Донна Тартт - Маленький друг
— Либби, почему никто не хочет говорить со мной о том, что произошло в день, когда умер Робин?
Либби опустила руки на колени и испуганно взглянула на Харриет.
— Что-нибудь странное произошло в тот день?
— Странное? Что ты имеешь в виду, дорогая?
— Да что угодно… — Харриет задумалась. — Мне нужно хоть за что-то зацепиться.
— Ничего не могу тебе сказать, — необычно спокойным голосом произнесла Либби, — но если хочешь поговорить о странностях — со мной произошло ужасно странное происшествие как раз за три дня до смерти Робина. Я рассказывала тебе историю про мужскую шляпу, которую я обнаружила у себя в комнате?
— О, — разочарованно протянула Харриет. Она миллион раз слышала историю про мужскую шляпу.
— Все думали тогда, что я просто сошла с ума. Найти мужской цилиндр у себя в спальне! Восьмой размер, между прочим, и совершенно новый, никаких там пятен от пота или потертых краев. И он появился на моей кровати посреди бела дня.
— Ты хочешь сказать, что сама не видела, как эта шляпа там появилась, — терпеливо сказала Харриет. Ей сразу же стало скучно. Эту историю никто, кроме Либби, не считал загадочной.
— Но, дорогая, это была среда, два часа дня…
— Ну, кто-то вошел в дом и оставил ее у тебя.
— А вот и нет! Никто не мог войти незамеченным, потому что мы обе были дома, Одеон и я. Я как раз переехала сюда после того, как папа скончался, и Одеон меняла белье в спальне. Буквально за две минуты до того, как я туда вошла. И она не видела никакой шляпы.
— А если это она ее туда и положила?
— Кто? Одеон? Да как ты можешь так думать? Пойди сама и спроси ее…
— Ну кто-то прошмыгнул в дом, — теряя терпение, сказала Харриет. — Хотел над тобой подшутить.
Именно к такому заключению пришли Эдди и ее сестры. Эдди много раз доводила Либби до слез, прозрачно намекая на то, что они с Одеон слишком усердно прикладывались перед обедом к заветной бутылке портвейна, вот им и стали мерещиться шляпы. Либби сразу же расстроилась.
— И что это за шутка такая, можешь ты мне объяснить? — спросила она тоненьким голоском. — Положить на кровать мужскую шляпу? В чем смысл такой шутки? Я отнесла ее в комиссионный магазин, и там мне сказали, что таких шляп в Александрии не делают! Более того, их нигде в нашем округе не делают, разве что в Мемфисе. А через три дня малыш Робин был мертв.
Харриет помолчала, обдумывая слова тетушки.
— А какое отношение эта шляпа имеет к смерти Робина?
— Милочка моя, в мире полно странных вещей, которые мы не в силах постичь.
— Но почему шляпа? — спросила сбитая с толку Харриет. — И почему ее оставили именно в твоем доме? Я не вижу связи.
— А вот тебе другая история, — певучим голосом продолжала Либби, мирно складывая руки на коленях. — У нас в городе жила одна очень милая женщина, Виола Гиббз; наверное, ей было что-то около тридцати. Так вот, однажды эта миссис Гиббз пришла на кухню собственного дома, чтобы поужинать, и вдруг остановилась на пороге, на ее лице появилось выражение ужаса, и она стала размахивать в воздухе руками, как будто от чего-то отмахивалась, как будто что-то ее жалило или кусало. Муж и дети прямо-таки остолбенели. А она через несколько секунд повалилась замертво на пол.
— Ну так значит, ее кто-то ужалил.
— Нет, врачи сказали, что нет.
— Может, у нее был сердечный приступ?
— Она была поразительно здорова, никогда не болела. Но это не самое загадочное в этой истории. — Тетя Либби выдержала многозначительную паузу, пока не удостоверилась, что внимание Харриет полностью сосредоточено на ее рассказе. — За год до этого, в тот же самый день, ее сестра-близняшка Диана, которая жила в Майами, вылезала из бассейна и вдруг, на глазах у десятков людей, испустила вопль ужаса, замахала в воздухе руками, а через секунду упала мертвая на кафельный пол.
— Почему? — озадаченно спросила Харриет.
— Никто не знает, почему.
— Но я не понимаю.
— И никто не понимает.
— Но люди же не умирают оттого, что на них напали невидимые враги.
— А эти две сестры умерли. Причем в один и тот же день, с разницей в год.
— По-моему, у Шерлока Холмса был похожий случай.
— Я читала этот рассказ, Харриет, но здесь совсем другое дело.
— И что, ты думаешь, за ними гнался сам Сатана?
— Я просто хочу сказать, что в мире существует великое множество скрытых от нас связей и взаимодействий, которые мы не понимаем, солнышко, вот и все.
— То есть ты хочешь сказать, что и Робина убил Сатана? Или какое-нибудь привидение?
