Ю Несбё - Охотники за головами
— Мы будем очень осторожны. Понимаете?
Я молча кивнул. Конечно, это просто от лекарств, на самом деле ничего подобного не происходит, не может происходить.
Грааф выпрямился и улыбнулся:
— Диана, кстати, права. Волосы у вас правда шикарные.
Потом повернулся, наклонил голову и, не отрывая глаз от папки, тихо произнес, проходя мимо полицейских:
— Теперь он ваш. До поры до времени.
Как только за Граафом захлопнулась дверь, «Джеймс Кегни» шагнул вперед:
— Моя фамилия Сюндед.
Я чуть кивнул, ощущая, как повязка впивается в шею.
— Вы успели в последний момент, Сюдент.
— Сюндед, — поправил он серьезным тоном. — Я следователь Отдела убийств и направлен сюда из КРИПОСа в Осло. КРИПОС — это…
— Я знаю, что такое КРИПОС.
— Хорошо. Это Эндриде и Эскиль Монсены, полицейское управление Элверума.
Я с почтением окинул их взглядом. Два моржа-близнеца с одинаковыми усами, упакованные в одинаковую форму. Теперь в два раза больше полиции за те же деньги!
— Сперва я хотел бы вам разъяснить ваши права, — начал Сюндед.
— Погодите! — вырвалось у меня. — Это вы к чему?
Сюндед устало улыбнулся:
— К тому, господин Чикерюд, что вы арестованы.
— Ч… — я прикусил язык. Сюндед помахал чем-то похожим на кредитную карту. Синюю кредитную карту. Карту Чикерюда. Карту из моего кармана. И вопросительно поднял бровь.
— …Ччерт знает что! — сказал я. — За что вы меня арестуете?
— За убийство Синдре О.
Я таращился на Сюндеда, покуда он простыми, доходчивыми словами — не наизусть, не так как, словно «Отче наш», отбарабанивают «правило Миранды» полицейские в американских фильмах, — объяснял, что я имею право как затребовать адвоката, так и молчать в тряпочку. А в заключение сказал, что начальство дало санкцию задержать меня, как только я очнусь. В конце концов, у меня всего-то пара стежков на загривке.
— Прекрасно! — сказал я. — Лично я двумя руками за!
16. Машина «ноль-один»
Как выяснилось, больница находилась в загородной местности, недалеко от Элверума. Мне полегчало, когда ее белые, похожие на матрасы здания исчезли вдали. А еще больше — оттого, что нигде не наблюдалось серебристого «лексуса».
Мы ехали в старом, но прилично сохранившемся «вольво», с таким богатым звуком мотора, что я было подумал, что это бывший автомобиль налетчиков, переоборудованный в полицейскую машину.
— Где мы? — спросил я с заднего сиденья, где обретался, зажатый между корпулентными телесами Эндриде и Эскиля Монсенов. Моя одежда, вернее сказать, одежда Уве была отправлена в химчистку, но санитар выдал мне теннисные туфли и зеленый спортивный костюм с логотипом больницы и строго уведомил, что все это должно быть возвращено в выстиранном виде. Кроме того, мне вернули все ключи и бумажник Уве.
— Хедмарк, — отозвался Сюндед с места, которое афроамериканцы именуют the gunshot seat[28] — возле водителя.
— А куда мы едем?
— А это вас совершенно не касается, — прошипел молодой прыщавый водитель, одарив меня ледяным взглядом из зеркала заднего вида. Bad сор.[29] Черная куртка из бивернейлона с желтыми буквами на спине «Клуб Кодо-дзен, Элверум». Я предположил, что это смесь какой-то густой мистики с суперновыми — а на самом деле старыми как мир — приемами единоборств. И что лишь благодаря исступленному жеванию жвачки он развил исключительно мускулатуру своих челюстей, непропорциональных по сравнению с остальным телом. Прыщавый парень был таким худосочным и узкоплечим, что его руки, державшие руль, казалось, сходятся под углом, как буква V.
— Ты за дорогой следи, — вполголоса посоветовал ему Сюндед.
Прыщавый что-то пробурчал и свирепо уставился на прямую, как струна, полосу асфальта, режущую надвое плоский, как блин, сельскохозяйственный ландшафт.
— Мы едем в полицейский участок в Элверуме, Чикерюд, — сказал Сюндед. — Я прибыл сюда из Осло и допрошу вас сегодня и, если нужно, завтра. И послезавтра. Надеюсь, мы найдем общий язык, а то я терпеть не могу Хедмарк.
Он забарабанил пальцами по маленькому саквояжу, похожему на дамский «бьютикейс» для косметики, который передал ему Эндриде, так как у нас на заднем сиденье места для данного предмета уже не было.
