Скотт Мариани - Заговор Моцарта
— Это невероятно ценная вещь! — сказала она, погладив старую, выцветшую бумагу.
— Подлинное оно или поддельное, для нас письмо имеет ценность, только если в нем есть полезная информация. — Бен вытащил из рюкзака коробку с материалами Оливера и открыл блокнот. — Давай посмотрим, что тут. Как у тебя с немецким?
— Пою я на нем лучше, чем разговариваю. А у тебя как?
— А я разговариваю лучше, чем пишу.
Он пробежал письмо глазами. Неужели это действительно почерк Моцарта? На подделку не похоже, но кто его знает? Бен вгляделся пристальнее. Местами буквы плясали, словно их писали в подпрыгивающей на ухабах карете.
Он решил начать с первого предложения.
— «Mein liebster Freund Gustav». «Мой дорогой друг Густав».
— Неплохо для начала, — похвалила Ли.
Они работали целый час, нетронутый кофе на столе остыл. Работа продвигалась медленно, слово за словом. Каждые несколько секунд Бен оглядывал зал, проверяя, нет ли непрошеных гостей.
— Что такое «Die Zauberflüte»? — спросил он.
— Ну, это просто. «Волшебная флейта». А вот это что? — Ли показала на слово, задумчиво покусывая ручку. — Не могу прочитать.
— Adler.
— И что такое Adler?
— Орел, — ответил Бен, закусив губу в недоумении.
При чем здесь орел? Он все-таки записал слово в черновик перевода. Раздумывать можно потом, сначала надо все записать.
Потребовалось еще три чашки кофе и несколько исчерканных заметками страниц, прежде чем перевод был готов. Бен развернул блокнот боком, чтобы Ли тоже видела текст.
«16 ноября 1791
Вена
Дорогой Густав! Пишу тебе в большой спешке, всем сердцем надеясь, что письмо дойдет вовремя. Мне бы очень хотелось сообщить лишь хорошие новости об успехе „Волшебной флейты“, но, к сожалению, есть более важные вести.
Ничто не сравнится с возможностью жить мирно непокойно — как жаль, что нашим братьям не суждена такая доля. Должно быть, так угодно Господу.
Вчера я, как обычно, прогуливался возле оперного театра и встретил там нашего друга и брата Н. Он выглядел очень расстроенным и возбужденным. Когда я спросил о причине, он рассказал мне кое-какие новости. Как тебе известно, Н. вхож в определенные круги и знает, о чем говорят на собраниях ордена Ра. С каждым днем наши враги становятся все сильнее и влиятельнее; я уверен, что в немалой степени этому способствует благосклонность нашего императора к Орлу. Боюсь, что успех моей оперы немало их разозлил и теперь мы в еще большей опасности. Наш друг посоветовал соблюдать величайшую осторожность во всем. Дорогой Густав, умоляю, будь осмотрителен. Не доверяй посторонним. Агенты ордена Ра кишат повсюду, не только в Австрии.
Извини, что пишу так коротко, но мне пора заканчивать. Очень надеюсь, что мое предостережение дойдет до тебя вовремя, прежде чем силы, поклявшиеся уничтожить нас, нанесут удар. Береги себя, будь здоров. Передавай привет Катарине.
Твой брат,
В. А. Моцарт».— Что ты об этом думаешь? — спросила Ли.
— Давай сначала поедим, — ответил Бен. — Я с голоду умираю.
Спрятав письмо в рюкзак Бена, они ели горячую вкусную лазанью и разговаривали. Раскрытый блокнот Бен положил рядом со своей тарелкой.
Ли выглядела разочарованной.
— Ничего нового мы не узнали, профессор Арно уже обо всем рассказал. Моцарт предупреждает своего друга об опасности, орден Ра охотится на масонов. Вот и все. Зря только время потеряли.
— Adler, — сказал Бен с полным ртом лазаньи. — Орел.
— И что орел?
Бен показал на блокнот.
— Из письма, похоже, следует, что орел имеет большое значение и как-то связан с орденом Ра.
— Как именно?
— Понятия не имею, — признался Бен. — Но в заметках Оливера часто упоминаются орлы.
— Может, это обозначение? Кодовое слово?
— Не исключено, — кивнул Бен. — Орел может быть символом.
— Имперский орел?
— Не похоже. Прочитай внимательно. Орел — это кто-то или что-то, к чему император питает благосклонность.
— Если бы мы знали, что это значит…
— Увы, мы не знаем. — Бен еще раз перечитал письмо. — Больше отсюда ничего не выжать.
— В общем, вернулись к тому, с чего начали, — вздохнула Ли. — Мы так и не поняли, что случилось с Оливером. — Она разжала пальцы, и вилка со звоном упала на стол. — Может, мы вообще ерундой занимаемся. А вдруг письмо ни при чем? Или оно действительно подделка?