— Господи, — вдруг сказала Либби, прислушиваясь. Из кухни доносились причитания и невнятные выкрики. — Что там еще произошло? — Старушка с трудом поднялась и засеменила на кухню.
Харриет пошла следом за Либби. За кухонным столом сидела дородная пожилая негритянка с покрытыми старческими пятнами темными щеками и горько всхлипывала, прикрывая лицо руками. Одеон суетилась вокруг нее, наливая пахту в стакан со льдом.
— Это моя тетка, — объяснила она, не глядя Либби в глаза. — Она дюже расстроилась. Пусть посидит немного, да, мэм?
— Господи, что же у нее приключилось? Может, вызвать доктора?
— Нет, мэм. Она не ранена, только уж больно сильно напугали ее те белые мужчины, что стреляли там у ручья.
— Стреляли? Кто мог стрелять…
— Вот, тетушка, выпей пахты, — сказала Одеон, всовывая стакан в дрожащую черную руку.
— Может быть, немного мадеры? — предложила Либби. — У меня дома нет, но я сейчас сбегаю к Аделаиде…
— Ой не надо, не надо, — запричитала негритянка. — Я этого винища в рот не беру.
— Но…
— Не надо, мэм, ни за что. Никакого виски не надо.
— Да это же не…
— Мэм, она придет в себя через минуту. Вы сами-то не волнуйтесь, вот сядьте туточки на стульчик.
Либби тяжело опустилась на стул рядом с гостьей и принялась обмахивать раскрасневшееся лицо рукой.
— Может, вызвать полицию? — спросила она довольно испуганно и чуть не подскочила на стуле от пронзительного крика, которым было встречено это предложение.
— Ох, мэм, не надо, не надо полисии, не надо!
— Да почему же — не надо? — вскрикнула Либби, сама на грани истерики.
— Ох, мэм, боюся я ее, полисии…
— Она говорит, что эти Ратклиффы ненормальные опять балуются, — мрачно заявила Одеон. — Вышли из тюрьмы и теперь балуются…
— Ратклиффы? — спросила Харриет, и, несмотря на общую сумятицу, все три женщины внезапно замолчали и посмотрели на девочку, уж больно странным показался им ее голос.
— Ида, что ты можешь мне сказать о людях по фамилии Ратклифф? — спросила Харриет на следующий день.
— Ублюдки они, вот что я могу сказать, — ответила Ида, угрюмо выжимая воду из посудного полотенца.
Она шлепнула полотенцем о столешницу, расправила его и повесила на крючок. Харриет, уютно устроившись на подоконнике, наблюдала за ее широкой спиной. Ида протирала столешницу размашистыми круговыми движениями, слегка наклонив голову набок и что-то напевая себе под нос. Когда Ида впадала в такое мечтательно-летаргическое состояние, трогать ее было опасно. Харриет сколько раз слышала, как Ида рявкала на Шарлот и даже на Эдди, если кто-то из них начинал приставать к ней с пустячными расспросами в такие моменты. Однако иногда, особенно если Харриет нужно было расспросить Иду о чем-нибудь неприятном или запретном, она специально выжидала, когда Ида сядет лущить горох или сбивать белки для пудинга, а ее взгляд уплывет в страну грез. Тогда она отвечала как будто в трансе, со спокойным, почти пророческим выражением на темном, изрезанном морщинами лице.
Харриет поерзала на подоконнике, потом подтянула обе ноги и села, обхватив колени руками.
— А что еще ты знаешь? — спросила она, играя с пряжкой сандалии. — Про этих Ратклиффов?
— Нечего тут знать. Об такой падали нечего и рассуждать. Сама ты их видела тут на днях.
— Где это — тут? — спросила Харриет после неловкой паузы.
— Туточки, мэм. Вот прямо тута, под энтими окнами, тута они и стояли, — сказала Ида низким, певучим голосом, как будто говорила сама с собой. — А если бы во двор к вашей мамочке зашли бы старые грязные козлы и трясли бы бородами, так вы и их бы жалеть стали… Ой какие миленькие, ой-ой какие несчастненькие! Нате морковку, козлик, дай бородку поглажу… Тут бы и миловались с ними. Мистер Козлик, чтой-то вы какой-то грязный, уж дайте я вас помою да расчешу… А когда бы поглядели потом вокруг-то, — продолжала Ида все тем же певучим голосом, не давая изумленной Харриет вставить хоть слово, — так эти козлы у вас уже бы и жили, да вас бы самих и выселили. Они ж только и знают, что жрать да срать, а что не съедят, так то копытами по грязи размажут и снова орут: дай! дай! Но я тебе так скажу, — она обратила непроницаемые темные глаза на Харриет, — уже лучше с энтими козлами всю жизнь возиться, чем связаться с ублюдками Ратклиффами. Мерзкие, грязные…
