Виктор Суворов - Змееед
— С этим вопросом я разобрался. Очень хороший гроб по очень хорошей цене предложил похоронной комиссии представитель какой-то гробовой артели. После выяснения оказалось, что представитель этот не кто иной, как давно разыскиваемый Уголовным розыском бандит по кличке Шайтан.
— Вот бы нам его…
— Уголовный розыск нашел Шайтана убитым выстрелом в лоб из пистолета. Вместе с ним находился труп другого убитого бандита по кличке Аркашка-Хлюст.
— Как жаль.
— Это не все. Оба убиты из пистолета «Браунинг FN1910». Калибр семь шестьдесят пять. Именно из такого пистолета прозвучал первый выстрел Мировой войны, когда в Сараево Гаврило Принцип убил эрцгерцога Фердинанда. Но именно такой пистолет был и у нашего курьера.
— Что же получается? Получается замкнутый круг. Наш курьер из своего браунинга убил двух бандитов, потом они ему заказали гроб с двойным дном. Или они его закопали в гробу с двойным дном, а потом он их убил. Что за чепуха!
4Сентябрь 1936 года. Детям — в школу. Сталин — в отпуск.
Весь год Сталин на износ работал. А лето выпало совсем трудное. Сделано многое. В том числе, и не в последнюю очередь, — проведен показательный процесс. Проведен блестяще. Зиновьев, Каменев, Смирнов и вся их шайка разоблачены перед страной и миром. Они понесли суровое, но заслуженное наказание. Провести процесс стоило непосильного труда. Не все, ох, не все в Центральном Комитете понимают необходимость крутых мер. Потому — глухое сопротивление. На очереди — новый процесс, новая группа вождей, которые оказались врагами, шпионами, вредителями. Но перед тем, как выводить врагов на суд, надо добиться полной поддержки в Центральном Комитете. А Центральный Комитет — это своевольные бояре вокруг доброго царя, это свора псов. Если почувствуют угрозу себе — загрызут вожака. Предстоит новая жестокая схватка. Осенью или в начале зимы надо проводить пленум Центрального Комитета. Проблема в том, что если десяток центровых бояр объединят свою мощь, то этого хватит для того, чтобы Генерального секретаря Центрального комитета сбросить с его высокого поста. Это они могут сделать прямо на пленуме. А чтобы сброшенный Генеральный секретарь не вздумал брыкаться, его можно тут же и повязать…
Потому Генеральному секретарю Центрального Комитета товарищу Сталину нужен отпуск. Прямо сейчас. Перед решающими столкновениями осени и зимы, перед наступающим 1937-м годом. Врачи настояли — давление прыгает. Отдыхать надо. Потому Сталин едет в Ялту.
Станция железнодорожная для руководящих товарищей отдельная. От Курского вокзала ветка в сторону уходит, в депо. Но это только снаружи депо закопченное. А внутри это вовсе и не депо, а спецвокзал. Внутри все блестит и сверкает. Архитектор Иофан постарался. Душу вложил и денег народных. Для вождей не жалко.
Сталинский поезд еще с утра в готовности у единственной платформы. Тут совсем небольшая группа провожающих: секретарь Сталина товарищ Поскребышев, главный железнодорожник страны, Нарком путей сообщения член Политбюро товарищ Каганович, Народный комиссар внутренних дел Генеральный комиссар Государственной безопасности товарищ Ягода, секретарь Центрального Комитета Ежов Николай Иванович, товарищ Холованов, должность которого никто никогда вслух не называл, еще какие-то товарищи.
Сталин никогда не ездил в отпуск один. Каждый год одному из членов Политбюро великая честь — отдыхать вместо с товарищем Сталиным. В этом году чести удостоен товарищ Жданов.
Сталин и Жданов еще не прибыли. В группе провожающих разговоры о погоде да о последнем поединке между «Динамо» и «Спартаком». Улыбнулся Холованов Железному Генриху, головой кивнул, мол, отойдем в сторонку. Отошли.
— Г енрих Григорьевич…
Несгибаемого Генриха всегда бесила холовановская манера называть его по имени и отчеству. Сказано ведь: Генеральный комиссар Государственной безопасности! Неужто не ясно? Все уже сообразили, кроме этого хама. Даже сам Гуталин Железного Генриха Генеральным комиссаром величает.
— Генрих Григорьевич, страна расцветает, страна плечи расправляет, страна созидает и строит.
— Это вы верно подметили, товарищ Холованов. — А в глазах хитринка с легкой издевкой.
— Потому стране золото нужно. В товарных количествах.
Вроде кувалдой Генриха по печени саданули. Чуть было не опрокинулся от слов таких. Еле устоял. Даже и усмехнулся:
— Это вы тоже очень правильно говорите, товарищ Холованов.
— Деловое предложение. А не ковырнуть ли нам сейфик товарища Свердлова. С 1919 года запертым стоит.
— Какое это отношение к золоту имеет?
— Вдруг в том сейфе сокровища? Вскроем и отдадим на нужды индустриализации!
— Пробовали. Не выходит.
