Скотт Мариани - Заговор Моцарта
Автомобильные аварии иногда случаются — как и взрывы газа.
ГЛАВА 33
Италия, Милан
В час дня Музей Висконти закрывался на обед, и посетители бесшумно вышли. Охранник Доменико Турки трясущейся рукой снял связку ключей с пояса, запер дверь на замок и на тяжелую стальную задвижку. Вешая форменную куртку и фуражку на крючок за конторкой, старик перекинулся шуткой с кассиром синьорой Беллавистой, и они пошли к служебному выходу. Доменик открыл панель на стене, набрал код, включая сигнализацию, и, все еще смеясь, вышел на улицу вместе с синьорой Беллавистой. Люка и Бепе из мастерской уже наверняка сидят с кружкой пива в соседнем кафе, где каждый день обедают сотрудники музея.
В музее стало безлюдно и тихо. В подвале, в лабиринте полутемных проходов, скрипнула открывающаяся дверь.
Бен огляделся и беззвучно выскользнул из заброшенной кладовой. За ним последовала Ли, разминая затекшие после долгого ожидания ноги. Бен и Ли пошли наверх тем же путем, каким попали в подвал. Бен узнал мастерскую: здесь работали двое рабочих, мимо которых удалось проскользнуть незамеченными. Рабочие ушли, оставив инструменты разбросанными на верстаке. Там же лежала старинная скрипка со снятой верхней декой. Две картины маслом, без рамы, стояли у стены, ожидая реставрации. Сильно пахло клеем, политурой и лаком.
Бен взял ножовку, проверил остроту зубцов и одобрительно кивнул. Ли недоуменно наблюдала за ним. Ей даже думать не хотелось, что он собирается делать ножовкой.
Бен тихонько вошел в следующую дверь и обнаружил то, что искал: электрический щиток, совсем древний, с большими неуклюжими выключателями. Бен щелкнул каждым по очереди, затем нажал на основной выключатель. Вытащив все пробки, он спрятал их в ящике под грудой упаковочного материала.
Через служебный вход Бен и Ли прошли в зал музея. В окна лился тусклый солнечный свет. Электрическое освещение погасло, красные огоньки на видеокамерах не горели.
Зал клавишных инструментов располагался в конце длинного коридора, где были выставлены скрипки.
Джемма Бьянки чистила рамы в портретной галерее, слушая радио. Вдруг свет погас, и пылесос замолк. Полная и неповоротливая Джемма не сразу сообразила, в чем дело. Протянув пухлую руку, она несколько раз щелкнула выключателем пылесоса.
— Ну что за черт!
Как-то раз свет уже отключался. Тогда она тоже оставалась в музее одна, занимаясь уборкой в обеденный перерыв. Пробки вылетели, и ей пришлось спускаться в подвал к щитку. Вниз идти далековато, да и неприятно быть одной в пустом закрытом здании.
Джемма занялась бутербродом, надеясь, что свет сам скоро включится. Не включился. Она со вздохом взяла радиоприемник и пошла вниз по лестнице.
Бен осмотрел фортепьяно, обдумывая план действий. Правую переднюю ножку нужно снять быстро. Времени мало: в любой момент может вернуться кто-то из сотрудников музея. Если бы приподнять правую часть фортепьяно на дюйм или два и подложить что-то под клавиатуру, чтобы отпилить висящую в воздухе ножку… Он перевернул табурет, поставив его на торец, — нет, чересчур высоко.
Бен попробовал приподнять фортепьяно. Слишком тяжелое, не выйдет, даже с помощью Ли. Он посмотрел на ножовку, потом на ножку. Чтобы перепилить ее, понадобится минут пятнадцать.
«Ну же, придумай что-нибудь!» — приказал он сам себе.
Ли насторожилась.
— Бен, в музее кто-то есть!
Раздались медленные тяжелые шаги, заскрипели ступеньки лестницы, ведущей в главный зал. В безмолвном здании тихое эхо звучало совершенно отчетливо. Еще слышалась музыка, которая постепенно становилась громче: по лестнице спускался человек с радиоприемником.
Медлить нельзя — сейчас или никогда. Бен в отчаянии оглянулся.
Веревочное ограждение вокруг фортепьяно висело на шести латунных стойках — фута три высотой, на широких круглых основаниях. Да, ничего лучше не придумаешь. Бен ножовкой перепилил веревку и поднял одну стойку — тяжелая. Металл холодил пальцы. Перевернув стойку основанием вверх, он ухватился за нее, как за топор.
— Ну и черт с ним! — пробормотал Бен.
Ли с ужасом наблюдала, как он размахнулся стойкой и изо всех сил ударил по ножке фортепьяно.
Тишину разорвал оглушительный хруст ломающегося дерева. Фортепьяно со стоном вздрогнуло, завибрировав струнами. Ножка немного поддалась, и передняя часть инструмента просела, но не упала.
