Джеймс Эллрой - Кровавая луна
Ллойд не ждал положительных результатов, но все же почувствовал себя разочарованным. Теперь он порадовался, что отложил микрофильмы за четыре года «самоубийств» – 1977, 1978, 1980 и 1981 – напоследок.
Увы, и здесь его ждало разочарование. Уходу из жизни Анджелы Стимки, Лоретты Пауэлл, Карлы Каслберри и Марсии Ренвик газеты уделили по полколонки на задних полосах. Все четыре «самоубийства» были названы «трагическими», других эпитетов не нашлось. «О похоронах будет объявлено дополнительно». Имена и адреса родственников занимали львиную долю печатной площади.
Ллойд скатал микрофильмы, оставил их на столе у библиотекаря и вышел из полутемного помещения на солнечный свет. Четыре часа он провел, щурясь и рассматривая мелкий шрифт. Теперь яркое солнце ослепило его, затылок заломило, пульсирующая боль разлилась по всей голове. Ллойд силой воли подавил ее до терпимых пределов и принялся обдумывать ход дальнейших действий. Опрашивать родственников? Нет, они будут плакать и уверять, что ничего не знают. Может, осмотреть место смерти каждой? Искать черты сходства, некий общий знаменатель?
– Беготня! – вслух сказал Ллойд и бросился к машине. Головная боль прошла.
Ллойд отправился в Западный Голливуд и осмотрел места первых трех убийств от десятого июня. Анджела Стимка, дата смерти – 10 июня 1977 года, жила в розовато-лиловом доме на десять квартир, выстроенном явно на скорую руку, уродливом, как все дома, выросшие за годы строительного бума пятидесятых. Единственным преимуществом была близость к гей-барам на бульваре Санта-Моника и гетеросексуальной ночной жизни на Сансет-стрип.
Сидя в машине, Ллойд набрасывал описание квартала. Только одна деталь привлекла его внимание: объявление «В ночное время парковка запрещена» напротив дома номер 1167 по Ларрэби-авеню. Механизм у него в мозгу щелкнул дважды. Он находился в самом сердце гомосексуального гетто. Можно предположить, что убийца выбрал Анджелу Стимку не только из-за ее внешности, но и ради местоположения дома. Может, подсознательно ему хотелось пройти через испытание самоотречением, поэтому он и выбрал жертву в районе, населенном в основном гомосексуалистами. А шерифы Западного Голливуда – Ллойд это точно знал – чертовски строго следили за соблюдением правил парковки.
Ллойд улыбнулся и проехал два квартала до маленького деревянного домика на Уэстбурн-драйв, в котором от передозировки нембутала и «нанесенных собственной рукой» порезов умерла Лоретта Пауэлл. Опять объявление: «В ночное время парковка запрещена». Опять в мозгу раздался щелчок, на этот раз тихий.
Мотель «Тропикана» вызвал целую серию щелчков, выстрелами отзывавшихся в голове у Ллойда. Карла Каслберри, дата смерти – 10 июня 1980 года, причина смерти – пуля тридцать восьмого калибра, пробившая нёбо и вошедшая в мозг. Женщины никогда не вышибают себе мозги. Сунуть ствол в рот – классический гомосексуальный символ, осуществленный в комнате грязного мотеля в самом сердце «Города мальчиков».
Ллойд пристально оглядел тротуар перед мотелем «Тропикана». Растоптанные капсулы из-под амилнитритов на асфальте, продажные педерасты, подпирающие стены кофейни. И тут его осенило. Новая версия оглушительно взорвалась в голове. Когда ее символическое значение дошло до Ллойда сквозь грохот взрыва, он пришел в ужас, но, не обращая внимания на собственный страх, подбежал к телефонной будке и дрожащими пальцами набрал знакомые семь цифр. В трубке раздался еще более знакомый голос, произнесший с усталым вздохом:
– Полиция Западного Голливуда. Капитан Пелтц слушает.
– Датч, – прошептал Ллойд, – я знаю, почему он убивает.
Через час Ллойд сидел в кабинете Датча, просеивая отрицательную информацию. С досады он стукнул кулаком по столу друга. Датч, стоя у двери, наблюдал, как Ллойд читает телетайпы, только что поступившие из компьютеров департамента полиции и шерифской службы Лос-Анджелеса. Ему хотелось погладить своего сына по голове или оправить на нем мятую рубашку, сделать все, что угодно, лишь бы прогнать с лица Ллойда это выражение страдания и гнева. Он ограничился тем, что сказал очень мягко:
– Все будет хорошо, малыш.