— Найдем, — заверил я, чувствуя, как обе мои руки немеют. Близнецы Монсены дышали в такт, вследствие чего меня сжимало с обеих сторон, как тюбик с майонезом, каждые четыре секунды. Я прикинул, не попросить ли одного из них дышать с другой частотой, но решил воздержаться. После пистолета Граафа это вселяло некоторое даже чувство защищенности. Я словно вернулся в детство, словно ехал с отцом на работу, потому что мама заболела, и сидел, зажатый между двумя серьезными, но симпатичными взрослыми на заднем сиденье посольского лимузина. И все были нарядно одеты, но отец был наряднее всех, в своей шоферской фуражке, и вел машину так ровно и элегантно. А потом отец купил мне мороженое и сказал, что я вел себя как настоящий джентльмен.
В рации затрещало.
— Тсс! — Прыщавый нарушил молчание в салоне.
— Внимание всем патрульным машинам, — зашипел гнусавый женский голос.
— Обеим патрульным машинам, — пробурчал прыщавый, сделав звук погромче.
— Эгмон Карлсен заявляет об угоне трейлера…
Конец сообщения утонул в хохоте прыщавого и братьев Монсенов. Их тела тряслись и содрогались, и я ощущал в высшей степени приятный массаж. Наверное, лекарства все еще действовали.
Прыщавый поднял микрофон и произнес в него:
— А голос у Карлсена был при этом трезвый? Прием!
— Нет, не совсем, — ответил женский голос.
— Значит, опять нарезался и сел бухой за руль, а машину где-то забыл. Позвони в «Медвежий паб». Наверняка там и припаркована. Восьмиколесник, на кузове реклама «Кухни „Сигдал“». Конец связи.
Он вернул микрофон на место, и я, заметив общее оживление, воспользовался ситуацией:
— Как я понял, тут кого-то убили. А можно спросить, какое отношение все это имеет ко мне?
Ответом было молчание, но я видел по лицу Сюндеда в зеркале, что он задумался. И вдруг он повернулся ко мне и пристально поглядел:
— Ладно, давайте сразу закроем вопрос. Мы знаем, что это сделали вы, господин Чикерюд, и отвертеться у вас не получится. У нас есть и труп, и место преступления, и улики, которые связывают вас и с тем, и с другим.
Мне следовало быть в шоке, в ужасе, чувствовать, как сердце отчаянно колотится или обрывается или что там оно еще делает, когда слышишь, как торжествующий полицейский заявляет, что у него достаточно улик, чтобы отправить тебя в тюрьму на всю жизнь. Но ничего такого я не почувствовал. Потому что я слышал не торжествующего полицейского — я слышал Инбау, Рейда и Бакли. Шаг первый. Прямая конфронтация. Или, как сказано в руководстве, — дознавателю в начале допроса следует дать подозреваемому почувствовать, что полиции известно все. Говорить «мы» и «полиция», никогда — «я». И «знаем», а не «считаем». Воздействовать на самооценку допрашиваемого, обращаться к человеку с низким социальным статусом «господин», а с высоким — на «ты» и по имени.
— Но, между нами говоря, — продолжал Сюндед, понизив голос таким манером, который явственно сигнализировал о доверительности, — судя по тому, что я о нем слышал, этот Синдре О — невелика потеря. Не затяни вы веревку на шее старого склочника, это, надо надеяться, сделал бы кто-нибудь другой.
Я подавил зевоту. Шаг номер два. Выразить сочувствие подозреваемому, чтобы разрядить обстановку.
Поскольку я не ответил, Сюндед продолжал:
— Но у меня есть для вас хорошая новость. Если вы немедленно признаетесь, наказание можно было бы и смягчить.
Ну точно — Конкретное Предложение! Этот прием Инбау, Рейд и Бакли категорически не рекомендовали, им пользуются только самые отчаянные. Видно, этому человеку правда не терпится свалить из Хедмарка домой.
— Так почему вы это сделали, Чикерюд?
Я посмотрел в боковое окно. Поле. Ферма. Поле. Ферма. Поле. Ручей. Поле. Прекрасное снотворное.
— Ну так что же, Чикерюд?
Я слышал, как пальцы Сюндеда барабанят по бьютикейсу.
— Вы лжете.
Барабанная дробь смолкла.
— Повторите.
— Вы лжете, Сюндед. Я понятия не имею, кто такой Синдре О, и никаких улик у вас против меня нет.
Сюндед издал сухой смешок, похожий на стрекот газонокосилки.
— Ах нет? Ну тогда не объясните ли мне, где вы находились последние двадцать четыре часа? Не сделаете ли нам такое одолжение, господин Чикерюд?
— Возможно, — сказал я. — Если вы расскажете мне, в чем, собственно, дело.
— Двинь ему как следует, — выкрикнул прыщавый. — Слышь, Эндриде, двинь…
— Заткнись, — спокойно осадил его Сюндед и снова повернулся ко мне: — А почему мы должны вам это рассказывать, Чикерюд?
