Дин Кунц - Ложная память
Снаружи, во влажных сумерках, разносились пронзительные песни жаб.
ГЛАВА 22
Марти Родс, изо всех сил стараясь не сорваться в полную панику, подталкиваемая навязчивой идеей, подгоняемая маниакальным влечением, ходила по кухне. Теперь ей казалось, что здесь бесчисленное множество орудий убийства, не меньше, пожалуй, чем на поле боя, где полегли две сражавшиеся армии.
В ящике около духовки она нашла скалку. Скалкой можно бить кого-нибудь по лицу, сломать нос, разбить губы, колотить, колотить и колотить до тех пор, пока не расколется череп, пока жертва не окажется на полу и будет глядеть на тебя невидящими глазами, с пятнистыми от кровоизлияний белками…
Хотя в доме не было никакой потенциальной жертвы, а сама Марти твердо знала, что не способна избить кого-либо дубиной, ей тем не менее пришлось долго уговаривать себя прежде, чем она осмелилась выхватить скалку из ящика. «Ну, возьми ее, давай, ради бога, возьми ее, вынь ее оттуда, избавься от нее», — беззвучно шептала она.
На полпути к бачку она выронила скалку. Та ударилась об пол, издав мертвенно-тупой отвратительный звук. Марти не смогла найти в себе силы, чтобы сразу же подобрать скалку. Она пнула ее ногой, и та подкатилась к порогу открытой двери.
Вместе с дождем улегся и ветер, наступил полный штиль, но через открытую дверь в кухню вливалось холодное дыхание сумерек. В надежде, что холодный воздух хоть немного прочистит ее голову, Марти несколько раз глубоко вздохнула, содрогаясь при каждом вздохе.
Нахмурившись, она уставилась на скалку, лежавшую под ногами. Все, что ей нужно было сделать, это просто поднять эту проклятую штуку и бросить ее в мусорный бак, стоявший за порогом. Она не останется у нее в руках дольше, чем секунду-другую.
Нет, конечно же, она не могла причинить кому-нибудь вред. И, даже если ее вдруг обуяет порыв к самоубийству, скалка не была идеальным средством для харакири, хотя, может быть, и лучше, чем резиновый шпатель.
С этой шуточкой она снизошла до того, чтобы брезгливо, двумя пальцами поднять скалку с пола и бросить ее в бачок.
Заглянув в следующий ящик, она обнаружила множество всяких приспособлений, которые, в общем-то, не вызвали у нее тревоги. Сито для муки. Таймер для варки яиц. Давилка для чеснока. Шумовка. Дуршлаг. Ситечко для сока. Сушилка для листьев салата.
Ступка с пестиком. Неприятная штука. Ступка, величиной с бейсбольный мяч, была выдолблена из цельного куска гранита. Ею можно вышибить кому-нибудь мозги. Стать за спиной, размахнуться и с силой опустить, сделав вмятину в черепе.
Ступка должна была покинуть дом сейчас же, прежде чем вернется Дасти или какой-нибудь неосторожный сосед позвонит в дверь.
Пестик казался безопасным, но эти два предмета составляли комплект, и поэтому в бачке оказались оба. Гранит ступки был холодным, и даже после того, как выпустила ее из руки, в ладони осталось мучительно-приятное ощущение прохладной тяжести. Марти знала, что поступила со ступкой совершенно правильно.
Когда она выдвинула очередной ящик, раздался телефонный звонок.
— Дасти? — с надеждой в голосе спросила она.
— Это я, — ответил голос Сьюзен Джэггер.
— О! — мелькнувшая было надежда сменилась разочарованием. Марти постаралась взять себя в руки, чтобы в голосе не было заметно владеющего ею смятения. — Ну, как дела?
— С тобой все в порядке, Марти?
— Да, конечно.
— У тебя странный голос.
— У меня все нормально.
— Ты запыхалась.
— Я как раз только что поднимала кое-что тяжелое.
— Все-таки что-то не так.
— Все так. Не надо пилить меня, Суз. Для этого у меня есть мамочка. Так в чем же дело?
Марти хотелось отключить телефон. У нее оставалось так много дел. Столько кухонных ящиков и шкафов оставались неосмотренными. А ведь всякие опасные предметы, потенциальное оружие, были и в других комнатах. Орудия убийства были рассеяны по всему дому, а ей было необходимо найти их все до единого.
— Знаешь, это несколько неловко… — неожиданно сказала Сьюзен.
— Что?
— Марти, я же не параноик.
— Я точно знаю, что нет.
— Знаешь, он действительно иногда приходит сюда; время от времени, по ночам, когда я сплю.
— Эрик?