– Ничего подобного! – закричал в ответ Ллойд. – Его изнасиловали, я точно знаю. И это случилось десятого июня, когда он был еще несовершеннолетним! Записи о сексуальных преступлениях против несовершеннолетних положено хранить вечно! Если этого нет в компьютере, значит, это произошло не в округе Лос-Анджелес. Или не попало в сводки, потому что жалобы не было, мать ее! В этих гребаных сводках ни хрена нет, кроме принуждения к минету и обслуживания минетом на заднем сиденье машины, но человек не станет гребаным серийным убийцей только потому, что дал какому-то старому извращенцу пососать в Гриффит-парке!
Ллойд схватил кварцевое пресс-папье и запустил им через всю комнату. Пресс-папье грохнулось на пол у окна, выходившего на парковку полицейского участка. Датч подошел и выглянул в окно. Офицеры ночной смены заводили и прогревали двигатели своих черно-белых машин. Он горячо любил этих людей и сам не понимал, как получается, что вся его любовь к ним – ничто по сравнению с любовью к Ллойду. Он подобрал пресс-папье, вернул его на стол и взъерошил волосы Ллойду:
– Полегчало, малыш?
Тот машинально улыбнулся в ответ, хотя улыбка больше походила на болезненную гримасу.
– Полегчало. Я начинаю понимать этого зверя. Уже кое-что.
– Как насчет распечатки штрафов за парковку? Как насчет рапортов об обстановке на месте на момент убийств?
– Полный ноль. В дни убийств вообще не выписывалось никаких штрафов на прилегающих улицах, а в рапортах шерифского дежурства об обстановке на месте говорится только о женщинах. О проститутках с Сансет-стрип. Это с самого начала была почти безнадежная попытка. Наш участок вообще не компьютеризировал рапорты об обстановке на момент убийства Ренвик. Мне опять придется начать с нуля, разослать секретные запросы старым спецам по делам несовершеннолетних. Еще неизвестно, что это даст, но, может, кто-то что-то вспомнит из старых случаев сексуального насилия, не попавших в сводки.
Датч покачал головой:
– Если, как ты считаешь, к этому парню кто-то приставал, если даже его трахнули в задницу двадцать лет назад, большинство тогдашних детективов, которые могли что-то знать, сейчас уже на пенсии.
– Сам знаю. Давай-ка, раскинь щупальца, хорошо? Подергай за ниточки, вспомни, кто и чем тебе обязан. А полевую работу буду делать я. Мне кажется, это правильно.
Датч сел напротив Ллойда, стараясь разгадать, что означает огонек, загоревшийся в его глазах.
– Ладно, малыш. Не забудь, что в четверг у меня вечеринка, и постарайся немного отдохнуть.
– Не могу. Сегодня вечером у меня свидание. Дженис с девочками все равно уехала погостить к этому своему дружку педику. А мне лучше двигаться дальше. Не останавливаться.
Ллойд опустил глаза. Датч сверлил его взглядом.
– Ты ничего не хочешь мне сказать, малыш?
– Да, – кивнул Ллойд. – Я люблю тебя. А теперь, пожалуй, пойду, покаты не ударился в сантименты.
Оказавшись на улице, он почувствовал себя свободным. Никакой бумажной работы! Надо было чем-то заполнить три часа перед встречей с Джоани Пратт. Ллойд вспомнил, что его подчиненным еще предстоит прочесывать книжные магазины в Голливуде.
Он подъехал к ближайшей телефонной будке и перелистал телефонную книгу. Нашел магазин поэзии и еще один, специализирующийся на феминистской литературе: «Поэтический авангард» на Лабреа, недалеко от Фаунтин, и «Феминист-библиофил» на углу Юкки и Хайленд.
Прикинув маршрут, позволяющий посетить оба магазина, а потом направиться к дому Джоани на Голливудских холмах, Ллойд поехал сначала в «Поэтический авангард», где скучающий, ученого вида продавец в нелепом фермерском комбинезоне заверил его, что не заметил подозрительных посетителей мужского пола крепкого сложения лет под сорок, листавших или покупавших сборники феминистской прозы. А поэзии? Тоже нет, по той простой причине, что он не держит в магазине феминистской поэзии: она слишком сильно отклоняется от классической нормы. Большинство его клиентов – солидные, зарекомендовавшие себя люди науки. Они предпочитают заказывать по каталогу. И больше ему нечего добавить.
Ллойд поблагодарил хозяина магазина и направил свой «матадор» без опознавательных знаков на север. Он припарковался возле «Феминиста-библиофила» ровно в шесть вечера в надежде, что маленький магазинчик, переделанный из жилого помещения, еще открыт. Взбежав на крыльцо, он услышал лязг засова, задвигаемого изнутри. Потом погасли огни в окнах. Ллойд постучал и громко произнес:
– Полиция! Откройте, пожалуйста.
Через секунду дверь отворилась. Он видел только высвеченный лампой силуэт женщины, стоявшей на пороге в явно вызывающей, гордой позе. Ллойд вздрогнул и поспешил представиться, пока она не сказала чего-нибудь дерзкого.
