Джон Гришэм - Завещание
В общей сложности они получат около трех миллиардов.
После уплаты налогов, на что уйдет еще несколько миллиардов, остальное пойдет на благотворительность.
Так что вы понимаете, почему эти люди слетелись сюда — сияющие, ухоженные, трезвые (большинство по крайней мере).
Они жаждут увидеть на экране монитора волнующее представление, ожидая и надеясь, что старый хрен сможет справиться со своей задачей. Уверен, мои дети и бывшие жены сказали нанятым ими психиатрам: «Будьте снисходительны к старику. Мы хотим, чтобы его признали здоровым».
Если все довольны, зачем тревожиться из-за психиатров?
А затем, что я собираюсь обмануть всех еще один, последний раз и намерен сделать это наилучшим образом.
Приглашение психиатров, в сущности, моя идея, но мои дети и их адвокаты слишком туго соображают, чтобы понять это.
Начинает Зейдель:
— Мистер Филан, вы можете назвать день, время и место, где вы находитесь?
Я чувствую себя первоклассником. Низко опускаю голову и размышляю так долго, что они, устав ждать, откидываются на спинки кресел и шепчут:
— Ну же, старый мерзавец. Конечно, ты знаешь, какой сегодня день.
— Понедельник, — тихо отвечаю я. — Понедельник, девятое декабря тысяча девятьсот девяносто шестого года. Место — мой офис.
— А время?
— Около половины третьего дня, — отвечаю я, — у меня нет часов.
— А где находится ваш офис?
— Маклин, Виргиния.
Фло наклоняется к своему микрофону:
— Можете ли вы назвать имена и даты рождения своих детей?
— Нет. Имена — да, но даты рождения — нет.
— Ладно, назовите имена.
Я делаю паузу. Еще рано демонстрировать остроту ума.
Надо заставить их попотеть.
— Трой Филан-младший, Рекс, Либбигайл, Мэри-Роуз, Джина и Рэмбл, — произношу я так, словно мне неприятна сама мысль о них.
Фло предоставляют право продолжить:
— Но был еще и седьмой ребенок, не так ли?
— Так.
— Вы помните его имя?
— Роки.
— А что с ним случилось?
— Он погиб в автокатастрофе. — Я выпрямляюсь в своей инвалидной коляске, поднимаю голову и поочередно смотрю в глаза каждому врачу, демонстрируя для камер абсолютную вменяемость. Уверен, дети и бывшие жены гордятся мной, наблюдая в своих маленьких группках за происходящим по монитору. Они сжимают руки своих нынешних мужей и жен и улыбаются в ответ на жадные взгляды адвокатов — пока старый Трой справляется с экзаменом.
Пусть мой голос звучит хрипло и глухо, пусть я, со своим сморщенным лицом, выгляжу безумцем в этом белом шелковом одеянии и зеленом тюрбане, но на вопросы-то отвечаю.
Ну давай, давай, старина, мысленно умоляют они.
Тишен спрашивает:
— Каково ваше нынешнее физическое состояние?
— Бывало и лучше.
— Говорят, у вас злокачественная опухоль.
Попал точно в цель, правда?
— Я полагал, что меня обследуют на предмет психического здоровья, — говорю я, бросая взгляд на Стаффорда, которому едва удается скрыть улыбку. Правила позволяют задавать любые вопросы. Это не суд.
— Вы правы, — вежливо отвечает Тишен. — Но всякий вопрос относителен.
— Понимаю.
— Вы ответите на мой последний вопрос?
— О чем?
— О раке.
— Конечно. Опухоль размером с мячик для гольфа — у меня в мозгу. Она растет с каждым днем, неоперабельна, и мой врач говорит, что я не протяну и трех месяцев.
Я почти слышу, как выстреливают пробки от шампанского. Опухоль нужно отметить!
— Находитесь ли вы в настоящий момент под действием каких-либо медикаментов, наркотиков или алкоголя?
— Нет.
— Пользуетесь ли вы какими-либо болеутоляющими средствами?
— Пока нет.
Теперь опять Зейдель:
— Мистер Филан, три месяца назад в опубликованном в «Форбсе» списке самых богатых людей мира ваше состояние оценивалось в восемь миллиардов долларов. Это близко к реальности?
— С каких это пор «Форбсу» можно доверять?
— Значит, цифра, указанная в журнале, неверна?
— В зависимости от положения на рынке мое состояние составляет от одиннадцати до одиннадцати с половиной миллиардов. — Я произношу это медленно, но голос звучит веско. Ни у кого размер моего состояния сомнений не вызывает.
Фло решает продолжить тему денег:
— Мистер Филан, можете ли вы описать в общих чертах структуру ваших корпоративных владений?
