Джек Хиггинс - Ад всегда сегодня
Харолд уставился на Маллори затравленным взглядом. Он вдруг почувствовал, какой тяжелый, спертый воздух в кабинете. Дышать было нечем. Словно рыба, выброшенная на песок, Харолд жадно ловил воздух ртом. Его голова, будто сама по себе, задергалась, стремясь оторваться от плеч. Он попытался вскочить, но покачнулся и как подкошенный рухнул на стол. Спустя мгновение, словно избалованный ребенок, он замолотил кулаками по столу.
— Шлюха! Грязная потаскушка! Мерзавка! Она смеялась надо мной! Как она смела смеяться надо мной!
У него перехватило дыхание, он сглотнул крик и, заливаясь потоками слез, разрыдался. Маллори замер, опершись обеими руками о стол. Он так давно этого ждал, что сейчас эта минута вовсе не стала моментом триумфа. Неожиданно для него самого вся сцена показалась ему слишком ненастоящей, театральной, актом из плохонькой пьесы, разыгрываемой провинциальной труппой. Глупейшее представление! Все, что здесь свершилось, стало абсолютно ненужным и не столь важным. Может, просто слишком много событий столкнулись друг с другом в самое короткое время, будто пробка на скоростном американском шоссе? Он подумал, что единственное, что ему следовало бы сейчас сделать, это спрятаться в любой уединенной квартире с чашкой горячего чая в руке.
Он снял ладони со стола и выпрямился. В тот же миг раздался стук в дверь, деликатный и настойчивый. Брейди отправился отпереть. Дежурный полицейский протянул через порог сложенный лист бумаги. Брейди захлопнул дверь и с невозмутимым видом вручил послание Маллори. Шеф внимательно перечел сообщение дважды, после чего равнодушно скомкал записку в кулаке и метнул в корзинку для мусора.
Это была весточка от доктора Даса. Миссис Филлипс спокойно скончалась во время сна четверть часа тому назад. Хвала Всевышнему и вечное благодарение и за это тоже!
— Говоря кратко, Миллер, дела обстоят именно так, — подытожил Маллори.
Сержант возмущенно набрал полную грудь воздуха.
— Возможно, осталась вероятность, что произошла ошибка?
— Абсолютно исключено! Филлипс во всем сам признался. Его показания гласят, что какое-то время он прождал под дождем Фокнера и, наконец, увидел их вдвоем. Когда Грейс Пакард вышла от скульптора, он крался следом. Потом он окликнул ее, уговорил спрятаться в темном переулке Доб Керт, где между ними вроде бы наступило некоторое перемирие или согласие. Она добровольно согласилась удовлетворить его похоть и в придачу, добровольно же, отдала ему десять фунтов.
— Что же произошло после?
— Одному Богу известно. Сильно сомневаюсь, что нам когда-либо откроется все до мелочей. Скорее всего, дошло до ссоры, даже скандала из-за Фокнера и его денег. Думаю, что Филлипс после взбучки, которую ему задал Фокнер, счел предательством и изменой, что Грейс переспала с ним. Эта десятка стала прямым доказательством, что имела место продажная страсть…
— И поэтому он ее убил?
— Девушка, что весьма правдоподобно, позволила себе поиздеваться над ним. Филлипс и так был взбешен и ее «неверностью» и, что особенно важно, полученной трепкой, унижением и жаждой мщения. Перебранка завершилась мордобоем. В какой-то миг он утратил власть над собой… Конечно, он вовсе не хотел ее убивать. Такие, как он, никогда не хотят. Только убивают слишком часто.
— И думаете, что суд присяжных поверит?
— С его-то биографией? Да никогда в жизни!
Телефон оборвал его на полуслове. Маллори поднял трубку, минуту помолчал, вслушиваясь в голос на другом конце провода, а затем бережно опустил трубку на рычаг.
— Вот и еще один гвоздь в крышку его гроба. Выходит, хозяин вокзальной кормушки нашел буфетчицу, которая тем вечером меняла кому-то десятифунтовую бумажку. По ее мнению, это был Харолд, он у них появляется частенько. Вдобавок она утверждает, что он был на вокзале без пятнадцати минут одиннадцать.
— Вот кретин! — пожал плечами Миллер.
— Как и все остальные. И следует признать: именно в этом наше счастье.
— Но тогда какого черта Фокнер сыграл с нами такую нелепую шутку? Понять не могу.
— Верно, стоит пригласить его сюда и попросить, чтобы он раскрыл нам свои карты.
Маллори откинулся на стуле поудобнее и отрешенно принялся набивать свою трубку. Миллер открыл дверь и пригласил Фокнера и Моргана войти.
Скульптор, как никто иной, казался человеком, которому неведомы ни поражения, ни обиды. В сером плаще, цена которого была вряд ли меньше трех сотен фунтов, независимо опустив руки в карманы, застыл перед столом старшего инспектора, скептически улыбаясь уголками губ.
