Артур Хейли - В высших сферах
— Как Анри Дюваль?
Капитан задумался, посасывая трубку.
— Что можно для него сделать? Он никто. Он не существует.
— Возможно, ничего, — сказал Алан. — Тем не менее мне хотелось бы с ним поговорить. Многие заинтересовались им, и кое-кто хотел бы ему помочь, если это возможно.
Капитан Яаабек с сомнением посмотрел на Алана:
— Продержится ли этот интерес? Или же мой юный безбилетник станет чем-то вроде чуда на девять дней?
— В таком случае, — сказал Алан, — у нас еще есть семь дней.
Капитан снова помолчал, прежде чем отреагировать. Затем осторожно произнес:
— Вы понимаете, моя обязанность — избавиться от этого человека. Безбилетники стоят денег — их надо кормить, а нынче на содержание корабля дают очень мало. Хозяева говорят, что прибыль маленькая и мы соответственно должны экономить. Вы уже видели, в каком состоянии корабль.
— Я понимаю, капитан.
— Но этот парень со мной уже двадцать месяцев. За такое время о человеке обычно складывается определенное мнение и даже возникает привязанность. — Произнес он это медленно и раздумчиво. — У парня была нелегкая жизнь, — возможно, все так и останется, но это, я полагаю, уж не мое дело. И все же мне не хотелось бы, чтобы у него появилась надежда, которая потом развеется как прах.
— Я могу лишь снова сказать вам, — повторил Алан, — что есть люди, которые хотели бы, чтобы ему был дан шанс остаться здесь. Почему бы не попытаться?
— Отлично, мистер Мейтленд, я пошлю за Дювалем, и вы можете поговорить с ним здесь. Вы хотели бы разговаривать наедине?
— Нет, — сказал Алан. — Я предпочел бы, чтобы вы остались.
Анри Дюваль, нервничая, остановился в дверях. Оглядев Алана Мейтленда, он перевел взгляд на капитана Яаабека.
Капитан жестом предложил Дювалю войти.
— Не бойся. Этот джентльмен, мистер Мейтленд, — адвокат. Он приехал помочь тебе.
— Я читал вчера про вас, — сказал с улыбкой Алан.
Он протянул руку, и безбилетник неуверенно пожал ее. Алан заметил, что он выглядит моложе, чем на фотографиях в газете, и что в его глубоко посаженных глазах застыла настороженность. Он был в джинсах и заштопанной тельняшке.
— Там хорошо написать. Да? — Безбилетник задал этот вопрос не без тревоги.
— Очень хорошо, — кивнул Алан. — Я и приехал узнать, все ли это правда.
— Все правда! Я говорит правда! — Выражение лица Дюваля было оскорбленное, словно его в чем-то обвинили.
Алан подумал: «Надо мне тщательнее подбирать слова».
— Я уверен, вы говорите правду, — умиротворяюще сказал он. — Я имел в виду, правильно ли было напечатано в газете.
— Я не понимает. — Дюваль покачал головой — на лице его по-прежнему читалась обида.
— Давайте на минуту забудем об этом, — предложил Алан. Похоже, не очень удачно он начал. И, помолчав, продолжил: — Капитан сказал вам, что я адвокат. Если вы хотите, я готов представлять ваши интересы и постараюсь, чтобы ваше дело было заслушано в суде нашей страны.
Анри Дюваль перевел взгляд с Алана на капитана.
— У меня нет деньги.
— Вам ничего не придется платить.
— А кто платить? — И снова настороженный взгляд.
— Другой человек заплатит.
— Почему вы не можете сказать ему, кто именно, мистер Мейтленд? — вмешался капитан.
— Не могу, — сказал Алан. — Мне велено не называть имя. Могу лишь сказать, что этот человек сочувствует вам и хотел бы помочь.
— Бывают же хорошие люди. — Капитан, видимо, удовлетворившись полученным ответом, ободряюще кивнул Дювалю.
Вспомнив о сенаторе Деверо и о том, что им движет, Алан ощутил укол совести. Он тут же подумал о поставленных им условиях.
— Остается тут — работает, — сказал Анри Дюваль, — заработает деньги — расплатится.
— Что ж, — кивнул Алан, — наверно, так и будет, если вы того хотите.
— Я расплатится. — На лице парня читалось горячее стремление так поступить. Недоверие на миг исчезло.
— Я, конечно, должен вам сказать, — заявил Алан, — что у меня может ничего не получиться. Вы это понимаете?
Дюваль был явно озадачен.
Капитан пояснил:
— Мистер Мейтленд постарается изо всех сил. Но Иммиграционная служба может сказать «нет»… как было раньше.
Дюваль медленно кивнул:
— Я понимает.