— Давайте еще разок попробуем. Вызываю НКВД на социалистическое соревнование. Выставляйте команду! А я — свою. Условия поединка обговорим. Товарища Ежова судьей поставим. Товарищ Ежов, Николай Иванович, можно вас на минутку? Мы тут с товарищем Ягодой посоветовались да и решили…
Въехал тут сталинский лимузин под своды. Оживились провожающие. Сталин Поскребышеву последние указания дает. Затем Генриха Железного подозвал. С ним о чем-то пошептались. Следующий — товарищ Ежов. Наконец — Холованов.
Собрался было Дракон пожелать товарищу Сталину счастливого пути и хорошего отдыха, но вдруг тихо, чтобы никто посторонний не услышал, выпалил, то, чего сам от себя не ожидал:
— Может быть, отменить отдых на юге. Мы тут в Москве организуем. У нас и озеро, и лодки…
Смерил Сталин Холованова не взглядом готовой к броску королевской кобры, но безразличным взглядом анаконды. В немигающих глазах — вообще никакого выражения.
— Почему так, товарищ Холованов?
— Предчувствие, товарищ Сталин.
— Не беспокойтесь. Все будет хорошо. У вас есть что мне сообщить?
Перед взором Холованова встал «Хабаровск — Москва» в славном городе Ярославле. Вздохнул он тяжело, поправил ремень и тихо ответил:
— Ничего важного нет. Счастливого пути, товарищ Сталин.
5Вот вы возводите для себя дворец. Как бы вы использовали цоколь? Это огромные помещения за очень толстыми и крепкими стенами под несокрушимыми сводами.
Прежде всего, это последний рубеж обороны в случае переворота. Окна цокольного этажа небольшие, чуть выше земли. Защищены толстыми решетками. Это амбразуры. Угловые и некоторые другие помещения надо готовить для обороны уже на стадии проекта: возле окон соорудить помосты для удобства стрелков, сами окна прикрыть стальными щитами, оставив только прорези для стрельбы и наблюдения. Щиты, понятно, на показ не выставлять, чем-то прикрыв или сделав их съемными. В этих помещениях хранить запас оружия и боеприпасов. Тут же рядом — жилые комнаты для охраны. И слуги где-то недалеко.
Кроме того, цоколь — это винные погреба и склады продовольствия: пивные и винные бочки, полки запыленных бутылок, окорока, колбасы, сыры, соль, мука, яблоки моченые в бочках, капуста, горох.
В этих подвалах сокровища неплохо хранить.
Осмотрела Настя жилище свое, и еще один пальчик загнула: тут может быть тюрьма. И даже камера для пыток и убийств. Эту мысль она отпугнула, не позволив угнездиться.
Ясное дело, тут должны быть колодцы для снабжения водой. Где-то должны быть тайники, в которых в случае неудачи можно было бы спрятаться и отсидеться, и тайные подземные ходы. Да! Подземные ходы в другие здания и за крепостные стены, тайные ходы для спасения, а также для подсматривания и подслушивания. Как же иначе? Большой Кремлёвский дворец возводил великий строитель и фортификатор Николай Первый. Народ его звал Николаем Палкиным. Очень уж дисциплину любил. Солдат за малейшие упущения сквозь строй гонял. Смертную казнь недолюбливал. Повесил пятерых прохвостов-декабристов, на том и унялся. А вот сквозь строй — другое дело. Сквозь строй — это пожалуйста. Сквозь строй — это хоть каждый день. Построит две шеренги по сто солдат, у каждого палка в руке, провинившегося под барабанный бой на веревке между шеренгами тянут. И каждый солдатик своему вчерашнему товарищу разок врезать должен. Оно и воспитание: чтоб не чужие, а свои пороли. А кто слабо ударит, того самого сквозь строй потащат. Двести палок — норма государева. Двести — это почти смерть. А триста — гроб гарантирован любому. Хотя смертной казнью и не считалось.
Так кто же он, Николай Палкин? Он третий сын Павла Первого. Он никогда не мог рассчитывать на престол. Править должен был старший сын Александр и его потомки, а в случае, если эта линия наследования окажется тупиковой, тогда править должен был второй сын, Константин. Но судьба сложилась так, что в декабре 1825 года третий сын Николай должен был силой брать власть. И он ее взял, расстреляв картечью из пушек бунт банды заговорщиков. Ему ли, Николаю Палкину, не бояться заговоров? Ему ли мер против дворцовых переворотов не принимать? История его семьи вся соткана из заговоров. Отец Николая Палкина Павел Первый был в собственной спальне задушен серебристым офицерским шарфом. Дед Николая Палкина, Петр Третий, был свергнут заговорщиками и убит. И до того смена власти шла все теми же скользкими тропами. Дочь Петра Первого Елизавета Петровна совершила дворцовый переворот силой одной гренадерской роты лейб-гвардии Преображенского полка. Роту эту она потом преобразовала в Лейб-кампанию. Да и сам Петр Первый шел к власти через большую кровь и стрелецкие казни. Но и до него — мятежи да бунты, самозванцы на престоле, убийства явные и тайные. И кто заговорщик? Свои же. Павла Первого душили с одобрения его старшего сына Александра, наследника престола. Петра Третьего свергла жена и убил ее любовник. Петр Первый сбросил с престола сестру.
