингтона.
— Ты ошибся, Отис. Папа в Ньюкасле жил.
Отис уставился на пустую клетку хомячка. На лестнице затопали.
— Он какое-то время жил в другом месте, мой мальчик.
— Но…
— Отис, я не могу больше тянуть, — сказала женщина.
Отис посмотрел на меня. Его карие глаза были грустными и добрыми.
Я всхлипнул.
— Кругом одни тайны!
— Ты прав, Гарри. Но это не наш малыш. — Теперь и Отис заплакал. — Он чужой.
Я заревел как слон, спрятав лицо в платок. Отис похлопал меня по ноге, шумно выдохнул и сказал:
— За девочкой приехали, Гарри. Ждут внизу.
Женщина за дверью вздохнула так, что чуть крышу не снесла.
— Но нам-то не вернули Дэниэла.
— Не вернули, ты прав, Гарри. Злые люди. И это плохо, очень плохо.
— Правда? Тогда ладно.
Отис обнял меня.
— Но мы ведь с тобой хорошие люди. Я и ты, дружище. Мы же хорошие люди.
25
— Ненавижу эту машину! — рявкнул Отис.
Локтем он упирался в дверцу машины, а коленями подпирал руль. Он жутко злился, потому что продал свою «альфу». И все равно это не решало его проблем. Если бы я был полисменом, я бы оштрафовал Отиса за то, что уселся в малюсенький «ниссан» Джоан. Машина совсем не подходила огромному Отису. Мы еще и Холланд-парк не проехали, а она уже трещала.
— Ты так и не рассказал мне о той своей миссии.
По обледенелому тротуару шла низенькая нянька-азиатка с очень грустным лицом. Она толкала коляску с белым ребенком. А ребенок был настоящий гигант.
Мама мне как-то рассказывала, что эти азиатки бросают своих детей в каком-то их Ваккату.
— Гарри, я с тобой разговариваю. Расскажи мне про ту миссию, — грохнул Отис своим «пожарным» голосом.
Я ведь поклялся. Под страхом смерти. А в этом Ваккату, наверное, хорошо. Тепло.
