Жан-Кристоф Гранже - Лес мертвецов
— Это что, заговор? Мне уже звонил Райшенбах. Я буду говорить только с уполномоченными лицами, и…
— По-вашему, десять лет дружбы не дают мне полномочий?
Мессауд промолчал. Похоже, его ошеломил ее напор. Жанна решила, что смерть Тэна — это совершенно особый случай. На сей раз погибшего знали все участники расследования. Полицейские, врачи, криминалисты, следаки были и судьями, и потерпевшими. И пока большинство из них реагировали с холодной расчетливостью, вооружившись всем своим профессионализмом и авторитетом, чтобы не поддаться эмоциям.
— О'кей, — продолжала она. — Вы уверены, что речь идет об умышленном поджоге?
— Безусловно. Выявлены следы горючего вещества.
— Какого?
— Углеводорода. Пока не ясно, бензина или растворителя.
— Где находился очаг возгорания?
— На шестом этаже. На лестничной площадке Тэна. В этом месте паркет почернел лишь сверху. Значит, он не разгорался постепенно, а занялся мгновенно. Отсюда и распространилось пламя.
Жанна вспомнила, как она в огне выбивала дверь квартиры Тэна.
— Дверь Франсуа не сгорела.
— Ничего удивительного. Как видно, поджигатель налил бензин под дверь. Огонь проник внутрь, а затем по фасаду достиг нижних этажей.
— Я слышала о каком-то веществе… смоле или лаке на руках у Тэна.
— Верно. Какой-то пластик. Я отдал образцы на анализ.
— Можно мне узнать координаты вашего эксперта?
— Нет. К тому же его выводы станут официальными не раньше, чем их затребует судья, которому будет передано дело. А это не вы, пока не доказано обратное.
Жанна пропустила его выпад мимо ушей:
— Я говорила с Ланглебером. Он считает, что это защитное вещество, что-то, чем Тэн покрыл себе руки, чтобы спастись от предстоящего пожара…
— Я не согласен. Не вижу, с чего бы Тэну опасаться пожара или держать дома подобное вещество. При любом раскладе мы пока не знаем, что это такое.
— А как по-вашему?
— Может, что-то расплавилось и пролилось ему на руки. Например, лак от книжного шкафа. Хотя среди образцов, которые мы успели взять в квартире Тэна, ничего похожего не найдено. Впрочем, работа еще не закончена.
Жанну вдруг осенило. А что, если все было наоборот? То, что протекло под дверь, не испугало убийцу… Он намазался каким-то негорючим веществом, чтобы защититься от пожара. Вот почему он был голым. Вот почему он как будто не замечал ожогов. Немного притянуто за уши, но она видела своими глазами, что ему не было больно. А его тело так и не нашли… Значит, он вышел из огня живым.
— На этом, — заключил Мессауд, — вынужден попрощаться с вами, Жанна. Поговорим, когда дело поручат вам официально.
Как же они достали ее с этой своей присказкой!
— Вы исследовали образцы, взятые с последнего места преступления в мастерской Вьотти?
— Мы работаем над этим.
— Они не отличаются от образцов с предыдущих мест преступления?
Криминалист не ответил.
— Так отличаются или нет?
— Только надписи на стене. В них обнаружено еще одно вещество. Там есть кровь, слюна, экскременты, а кроме того, околоплодная жидкость. Убийца похитил ее с предыдущего места преступления. Настоящий псих.
Жертвоприношение плодородию. Обряд, совершенный во исполнение обета. Все это связано с какой-то детской травмой… Может, Хоакин бесплоден? Или его рождение было осложнено бесплодием родителей?
Она поблагодарила начальника криминалистов и пообещала перезвонить, как только получит дело. Он явно был настроен скептически. Она набрала последний номер. Чего уж теперь. Снявши голову, по волосам не плачут. Жанна собиралась поговорить с Бернаром Левелем, специалистом по психологическому профилированию, к которому обращался Тэн. Жанна не была сторонницей психологических методов, но выбирать не приходится… Номер она нашла в папке.
— Дело передали вам?
Левель держался настороженно. Жанна твердо ответила:
— Пока его никому не передали. Я всего лишь коллега и друг Франсуа Тэна. Передо мной лежит следственное дело, которое он вел. Здесь нет ни одного отчета за вашей подписью. Почему?
— Меня отстранили прежде, чем я успел представить свои выводы.
— Сам Франсуа Тэн?
— Нет. Кто-то из вышестоящего начальства. После третьего убийства сочли, что мои заключения уже… устарели.