— Вот что мне пришло в голову, капитан Яаабек, — сказал Алан. — С тех пор как вы сюда приехали, вы ходили с Анри в Иммиграционную службу и просили об официальном слушании его просьбы высадиться?
— У меня на борту был чиновник из этой службы…
— Нет, — настаивал Алан, — я имею в виду — помимо этого. Водили ли вы Дюваля в здание Иммиграционной службы и требовали ли официального расследования?
— А какой от этого прок? — Капитан передернул плечами. — Ответ всегда один. К тому же в порту у нас так мало времени, а у меня куча дел на корабле. Сегодня же праздник — Рождество. Потому я и читаю Достоевского.
— Иными словами, — мягко произнес Алан, — вы никуда не водили его и не просили о расследовании, потому что были слишком заняты. Так? — Он старался говорить как бы между прочим, хотя в уме у него уже сформировалась одна идея.
— Точно так, — сказал капитан Яаабек. — Конечно, если бы от этого был какой-то прок…
— Прекратим об этом, — сказал Алан. Мысль у него возникла смутная и мимолетная и могла ничего не дать. В любом случае ему требовалось время, чтобы внимательно прочесть законы об иммиграции. И он переключил разговор на другое. — Анри, — обратился он к Дювалю, — я хотел бы теперь послушать обо всем, что было с вами с тех пор, как вы себя помните. Я знаю, кое-что было в газетах, но, возможно, вы рассказали не все пли вспомнили о чем-то еще. Почему бы вам не начать сначала? Что было первым в вашей памяти?
— Мама, — сказал Дюваль.
— Чем она больше всего вам запомнилась?
— Она ко мне добрая, — просто ответил Дюваль. — Когда она умерла, никто после не был добрый… вот до этот корабль.
Капитан Яаабек встал и повернулся спиной к Алану и Дювалю. Он начал медленно набивать трубку.
— Расскажите мне про вашу мать, Анри, — попросил Алан, — какая она была, о чем говорила, что вы вместе делали.
— Моя мама, я думает, была красивая. Когда я маленький, она обнимает меня, я слушает — она поет. — Молодой безбилетник говорил медленно, тщательно произнося слова, словно прошлое было чем-то хрупким и с ним надо было обращаться осторожно, чтобы не разбить. — А потом она говорит: вот мы сядет на корабль и найдет новый дом. И мы поедет вместе… — И он продолжал говорить, порой спотыкаясь, порой с большой уверенностью.
Его мать, как он считал, была из французской семьи — все они вернулись во Францию до его рождения. Можно было лишь догадываться, почему она не поддерживала связи с родителями. Возможно, из-за его отца, который, как говорила его мать, недолгое время жил с ней в Джибути, а потом бросил ее и ушел в море.
В основе своей это было то же, что он рассказал Дэну Орлиффу два дня назад. Все это время Алан внимательно слушал, подталкивая его, когда было необходимо, и задавая вопрос или заставляя повторить то, что было неясно. Но больше всего он следил за лицом Анри Дюваля. Лицо это убеждало — оно освещалось или отражало отчаяние, по мере того как Анри вновь переживал то, что рассказывал. Была и боль, а в какой-то момент, когда молодой безбилетник описывал смерть матери, в глазах его заблестели слезы.
«Выступай он свидетелем в суде, — сказал себе Алан, — я бы ему поверил».
Он задал последний вопрос:
— Почему вы хотите здесь остаться? Почему именно в Канаде?
Вот сейчас наверняка будет хитроумный ответ, подумал Алан: скорее всего он скажет, что это замечательная страна и он всегда хотел жить тут.
Анри Дюваль старательно обдумал свой ответ. Затем сказал:
— Все другие говорят «нет». Канада — последнее место, где я попытается. Если здесь нет, я думает, нет дома для Анри Дюваль нигде.
— Что ж, — заметил Алан, — по-моему, я получил честный ответ.
Он почувствовал, что почему-то разволновался. Алан пришел сюда скептически настроенным, готовым при необходимости пройти через юридические процедуры, не ожидая, однако, преуспеть. А теперь он захотел большего. Ему захотелось сделать что-то позитивное для Анри Дюваля — снять парня с корабля и дать возможность построить свою жизнь так, как ему пока не давала судьба.
Но можно ли подобного добиться? Есть ли где-то в законе об иммиграции лазейка, сквозь которую можно протащить этого человека? Возможно, есть, а если так, то нельзя терять времени — надо ее найти.
Ближе к концу беседы капитан Яаабек несколько раз выходил из каюты и возвращался. Сейчас он был в каюте, и Алан спросил:
— Сколько времени ваш корабль пробудет в Ванкувере?
— Должны были простоять пять дней. К сожалению, надо ремонтировать мотор, и теперь мы пробудем тут две недели, а то и три.