Спускаясь по лестнице, запыхавшаяся Джемма услышала какой-то звук.
Это еще что?
Она выключила радио, прислушиваясь. Сердце подпрыгнуло. Джемма схватилась за перила и ускорила шаг.
Бен снова замахнулся, стойка свистнула в воздухе, опять раздался оглушительный треск. Ножка подогнулась, передняя часть фортепьяно провисла, и Бен отскочил в сторону.
Тонна железа и дерева перевернулась и пробила возвышение, на котором стояла. Во все стороны полетели щепки. От удара струны завибрировали, наполнив зал какофонией.
Джемма голову потеряла от страха. В музее воры!
Спустившись по лестнице, она торопливо проковыляла через зал в женский туалет, влезла в кабинку и закрыла дверь. Сердце бешено колотилось, воздуха не хватало. В кармане Джемма нащупала мобильник.
Надо позвонить в полицию!
Ли с открытым ртом стояла над изувеченным инструментом. Отец вложил сотни часов работы в его реставрацию. Бесценный экспонат, кусочек прошлого, безвозвратно утерян. Какой ужас!
Струны еще вибрировали, а Бен уже вытащил из груды обломков ножку, надеясь, что его ожидания оправдаются.
— Ничего не вижу… — пробормотал Бен.
Он схватил ножовку и принялся лихорадочно пилить. Острое лезвие скользнуло по дереву и впилось в ладонь. Из раны брызнула кровь. Бен выругался, не переставая пилить. Ли с вытаращенными глазами стояла у него за спиной. Бен смахнул опилки и стер с деревяшки кровь — ничего.
— Ножка сплошная, — сказал он. — Здесь нет полости.
Джемма, захлебываясь, рассказала полиции, что в Музей Висконти проникли грабители. Мужской голос успокоил ее, заверив, что полицейские скоро приедут. Она облегченно вздохнула.
— Ты ведь говорила, что наверняка правая! — Бен хмуро посмотрел на Ли.
— Ну… тогда левая.
— Вот ведь черт! — пробормотал Бен и, глянув на часы, вскочил на ноги.
— Я не хотела, — прошептала Ли.
— Я бы тоже не хотел, чтобы кто-нибудь нас здесь застал!
Он опять замахнулся стойкой. Изуродованный инструмент лежал, точно кит, выброшенный на берег. Оставшаяся ножка торчала под углом. Бен с силой опустил стойку. Снова раздался оглушительный треск. Ли заткнула уши.
Он отступил назад — ножка ровно отломилась. Звякнула об пол выроненная стойка, и Бен опустился на колени.
Ножка оказалась полой! Сердце Бена подпрыгнуло. Нащупав что-то внутри гладкой полости, Бен перевернул ножку и вытряс содержимое — на пол, усеянный обломками фортепьяно, выпала свернутая в трубочку пожелтевшая бумага, аккуратно перевязанная ленточкой.
Наклонившись, Ли подхватила находку, дернула за ленточку и развернула листок, прикасаясь к нему с такой осторожностью, будто он грозил рассыпаться от малейшего прикосновения.
— О господи! Это оно! — воскликнула Ли, не сводя глаз с письма.
Чернила выцвели, но почерк и подпись ни с чем не перепутаешь.
Она держала в руках заветную находку отца — письмо Моцарта.
Услышав вой сирен, Джемма Бьянки осмелилась выбраться из кабинки и впустила полицейских через парадный вход. Без умолку тараторя, она провела их в зал клавишных инструментов, где побывала целая банда вооруженных безжалостных грабителей. Джемме очень повезло остаться в живых.
Полицейские вошли в пустой зал и в немом изумлении уставились на изуродованное фортепьяно. Кому понадобилось совершать такой бессмысленный акт вандализма?
К этому времени грабители были уже далеко, старенький «фиат» затерялся в потоках транспорта на улицах Милана.
ГЛАВА 34
Бен быстро вел машину на северо-восток, стараясь отъехать подальше от Милана, и каждые несколько минут проверял, нет ли погони. Их никто не преследовал. По дороге к австрийской границе град и дождь со снегом два часа били в ветровое стекла «фиата». Мимо мелькали вывески автозаправок. Сидевшая рядом с Беном Ли задумчиво склонилась над старым письмом.
В придорожном кафе было малолюдно. Они взяли два кофе и выбрали угловой столик, подальше от остальных посетителей и поближе к аварийному выходу. Бен сел лицом к залу и держал в поле зрения входную дверь. Ли аккуратно разложила листок на пластиковом столике, прижав края солонкой и перечницей, чтобы бумага не сворачивалась.
— Это невероятно ценная вещь! — сказала она, погладив старую, выцветшую бумагу.