— А меня они интересуют.
Повисло молчание. Левель размышлял. Стоит ли говорить по телефону с этой незнакомкой? А что, если это удастся обернуть в свою пользу? Вдруг его снова подключат к расследованию? Она сыграла на его тщеславии:
— Я слежу за расследованием с самого начала. Побывала на двух из трех мест преступления. И я знаю, что только судебный психолог поможет нам разобраться в этом деле. Здесь мы столкнулись с чем-то совершенно непостижимым.
— Вы сами это сказали, — усмехнулся Левель.
— Взять хотя бы кровавые надписи.
— Они были и на третьем месте преступления?
— Да, те же самые.
— И он использовал те же материалы?
— На этот раз он добавил околоплодную жидкость. Похищенную из лаборатории Павуа.
— Я так и знал.
— Почему?
— Место он выбирает не наугад. Ему нужна не столько определенная жертва, сколько обстановка. Контекст. Вот почему он каждый раз там что-то крадет. Эта лаборатория — настоящий храм плодородия. Насколько мне известно, место третьего преступления связано с первобытной эпохой. Все это взаимосвязано.
— Пожалуйста, поподробнее.
— Каждое убийство представляет собой жертвоприношение. Жизнь жертвы — дар, приносимый таинственному божеству. Акт каннибализма здесь также играет роль. Он возрождает того, кто его совершает. Ритуал строится на таких понятиях, как жизненная сила или женская матка.
— А что вы скажете о психологическом профиле убийцы?
— Это одновременно и психопат, холодный, асоциальный, владеющий собой, и психотик, подверженный… припадкам, во время которых он полностью теряет над собой контроль.
Жанна вспомнила Хоакина. И тот металлический голос.
— По-вашему, он может страдать раздвоением личности?
— Это слово применяют к месту и не к месту. Если вы говорите о шизофрении, я бы сказал, что нет. Но он определенно страдает расщеплением. Какая-то часть его личности ему не подвластна.
Над этим Жанне еще предстояло подумать. Хоакин был подвержен приступам, о которых он не помнил. Но в таком случае кто планировал убийства? Кто готовил место жертвоприношения? Чей холодный ум все организовывал?
Она вспомнила диагноз Феро — аутизм. И упомянула это отклонение.
— Чепуха, — не задумываясь отрезал Левель. — Для аутизма характерно полное отрицание внешнего мира. По-древнегречески autos означает «сам». Но хотите вы того или нет, убийство предполагает признание другого человека. К тому же аутист недостаточно организован, чтобы подготовить что-либо подобное. Несмотря на распространенный в народе миф о «гениальных аутистах», большинство из них страдает выраженной задержкой в умственном развитии.
— Вы говорили о расщеплении. А не может убийца, с одной стороны, быть здравомыслящим человеком, организатором, а с другой — аутистом, карающей дланью?
— Аутизм — это не патология, поражающая лишь часть мозга. Это системное расстройство, понимаете?
Жанна согласилась. В психологическом профиле Хоакина что-то не сходилось. Она попрощалась с психологом и отсоединилась. Через несколько секунд у нее в кармане пиджака зазвонил мобильный.
— Это Эмманюэль. — У Жанны полегчало на душе. — Только что прочитал «Монд». Что за история с пожаром?
Жанна взглянула на часы. 15.30. Значит, в «Монде» за вторник вышла первая статья, посвященная событиям на улице Монсе. Она вкратце описала вчерашнюю безумную ночь. Звонок Тэна. Огненный ад. Свою попытку спасти друга…
— Тут есть какая-то связь с тем делом, о котором ты говорила в субботу?
— Самая прямая.
— Твои подозрения подтвердились?
— Это уже не подозрения, а факты.
— Думаешь, дело поручат тебе?
— Нет. Но я сделаю то, что должна.
— Будь осторожна, Жанна.
— В каком смысле?
— Во всех. Если это был поджог, убийца снова, не раздумывая, уничтожит любого, кто сумеет к нему подобраться. С другой стороны, ты не можешь вести расследование в одиночку, без полномочий. Не говоря уж о разборках с начальством. Никто тебе не позволит заниматься самодеятельностью.
— Я буду держать тебя в курсе.
— Удачи, детка.
Жанна отключилась и подумала об Антуане Феро. Не то чтобы она ждала от него звонка. Психоаналитик в бегах. Он не позвонит. Да он и не знает, что она — следственный судья и единственный человек в Париже, который может ему помочь.
Снова зазвонил телефон. Но не сотовый, а городской.