Бен покачал головой.
— Я бы с тобой согласился, если бы не одно странное обстоятельство. Помнишь зал, в котором убили человека? Баранью голову помнишь?
Ли предпочла бы забыть ту видеозапись.
— Разве там была баранья голова?
— Висела на стене, над возвышением вроде алтаря. Позолоченная голова барана с длинными рогами.
Ли задумалась.
— Бараны… Козлы… Рога… Идолы… Ты про сатанистов, что ли?
— Нет, я про нечто гораздо более древнее. Помнишь, я упомянул, что изучал теологию?
— Да уж, никогда бы не подумала!
Об этом периоде жизни Бен говорить не любил, поэтому особо распространяться не стал.
— Ра был богом солнца древних египтян. Арно подтвердил это.
Ли озадаченно промолчала.
— Его не всегда называли по имени, — продолжал Бен. — Ра также изображали в виде символа — обычно как солнечный диск, но иногда в виде барана: баранья голова на человеческом теле или просто голова сама по себе.
— Ты уверен? При чем тут баран?
— Рога символизировали лучи, исходящие от солнца. Символ очень древний, за долгие века он распространился во многих культурах. В иврите есть слово «каран» — «лучи», очень похожее на «керен» — «рога».
Ли на мгновение задумалась.
— Продолжай, — кивнула она.
— Эта позолоченная баранья голова чем-то поразила меня, когда я впервые увидел ее в видеозаписи, — признался Бен. — Я никак не мог понять, в чем дело, а теперь понял. Только ты скажешь, что я сошел с ума.
— Честное слово, я уже готова поверить во что угодно.
— Тогда как насчет этого: орден Ра существует до сих пор.
— Вот уж действительно бредовая идея!
— А ты сама подумай. Оливер стал свидетелем того, как кому-то отрезали язык и вспороли живот. Арно рассказал нам, что с Лютце сделали то же самое. Совпадение? Вряд ли.
Ли скорчила гримасу.
— Что дальше?
— Теперь вспомни слова Арно перед тем, как его застрелили. Он сказал: «Так значит, это правда!»
— Да, помню. Что он имел в виду?
— Ему не удалось закончить рассказ, но, произнося эти слова, профессор показал на баранью голову. Я думаю, он что-то знал. У него наверняка были какие-то подозрения, связанные со смертью Оливера. Арно настолько испугался этого письма, что решил спрятать его подальше.
Ли задумалась, рассеянно тыкая вилкой в лазанью.
— Если письмо представляет такую опасность, то почему они не нападали на отца, когда оно было у него?
— Во-первых, твоего отца прежде всего интересовали авторство и историческая ценность письма, — ответил Бен. — Оливер копнул глубже. Во-вторых, пока Оливер не начал копать и не нашел что-то (что именно, мы не знаем), до письма никому и дела не было. Оно ценно тем, что привело Оливера к ним.
— Каким образом?
— Пока не знаю, — признался Бен.
Ли замолчала.
— Допустим, ты прав и орден до сих пор существует. Кто эти люди? Где их искать?
Бен покачал головой.
— Найти их очень сложно. Не забывай, они не просто дурачки с секретными рукопожатиями. У них были связи с тайной полицией. Они обладали серьезным политическим влиянием — и не только в Австрии. Времена тогда были смутные. Правители боялись, что революция распространится на всю Европу, и охотно поощряли таких людей. Представь себе, чего они сумели достичь за два прошедших века. Теперь у них не только широкие связи, они внедрились глубоко в систему.
— Но ведь мы говорим о современной, демократической Европе! Разве в ней может существовать такая жуткая организация?
— Ли, не будь наивной. Новый порядок построен на основе старого. Ничего не изменилось.
— Я думала, что Арно — сумасшедший старик, который верит в теории заговора.
— Возможно, он был прав, — сказал Бен.
— Ты серьезно?
Бен кивнул и задумался.
— Я мало рассказывал тебе о том, чем занимался в спецназе. Не люблю об этом говорить. Тем не менее есть множество вещей, о которых обычные люди никогда в жизни не догадаются. В истории бывали целые войны, ни словом не упомянутые в учебниках. Мы воевали далеко от основного поля битвы и выполняли задания, смысла которых сами не понимали. Мы понятия не имели, что именно делаем. Нам указывали цель и давали приказ. Мы уничтожали селения, не зная, как они называются. Мы были пешками в игре. Идиотами. Оливер давно это понял, но я его тогда не послушал. Настоящие игроки, те, кто действительно принимает решения, никому не известны. Этих людей почти никто не знает.
