Дело глазника - Персиков Георгий

Вот карета выехала на городскую площадь, где они в день приезда осматривали труп околоточного. Панно на стене с императором и губернатором по-прежнему не было закончено, впрочем как и мраморный фонтан. Лишь кое-где рабочие приступили к укладке брусчатки.

Когда карета свернула на мост, Муромцев увидел невдалеке собор с голубыми куполами. Отец Глеб тоже заметил его и перекрестился. Барабанов улыбнулся и уставился в другое окно. По черной речной воде плыли куски льдин, напоминавшие белые струпья на сожженной коже. Нестор набрал воздуха в грудь, словно хотел что-то сказать, но, увидев печальный взгляд Муромцева, передумал.

Вскоре показалось здание железнодорожной станции. Часы на желтой башне показывали два часа пополудни. Забрав вещи, они попрощались с возницей и двинулись в сторону перрона. Мимо них сновали грузчики с тачками, заваленными чемоданами и мешками, и спешащие на поезд пассажиры. До отправления оставалось около получаса.

Муромцев остановился на перроне у грязной заплеванной колонны и закурил трубку. Отец Глеб внимательно посмотрел на него и спросил:

– Роман Мирославович, что вас гнетет? Разве мы не должны сейчас радоваться нашему успеху?

Тот выпустил сизое облако дыма и ответил, криво усмехнувшись:

– Радоваться? Что ж, можно и порадоваться. Тем более что я получил хорошие известия из Петербурга.

– Из Петербурга? – оживился Нестор. – О чем же?

– Наша команда, то есть я, отец Глеб и вы, Нестор, отныне официально одобрена и утверждена начальством свыше. Работать наш отдел будет под рабочим названием – «Ловцы черных душ». Что скажете, господа?

– Но а как же со мной быть? – смутился Барабанов.

– Имея в виду ваши, Нестор, заслуги, вы подлежите реабилитации и можете вернуться в столицу. В отделе будете отвечать за медицинское направление. Согласны?

Барабанов растерянно улыбнулся и прослезился:

– Конечно, Роман Мирославович, конечно, согласен!

Отец Глеб похлопал его по плечу:

– Поздравляю, Нестор. Вы молодец.

Нестор вдруг замялся и посмотрел на Муромцева. Тот выбивал пепел из трубки о колонну. Заметив его взгляд, он спросил:

– Вы что-то хотели сказать, Нестор?

– Да, хотел. Я хочу предложить вам взять в команду еще одного полезного члена. Это…

– Госпожа Ансельм?

– Да, именно она. Вы знаете, Лилия нам очень может пригодиться! Ведь ее можно привлекать хотя бы внештатно? Согласитесь, помощь Лилии в этом деле была велика! Медиум в команде не помешает! Это, конечно, антинаучно с современной точки зрения, но она опытный практик! К тому же у нее есть способности гипнотизера, а гипноз сейчас – одно из наиболее актуальных направлений в современной психологической науке!

Тут Барабанов подошел к Муромцеву почти вплотную и тихо сказал:

– Ей пришлось пережить ужасный опыт, Роман Мирославович. Когда она только начала писать картины, ее похитил маниак, насильник. Чудом ей удалось сбежать из плена. Негодяя, похитившего и надругавшегося над ней, так и не нашли. У нее после этого случая повредился рассудок, и ее определили в инвалидную больницу для страждущих душевными недугами при одном монастыре. Там врачам удалось вернуть ей душевное равновесие. Ее выписали из клиники, и, несмотря на редкие припадки и обмороки, она смогла стать достойным членом социального общества. Лилия вновь вернулась к картинам, выступает с мелодекламациями в Обществе декадентов, а также участвует как медиум в спиритическом клубе и у мистера Уорда.

Барабанов взволнованно посмотрел по сторонам, снял фуражку, разгладил волосы и добавил:

– Забрать Лилию надо оттуда, пока ее рассудок опять не повредился, Роман Мирославович!

– Я согласен с Нестором, – неожиданно поддержал Барабанова отец Глеб, – сгодится нам эта барышня.

– Что ж, я подумаю над этим предложением, – ответил Муромцев. – Однако, отец Глеб, вот и ваш поезд подходит.

– Как это – мой? – растерянно спросил священник. – А вы что же, не едете со мной в Петербург?

