Сергей Белошников - Ужас приходит в полнолуние
Глава 13. УБИЙЦА
Обнаженный человек все еще неподвижно стоял в комнате. Глаза его были закрыты. Он походил на мраморную статую. Но на самом деле все мышцы его тела были напряжены до предела. На виске лихорадочно пульсировала тонкая жилка.
Человек был в отчаянии, граничащем с безумием.
Потому что до прошлой ночи он надеялся, он был почти уверен, что ЭТО ушло навсегда. И никогда, никогда уже к нему не вернется.
Ведь с тех пор как он, подчиняясь неумолимому приказу, исходившему откуда-то из неизведанных глубин его (его ли?) существа, убил человека, прошло уже целых семь лет: это случилось давным-давно, в другой, забытой жизни, когда он сам был совсем другим — нечеловеческим существом. Он скорее смутно догадывался, чем помнил, что и до этого, последнего убийства были другие убийства, много убийств — и все безнаказанные; был пряный запах крови, и вопли ужаса, и предсмертные хрипы жертв, и хруст костей на острых клыках. Он догадывался обо всем этом, но не более того. ЭТО, засевшее в его мозгу, всегда услужливо стирало практически все подробности убийств, которые он совершал, будучи нечеловеком. Более того, он не помнил никого из жертв: ни лиц, ни имен, ни тем более фамилий и обстоятельств их смерти. ЭТО неизменно ставило в его сознании психологический барьер, заставлявший его сразу же после возвращения в человеческое обличье забывать все случившееся. Не будь этого барьера, он наверняка бы давно спятил или покончил с собой, потому что ужасающие подробности тех многочисленных убийств непременно свели бы с ума любого нормального человека. А он, пока в него не вселялось ЭТО, был абсолютно нормален.
Он никогда не мог вспомнить, что он делал, будучи нечеловеком. Более того, не помнил, какой именно нечеловеческий облик он принимал.
Да, после того, как его посещало ЭТО, к нему неизменно возвращалось человеческое обличье. Рано или поздно. Но что именно с ним происходило, что и как он совершал, когда ЭТО вытесняло из сознания его самого, — он либо совсем не помнил, либо помнил весьма смутно, коротко вспыхивающими в мозгу обрывками, разрозненными кусками. При любой попытке составить хотя бы приблизительное целое из этих мозаичных кусков у него начинались дикие головные боли, такие, что пару раз он терял сознание. Поэтому он давно оставил подобные попытки и даже на уровне подсознания не возвращался к воспоминаниям о том, что он делал с людьми в ночи полнолуния.
Но делал ли он это действительно? Может быть, все было только галлюцинациями, следствием таинственной болезни, угнездившейся у него в мозгу?..
Нет. Он знал — нет.
Но, в любом случае, внутри него таились два разных существа. Человек, который жил обычной, не отличимой от других людей жизнью. И ЭТО, которое вообще не было ни на что похоже.
Сколько же всего их было, этих кровавых ночей полнолуния?.. Не важно. Он забыл. За прошедшие семь лет он сумел обо всем этом забыть. Он никого не убивал: минувшее — кошмарные сны, не более того. И он постарался забыть о существовании ЭТОГО. И ему почти удалось это сделать — загнать ужасные воспоминания об ЭТОМ в такие глубины памяти, где они, казалось, были похоронены навсегда.
До прошлой ночи он надеялся, что больше никогда не почувствует себя убийцей, что ЭТО ушло из него и теперь он стал таким же, как все люди.
Он устал от убийств.
Потому что на самом деле человек в нем никогда никого не хотел убивать. Всегда хотело убивать и убивало ЭТО, а он с ЭТИМ ничего не мог поделать. К своему ужасу, он все прекрасно понимал. Не помнил, но понимал.
И вот ЭТО снова вернулось.
Человек глубоко вздохнул. Он не хотел двигаться с места, не хотел выходить из дома и бежать туда, куда вот-вот — он предчувствовал — неизбежно позовет и направит его ЭТО. Потому что знал: чтобы хоть ненадолго избавиться от ЭТОГО, он обязательно должен был кого-нибудь убить. Сегодня.
Человек стоял и прислушивался к себе.
Он ощущал, как лихорадочно колотится в груди сердце, как подрагивают кончики пальцев, как в ушах шумит быстрый ток крови. Он все же надеялся, что ничего не произойдет, что ЭТО его отпустит. Хотя бы сегодня. Что ЭТО попросту не придет. Человек снова медленно и глубоко вздохнул, пытаясь успокоить бешеный бег крови по жилам. Но вдруг почувствовал, как начали медленно неметь кончики пальцев и тут же в мозгу, в самом его центре, родилась и стала все сильнее и жарче разгораться ослепительно яркая горячая звездочка. Человек мгновенно покрылся липким холодным потом, и леденящий ужас сковал его по рукам и ногам: к сожалению, он прекрасно помнил, как ЭТО приходит, — не в первый раз он проходил через кошмарный сон перевоплощения. И ощутив все мощнее расцветающую хрустальную звезду в своем мозгу, он с тоскливым прозрением понял: ЭТО его не оставило, оно пришло снова.
