Антти Туомайнен - Целитель
— Что-то плохое? Или что-то такое, чего нельзя изменить?
— А разве есть разница?
— Очень большая разница.
— Что, если кто-то из нас умрет?
— Другой останется жить.
— Нет, будет не так.
Сквозь раскрытое кухонное окно слышно, как кто-то въезжает во двор на велосипеде и ставит его у специальной решетки. Потом щелкает замок. Дверь в наш дом открывается и снова закрывается.
— Жизнь продолжается, — произношу я.
— Ты всегда так говоришь.
— Потому что так и есть.
— За исключением случаев, когда это не так.
— Не знаю, — неохотно признаю я. — Всему свое время.
— Если что-то произойдет со мной, — говорит она, — то надеюсь, это не сломает тебя. Надеюсь, что твоя жизнь будет продолжаться.
— И наоборот, — дополняю я.
Пылинки уже не так светятся, танцуя в солнечных лучах.
— И все же, — продолжает она, — если со мной что-то случится и твоя жизнь станет продолжаться не в том направлении, я обязательно приду, чтобы сказать тебе об этом.
— Так я и знал, что будет ловушка.
— Естественно, — улыбается Йоханна, — это ловушка.
Я глажу ее ноги и смотрю ей прямо в глаза. Нас окружает мягкая надежная темнота, а на губах Йоханны играет улыбка. Жена как будто собирается заснуть или рассмеяться.
15
— Ты должен понять. — В словах Эллины не было убежденности. Она сама не верила тому, что говорит.
Дружба не заканчивается стремительно, громким ударом. Она идет к концу постепенно, с глухим треском. Я отметил, что Ахти ничего не говорит. Тогда я пошел к двери, надел куртку и обувь. Стоя в дверях, я зачем-то обернулся. Ахти и Эллина стояли в другом конце коридора. С тем же успехом они могли стоять в любом другом месте.
Что тут можно было сказать? Давайте предадим память о лучших днях, о том, как весело мы проводили время вместе? Давайте не дадим малому разрушить большее, что-то такое, что когда-то было прекрасным? Я пробовал перебрать все варианты. Но не смог придумать ничего лучше, чем просто сказать:
— До свидания.
Я шел, погруженный в мысли, к перекрестку, который видел на кадрах видеонаблюдения и где ничего не смог обнаружить.
Солнце село рано, небо совершенно потемнело. Дождь, которому не было ни конца ни края, на какое-то время стал не таким сильным. Небо то тут, то там сбрасывало небольшие капли дождя, словно сначала намеревалось засеять ими землю, но потом вдруг передумало и решило сберечь семена для себя. Шагая вниз по улице, я не обращал внимания ни на проезжающие мимо и гудящие в клаксоны машины, ни на толкавших меня пешеходов.
Повсюду стоял кислый запах горелого пластика, но я не стал оглядываться и искать его источник. Запах преследовал меня несколько минут. Я вытер с лица капли дождя и вдруг понял, что где-то оставил перчатки. На противоположной стороне улицы была гостеприимно распахнута дверь в дискотеку; ровные, громкие, угрожающие звуки притягивали к себе толпу. Я посмотрел на часы и на телефон. Время все шло. Йоханна не звонила.
Последние два дня стали для меня как вся жизнь: прожорливая, полная лжи, безнадежная. Автобусы и легковые машины проезжали мимо, их моторы урчали, а выхлопные газы оставляли ощущение сухости в моем горле, и я не мог сглотнуть. Я чувствовал во рту тошнотворный вкус бензина и выхлопов. В мою сторону ринулась толпа подростков, я подался в сторону, чтобы избежать встречи с ними. Это мне удалось, и они пробежали мимо. Не знаю, на каком языке они перекрикивались и почему бежали. Подростков преследовали двое охранников. Их язык я понимал. Молодые люди продолжали бежать, не обращая внимания на то, что охранники на финском языке приказывали им остановиться.
Я подошел к перекрестку и увидел камеру, закрепленную болтами на стене на высоте примерно десяти метров. Капли дождя падали мне на веки, будто пытаясь разбудить меня. Я посмотрел туда, куда была направлена камера. Мне был виден перекресток, обе улицы — Урхо Кеккосена и Фредрикинкату. Сотни людей, машины, огни. Все то же самое, как тогда, когда я пытался отыскать Йоханну.
Иногда вы не можете чего-то увидеть, пока не перестанете смотреть на эту вещь. Так говорил мне Яатинен.
Я позвонил ему.
Не могу сказать с уверенностью, но думаю, что семь моих спутников, сидевших за соседними компьютерами, были теми же самыми людьми, с которыми я сидел рядом в прошлый раз. Озабоченные, сосредоточенные взгляды, казалось, прилипли к их лицам.
Мы находились в том же служебном помещении. С помощью пароля я открыл базу данных. На пути от проходной до второго этажа мы с инспектором едва успели обменяться несколькими словами. Яатинен сегодня не выглядел таким усталым, как это было прежде, но на его лице было все то же выражение досады и отстраненности, будто он хотел бы оказаться где-нибудь в другом месте. Впрочем, наверное, он и тогда выглядел бы таким же сердитым. Этого я раньше в нем не успел заметить.