– Нет, не сейчас. У меня есть один важный вопрос, который требует немедленного уточнения. Встретимся с вами через несколько дней в столице. Нестор, – он повернулся к Барабанову, – вы можете тоже собираться и следующим поездом выезжать в Петербург. А над вашим предложением насчет госпожи Ансельм я обязательно подумаю.

Тем временем паровоз, обдавая перрон и пассажиров паром вперемешку с черным дымом, медленно проплыл мимо. Началась привычная вокзальная суета, народ заметался вдоль вагонов. Грузчики с криком «Па-абереги-ись!» резво толкали перед собой тележки с багажом. Троица зашла в вагон и уселась в купе.

– Посидим на дорожку, – улыбнулся отец Глеб.

Некоторое время они сидели в тишине, каждый погруженный в свои мысли. Муромцев тер лоб – снова вернулась головная боль. Дверь купе открылась, и в проеме показался проводник в черном форменном мундире с оловянными пуговицами.

– Господа, уже отправляемся, – пробасил он, разглаживая черные пышные усы.

Муромцев и Барабанов попрощались с отцом Глебом и вышли из купе.

Стоя у окна вагона, они видели, как священник достал из саквояжа дорожные тапки, а заметив соратников, махнул им рукой, мол, ступайте. Они помахали ему в ответ и пошли прочь. За спиной послышался гудок и шипение пара – поезд отправился в столицу.

Муромцев попрощался с Нестором, зашел в здание вокзала и купил билет на вечерний поезд до Казани. Оставив дорожную сумку с вещами у начальника станции, он решил пройтись до ближайшего трактира. Осторожно ступая по деревянному тротуару, из которого торчали гвозди, сыщик сосредоточился на предстоящем путешествии. Он собирался посетить знаменитую Казанскую психиатрическую больницу во имя Божьей Матери Всех Скорбящих. Именно там после суда и медицинского освидетельствования содержался инженер путей сообщения Петр Ерохин, или, как его прозвали газетчики, – Карельский душегуб. Муромцеву не давала покоя мысль, что Ерохин был осужден несправедливо и слова безумного князя о его невиновности – правда.

Поезд прибыл в Казань к обеду следующего дня. Муромцев, промучившись всю ночь на неудобной полке, выглядел усталым. Головная боль то уходила куда-то вглубь, то возвращалась с новой силой. Он вышел на привокзальную площадь и стал искать экипаж. Расторопный извозчик на пролетке лихо осадил лошадь прямо перед Муромцевым:

– Куда прикажете, барин?

Роман Мирославович кинул сумку на потрескавшееся сиденье, уселся и устало выдохнул:

– Вези в психиатрическую лечебницу.

– Это в какую?

– Ту, что на Сибирском тракте.

– А, знаю! Держись, барин! Враз домчу!

Пролетка сорвалась с места и быстро покатила по мощеным улочкам, нещадно тряся своего пассажира. Муромцев с интересом смотрел по сторонам. Проехав Казанский кремль, они выехали на широкую улицу с красивыми каменными домами. Это была Воздвиженская улица, одна из самых старых в Казани. Тут в нос сыщику ударил резкий запах – они проезжали мимо небольшой ярмарки. Запах исходил от деревянных телег, на которых местные татары разложили свой товар: вяленую конину и баранину. Муромцев поморщился и прикрыл нос. Извозчик, заметив это, усмехнулся и сказал:

– Это ничего, барин, скоро привыкнешь!

Роман Мирославович ничего не ответил и посмотрел на часы – стрелки показывали половину третьего. Вскоре они подъехали к зданию лечебницы. Это было большое трехэтажное здание, состоящее из трех корпусов и выходящее фасадом на Сибирский тракт. Дорога к нему вела через пустырь и упиралась в чугунные ворота. Сыщик расплатился и направился к входу. Над зеленой крышей главного корпуса возвышался большой крест, указывающий на то, что здесь находится церковь.

Внутри было тихо и чисто. Муромцев медленно шел по мраморному полу, осматриваясь. Из коридора ему навстречу вышел немолодой мужчина лет сорока в белом халате и белой медицинской шапочке, на красном носу блестело пенсне. Он с интересом посмотрел на сыщика, снял пенсне и, погладив бороду-эспаньолку, спросил:

– Вы, извиняюсь, к кому? Вы по записи?