Маллори, казалось, был занят лишь своей трубкой, да разве еще кисетом. Только после того, как он набил ее, утоптал табак специальным шомполом, смахнул крошки табака с крышки стола и поднес горящую спичку к крохотному пенковому стаканчику на конце мундштука, он счел возможным поднять взгляд на присутствующих.
— Мистер Фокнер, — неожиданно ласково промурлыкал он, — тут у меня оказался документик, под которым стоит подпись некоего Харолда Филлипса. Эта бумажка гласит, что этот господин признал, что лишил жизни некую Грейс Пакард. У вас есть что сообщить по этому поводу?
— Разве что в число моих прочих достоинств следует включить также дар ясновидения, — без колебаний бросил Бруно.
Морган резко шагнул вперед.
— Ваши слова правдивы, господин инспектор? — спросил он, выпятив подбородок.
— Естественно. Нам удалось отыскать десятифунтовый банкнот, который ваш клиент дал девушке. Перед тем, как отправиться домой, Харолд Филлипс поспешил разменять его в буфете на Центральном вокзале.
Морган перевел взгляд на друга: Фокнер был бледен, а губы на его лице слились в одну прямую серую линию.
— Что ты выделываешь, идиот! Ты же сам признался нам, что убил Грейс Пакард! Кретин!
— Ты и впрямь так считаешь? — с сомнением в голосе осведомился Бруно. — Насколько я помню, все выглядело не так. Это именно ты убеждал меня, что я убийца. Мистер Морган, — он едва улыбнулся Маллори, — как всякий стряпчий, господин инспектор весьма склонен верить и доверять только собственному мнению. Как только он пришел к выводу, что я и есть то шило, которое в мешке не утаишь, единственное, что оставалось мне, так это отдаться в руки полиции.
— Ты хочешь сказать, — закипел Морган, — что, как обычно, ломал комедию? — Он вцепился в лацканы плаща и нескольких раз зло встряхнул Фокнера. — Ты, идиот, понимаешь, как ты обидел Джоанну?
— Она сама виновата. Она должна была верить мне, но она предпочла принять твою версию. — Фокнер казался застывшей, окаменевшей статуей, не способной ни на какие вспышки эмоций и чувств. Медленно и отчетливо, голосом свежесмазанного робота, он отчеканил:
— Уверен, вы будете счастливы вместе. Парочка хоть куда. Я могу быть свободен, господа офицеры?
— А как же! — всплеснул руками Маллори.
На пороге Фокнер обернулся и скучающим взглядом окинул Миллера.
— Искренне скорблю, что не смог стать очередной ступенькой вашей карьеры. Что ж, желаю, чтобы вам больше повезло в следующий раз.
Он прошагал к выходу на прямых ногах и даже не слишком громко хлопнул дверью.
Тишина, что повисла в кабинете после его ухода, была колючей и неожиданно долгой. Морган не отводил взгляда от выбеленной стены, казалось, был прибит к полу, так он был неподвижен. Внезапно он будто очнулся от ворожбы или глубокого сна и, не сказав ни слова, выбежал из кабинета.
Миллер прижал горячий лоб к окну, вглядываясь в перечеркнутые струями улицы. Он увидел сходящего с крыльца Фокнера, который задержался на верхней ступеньке, застегивая плащ. Мужчина подставил отрешенное лицо дождю, промокнул платком капли со щек и решительно шагнул вперед. Через мгновение показался Морган. Оценивающим взглядом он проводил удаляющуюся фигуру, перешел на другую сторону улицы к стоянке такси.
Миллер медленно потянулся к карману, вытащил фунтовую бумажку и положил ее на стол перед Маллори.
— Я ошибся, — просто сказал он.
— И не раз, но я тебя в этом не виню. На мой взгляд, Фокнер на редкость неуравновешенная личность, и он все еще на свободе. Трудно разгадать, что у него на уме.
— Приятно, что вы меня понимаете. И все-таки я оказался не прав.
— Забудем об этом, — небрежно бросил Маллори. Он встал и потянулся за плащом. — Если в твоей голове завалялось название какой-нибудь харчевни из тех, что поприличнее, которая открыта для страждущих и в воскресенье днем, то готов угостить тебя поздним обедом за мои честно заработанные деньги.
— Согласен, господин инспектор. Десять минут, чтобы собрать бумаги со стола, и я в вашем распоряжении.
Когда они спустились с крыльца и направились к «куперу», ливень разыгрался не на шутку. Миллер припомнил недавно открытый на северной окраине города не слишком дорогой, но уютный итальянский ресторанчик, где вкусно кормили. Они проехали мимо больницы и влились в лабиринт улиц в трущобах, двигались по направлению к только что застроенной Иннер-Ринг-стрит.