Я слышал, как стучат сильные пальцы по клавиатуре. Дальше должны были бы последовать любопытные взгляды, но когда я быстро оглянулся, то увидел, что никто не обращает на нас ни малейшего внимания. Яатинен сидел прямо перед компьютером и смотрел на меня так, будто собирался что-то сказать. По выражению его лица я понял, что его мысли витают где-то в другом месте. Что бы инспектор ни собирался сказать мне, он явно не спешил с этим. Потом он стал помогать себе рукой: указал на экран, а потом сказал, что уйдет и вернется через полчаса. Я заверил, что то, что я собираюсь сделать, не потребует так много времени.
Яатинен снова посмотрел, даже не на меня, а куда-то сквозь меня. Потом, не говоря ни слова, развернулся и вышел из комнаты. Его шаги были быстрыми и злыми. Он исчез на лестнице, оставляя за собой легкое ощущение раздражения, которое грозило заразить и меня. Я приступил к работе.
Просто невероятно, как много камер слежения было здесь установлено. Некоторые из них были выключены, но достаточное количество продолжало работать, передавая на компьютер четкую запись почти всей местности в центре города. Некоторые улицы и перекрестки можно было рассматривать под разными углами и с разной высоты.
Я вернулся в то же время и на то же место, которое уже просматривал. Угол Фредрикинкату и улицы Урхо Кеккосена, географическая точка, в которой в последний раз был зафиксирован телефон Йоханны. Картинка так же передавала блестевшую от дождя улицу. Я начал отслеживать одно изображение за другим.
Когда приблизился момент выключения ее телефона, я инстинктивно подался вперед. Картинка была такой же неясной, как и прежде, и все так же больше напоминала полотно художника, чем фотографию. Почти за минуту до нужного времени я заметил нечто на другом краю улицы Урхо Кеккосена, но меня отвлекло содержимое почтового ящика Йоханны.
В этот момент «нечто» напоминало пару мазков, быстро перемещавшихся по экрану. Сначала из двух мазков оно превратилось в несколько, потом стало напоминать человеческую фигуру с ясно различимыми индивидуальными чертами. Походка, манера оглядываться по сторонам, засовывать руку в карман. Я смотрел на нее чуть дольше, чем требовалось, чтобы понять, что оказался прав.
Человек дошел до угла улицы, что-то вынул из кармана, дотронулся до предмета другой рукой и снова сунул его в карман. В тот самый момент телефон Йоханны был отключен от сети. Через перекресток проехал большой грузовик, а за ним — машина скорой помощи с включенным световым сигналом. На миг картинка снова напомнила полотно импрессионистов, и я понял, как плохо я рассмотрел ее в первый раз. Когда грузовик и «скорая помощь» проехали мимо, фигура на секунду остановилась у перекрестка и застыла так неестественно, что на минуту можно было усомниться, человек ли это.
Я поставил изображение в режим паузы и увеличил его. Фигура вырастала в размере и становилась все более различимой. Когда во весь экран появилось лицо, я настроил яркость и откинулся на стуле. Передо мной был Громов с его вечной щетиной на подбородке.
16
От: Громова Василия
Кому: Лехтинен Йоханне
Отправлено: 21 декабря, 01:37
Тема: Одно последнее одолжение
Йоханна,
я в последний раз хотел бы выяснить наши отношения. Ты сказала, что счастлива в замужестве и мы с тобой останемся просто коллегами. Но я понимаю, что над этим заданием ты не захочешь работать с кем-то другим, даже если мне это будет неприятно. Вместе с тем я искренне готов приветствовать твое решение отныне работать с другим фотографом. Но я хотел бы попросить тебя о небольшом одолжении. Прежде чем наши пути разойдутся, я хотел бы, чтобы ты снова вспомнила все то, через что нам пришлось пройти вместе. Помнишь, как в Косове мы были под обстрелом? Помнишь то плечо, к которому ты тогда прислонилась, и того, кто стал для тебя защитой? А помнишь, как наш автобус сломался на самом берегу моря в Арктике и холодный ветер пронизывал до костей всех нас? Помнишь, что ты сказала, когда мне удалось снова завести мотор? Я помню. Ты сказала, что будешь мне благодарна всю жизнь. Всегда, Йоханна. Такими были твои слова. И теперь я прошу тебя об одолжении. Если то, что ты тогда говорила, было сказано искренне, ты сделаешь для меня это. Ты согласишься на это, чтобы быть честной и перед собой, и передо мной. Ты согласишься поговорить об этом с глазу на глаз, и ты скажешь мне правду. Думаю, что я прошу от тебя не слишком много и ты можешь сделать это для человека, который спас тебе жизнь. Если же после нашего разговора ты все еще будешь считать меня лишним в твоей жизни, я приму это. Но я прошу дать мне еще один шанс поговорить с тобой наедине. Если ты не согласишься, боюсь, мне снова придется просить тебя об этом через третьих лиц.