— Это может быть только он. Конечно, я знаю, что у него нет ключа, что двери и окна заперты, что в квартиру никак нельзя проникнуть, но это не может быть никто другой.
Марти выдвинула ящик рядом с телефоном. Среди других вещей там лежали те самые ножницы, к которым она не смогла прикоснуться немного раньше, когда захотела отрезать скотч.
А Сьюзен продолжала говорить:
— Ты спрашивала меня, откуда я знаю, что он был в доме: вещи передвинуты, запах его одеколона или что-нибудь в таком роде?
Ручки ножниц были покрыты черной резиной, чтобы их было удобнее держать.
— Но, Марти, это куда хуже, чем одеколон. Это жутко… неприлично.
Стальные лезвия были отполированы с внешних сторон, как зеркала, а их режущие поверхности были уныло серыми.
— Марти?
— Да, да, я слушаю. — Она с такой силой прижимала телефонную трубку к голове, что было больно уху. — Так расскажи мне, что это за жуткая вещь.
— Так вот, я знаю, что он бывает здесь потому, что он оставляет свои… пятна.
Одно из лезвий было прямым и острым. На другом были зубцы. Оба были злобно заострены.
Марти изо всех сил старалась не упустить нить разговора, так как ее мысленный взор внезапно заполнился яркими видениями, в которых ножницы двигались, разрезали, наносили раны, пронзали, раздирали…
— Пятна?
— Ну, ты понимаешь…
— Нет.
— Его жидкость…
— Какая жидкость?
На одном лезвии надпись. Над самой осью выгравировано слово «Клик»; возможно, это было просто имя изготовителя, хотя оно странным образом отдавалось в мозгу Марти, будто это было волшебное слово с мистическим погибельным значением, в котором крылась тайная власть.
— Жидкость… капли… — промямлила Сьюзен.
Марти несколько секунд не могла сообразить, о каких это каплях может идти речь, просто не могла воспринять это слово, уловить в нем какой-то смысл, как если бы это было выдуманное шутки ради словцо, невзначай сорвавшееся у кого-то с языка. Ее мысли были настолько заняты ножницами, находившимися в ящике, что она никак не могла вникнуть в слова Сьюзен.
— Марти?
— Капли… — повторила Марти. Закрыв глаза, она пыталась изгнать из головы все мысли о ножницах и сосредоточиться на беседе со Сьюзен.
— Сперма, — пояснила Сьюзен.
— Эти пятна?
— Да.
— Так вот как ты узнаешь, что он там бывает!
— Это невозможно, но это происходит.
— Сперма.
— Да.
Клик.
Звук смыкающихся ножниц: клик-клик. Но Марти не прикасалась к ножницам. Хотя ее глаза были закрыты, она знала, что инструмент все так же находился в ящике, поскольку не мог оказаться больше нигде. Клик-клик.
— Мне страшно, Марти.
— Мне тоже. Боже мой, мне тоже.
Левая рука Марти стискивала телефонную трубку, а правая, пустая, свешивалась вдоль туловища. Ножницы не могли работать по собственной воле, и все же: клик-клик.
— Мне страшно, — повторила Сьюзен.
Если бы Марти сама не тряслась от страха и не прилагала столько усилий для того, чтобы скрыть свое состояние от Сьюзен, если бы она была в состоянии как следует сосредоточиться, то, возможно, утверждение Сьюзен не показалось бы ей столь эксцентричным. Но сейчас каждая новая фраза приводила ее все глубже в замешательство.
— Ты сказала — он… оставляет это? Где?
— Ну… понимаешь… На мне.
Чтобы убедить себя в том, что ее правая рука пуста, что в ней нет ножниц, Марти согнула ее и прижала к сильно бившемуся сердцу. Клик-клик.
— На тебе? — переспросила Марти. Она сознавала, что Сьюзен делает поистине поразительные утверждения, полные отвратительного смысла, ужасающие своими потенциальными последствиями, но была не в состоянии переключить свое внимание всецело на беды своей подруги, только не под эти адские звуки: клик-клик, клик-клик, клик-клик.
— Я сплю в трусиках и футболке, — пояснила Сьюзен.
— Я тоже, — бездумно откликнулась Марти.
— Иногда, когда просыпаюсь, под моими трусиками оказывается это… такая теплая слизь, ты понимаешь?
Клик-клик. Наверно, звук ей мерещится. Марти хотела было открыть глаза, просто чтобы убедиться в том, что ножницы действительно лежат в ящике, но поняла, что полностью потеряет контроль над собою, если еще раз посмотрит на них, и поэтому продолжала держать глаза закрытыми.
— Но я не понимаю как… — сказала Сьюзен. — Это какое-то сумасшествие, тебе не кажется? Я хочу сказать… каким образом?
— Значит, ты просыпаешься…