— Да, могу.
— И сделаете это?
— Пожалуй.
Я выдерживаю паузу — пусть попотеют. Стэффорд заверил меня, что я не обязан разглашать здесь приватную информацию. «Набросайте им лишь общую картину», — сказал он.
— Группа «Филан» — частная корпорация, которая владеет семьюдесятью разными компаниями. Некоторые из них представляют собой акционерные общества открытого типа.
— Какая часть предприятий группы «Филан» принадлежит лично вам?
— Около семидесяти пяти процентов. Остальными владеет группа моих служащих.
К охоте присоединяется Тишен. На золоте сосредоточиться не трудно.
— Мистер Филан, имеет ли ваша корпорация свой интерес в компании «Спин компьютер»?
— Да, — медленно отвечаю я, стараясь мысленно отыскать «Спин компьютер» в джунглях своей корпорации.
— Сколькими процентами акций вы владеете в этом деле?
— Восемьюдесятью.
— Это открытое акционерное общество?
— Совершенно верно.
Тишен перебирает какие-то бумаги — на вид официальные документы, — я замечаю, что это годовой отчет корпорации и квартальные доклады, которые может раздобыть даже полуграмотный студент колледжа.
— Когда вы купили «Спин»? — спрашивает Тишен.
— Около четырех лет назад.
— Сколько заплатили?
— По четыре доллара за акцию, в общем — триста миллионов. — Нужно было бы отвечать помедленнее, но я ничего не могу с собой поделать. С нетерпением смотрю на Тишена, ожидая следующего вопроса.
— А сколько они стоят теперь? — спрашивает он.
— Ну, вчера при закрытии биржи они стоили сорок три с половиной, снизились на один пункт. С тех пор как я купил компанию, акционерный капитал дважды разделялся, так что сейчас ценные бумаги стоят около восьмисот пятидесяти.
— То есть восемьсот пятьдесят миллионов?
— Правильно.
На этом испытание можно бы считать законченным.
Коль скоро я в состоянии держать в памяти вчерашнюю стоимость акций при закрытии биржи, значит, мои противники должны быть удовлетворены. Я почти вижу их глупые улыбки, почти слышу приглушенные выкрики: «Ура! Молодчина, Трой, браво! Покажи им!»
Зейдель обращается к истории. Это попытка испытать мою память.
— Мистер Филан, где вы родились?
— В Монклере, штат Нью-Джерси.
— Когда?
— Двенадцатого мая тысяча девятьсот восемнадцатого года.
— Какова девичья фамилия вашей матери?
— Шоу.
— Когда она умерла?
— За два дня до Перл-Харбора.
— А ваш отец?
— Что — отец?
— Когда умер он?
— Не знаю. Он исчез, когда я был еще ребенком.
Зейдель смотрит на Фло, у которого вопросы записаны в блокноте.
— Кто ваша младшая дочь? — спрашивает тот.
— От какого брака?
— Ну, скажем, от первого.
— Значит, Мэри-Роуз.
— Правильно…
— Разумеется, правильно.
— Куда она уехала учиться?
— В университет Тулейна, Новый Орлеан.
— И что она там изучала?
— Что-то из области средневековья. Потом неудачно вышла замуж, как и все остальные. Наверное, дети унаследовали этот талант от меня. — Вижу, как врачи напряглись и ощетинились. А также представляю себе, как адвокаты и нынешние сожители и/или жены-мужья прячут улыбки, ведь никто не станет отрицать, что женился я действительно всегда неудачно.
А потомство производил еще хуже.
Фло оставляет эту тему. Тишен все еще под впечатлением моих финансовых откровений.
— Владеете ли вы контрольным пакетом акций в «Маунтин-ком»? — спрашивает он.
— Да, уверен, что это отмечено в ваших бумагах. «Маунтин-ком» — открытое акционерное общество.
— Каковы были ваши первоначальные инвестиции?
— Около восемнадцати долларов за акцию — всего десять миллионов акций.
— А теперь это…
— Вчера при закрытии биржи давали двадцать один доллар за акцию. За последние шесть лет произошел обмен и раздел, так что сейчас холдинг стоит около четырехсот миллионов. Вы удовлетворены ответом?
— Да… полагаю, да. Сколько открытых акционерных обществ вы контролируете?
— Пять.
Фло бросает взгляд на Зейделя. Интересно, долго еще это будет продолжаться? Я чувствую, что устал.
— Есть еще вопросы? — спрашивает Стаффорд. Мы не собираемся оказывать на них давление, поскольку хотим, чтобы они получили максимальное удовлетворение.
— Вы собираетесь сегодня же подписать новое завещание? — спрашивает Зейдель.