Сияние внутри него нарастало болезненно пульсирующими толчками. Он почувствовал, как часть его мозга начинает плавиться, уплотняться и превращаться в один большой кристалл. В нем вспыхивали и тут же угасали невероятно яркие видения: какие-то дергающиеся голые люди с искаженными страданием лицами; потрескавшаяся от удушающей жары, высохшая земля, по которой ветер, пахнущий солью и степной травой, гнал спутанные шары перекати-поля; заснеженная бескрайняя тундра, пересеченная крутящимися змеями поземки, черное, изгибающееся полусферой небо, усыпанное кровавыми сгустками звезд и косматыми хвостами комет, и еще многое и многое, чему он не мог подобрать ни слов, ни определений.
Сияющая волна накатилась. С чудовищной болью, отдавшейся во всем теле, захлестнула его и смыла остатки человеческого разума.
Человек обессиленно опустился на колени.
Взгляд его остекленел, и зрачки расширились почти во всю радужку. Тоненький ободок радужной оболочки приобрел странный алый оттенок. По всему телу пробежала дрожь. Кожа продолжала покрываться мелкими капельками пота и вздрагивала от частых судорог, сотрясавших изнутри мышцы тела.
Потом человек как-то по-собачьи встряхнул головой, медленно поднялся с колен и подошел к шкафу. Походка у него стала неловкой, дерганой, как у игрушки, работающей на батарейках. Человек передвигался, глядя в пустоту, словно лунатик.
Он открыл створку шкафа, вытащил одежду и стал ее на себя натягивать. Неуклюже влез в черный комбинезон на молнии и надел черные кожаные, вроде ичигов, сапоги на мягкой подошве. Натянул обтягивающую голову шерстяную шапочку, тоже черного цвета, а на руки — тонкие перчатки черной кожи. Все так же скованно двигаясь, он снова подошел к узкой бойнице окна и уставился на круглую серебряную луну, уже довольно ярко выделяющуюся на ультрамариновом небосводе.
— У-у-у-убить, — вырвался из горла человека свистящий шепот, переходящий во все тот же постепенно угасающий волчий вой. Тембр голоса его резко изменился и напоминал поскрипывающее шипение старой заезженной пластинки: в нем не осталось ничего человеческого, теперь он принадлежал неземному созданию.
— У-у-у-би-и-и…
Шипение стихло.
Человек, словно робот, четким механическим движением развернулся и подошел к люку. Открыл его, спустился по лестнице на второй этаж, закрыв за собой люк. Потом он пошел на первый этаж. В коридоре уверенно распахнул дверь и прошел в большой, без окон захламленный чулан. Взял с полки электрический фонарик. Наклонился, сдвинул в сторону ящик с тряпьем и садовыми инструментами и распахнул квадратный люк, обнаружившийся под ними в полу. Вниз, в непроглядную черноту вела короткая, в пять ступенек лестница.
Человек спустился по лестнице и захлопнул за собой люк.
В темноте подвала раздался негромкий щелчок. Из фонарика вырвался неяркий желтый луч. Он осветил низкое пустое помещение и маленькую дверцу в обшитой заплесневевшими досками земляной стене. Все так же уверенно человек распахнул дверцу, за которой открывался длинный, теряющийся во мраке, аккуратно прорытый в земле узкий ход. Из него пахнуло мертвенным холодом и затхлой сыростью. На неровных стенах блестели капли грунтовой воды. Наклонив голову, чтобы не стукнуться о низкие своды, человек вошел в подземный ход и уверенно зашагал вперед, светя себе под ноги фонариком. Его неестественно раскачивающаяся фигура быстро удалялась по подземному ходу, пока, наконец, не растаяла в темноте.
Он шел убивать.
Разросшиеся кусты и непролазный мелкий осинник вплотную подступали к невысокому штакетнику, отделяющему большой неухоженный сад от леса. А сразу за кустами и осинником начинался лес охотхозяйства: дом этот стоял на отшибе, последним на улице.
Сад располагался сразу за домом, крыша которого отсюда едва виднелась за кронами яблонь и вишен. Возле штакетника, еще на территории сада, возвышался невысокий холм, поросший гигантской крапивой. Он был надежно укрыт сенью обступивших его старых развесистых кленов. Это был заброшенный погреб. С одной стороны холм был выровнен и там виднелась покосившаяся деревянная дверца, едва различимая в сумерках накатывающейся ночи.
