Деон Мейер - Тринадцать часов
В ветвях дерева пронзительно чирикнула какая-то птица. Два голубя слетели на землю и принялись что-то деловито склевывать. Гриссел огляделся. На церковном дворе стояло единственное транспортное средство — белый микроавтобус «тойота». Микроавтобус стоял с южной стороны, у двухметровой кирпичной стены. На его борту большими красными буквами было написано: «Турагентство „Приключение“».
Ндабени проследил за направлением его взгляда.
— Скорее всего, они оставляют здесь микроавтобус из соображений безопасности. — Чернокожий детектив обвел рукой высокую стену и запертые ворота. — Кажется, у них контора где-то на Лонг-стрит.
— Наверное.
На Лонг-стрит кучкуются все любители путешествовать с рюкзаком за плечами. Молодежь, студенты из Европы, Австралии и Америки, которых устраивает непритязательное жилье и демократичные цены.
Гриссел снова присел на корточки над трупом, но на сей раз с другой стороны, чтобы не видеть ее лица. Ему не хотелось смотреть на ужасную рану и искаженные ужасом тонкие черты убитой.
Только бы не иностранка, взмолился Гриссел.
Если она окажется иностранкой, им несдобровать.
2
Добежав до Клофнек-роуд, она на секунду остановилась, не зная, что делать дальше. Нужно отдохнуть, отдышаться, преодолеть парализующий страх. Придется решать, куда направиться. Справа указатель с надписью: «Кэмпс-Бэй». Та дорога ведет из города. Если повернуть налево, она как будто двинется обратно, параллельно той дороге, по которой прибежала сюда. Внутренний голос советовал бежать направо, прочь, подальше от преследователей, от ночного ужаса. Но те, кто гонятся за ней, наверняка только того и ждут… Если она побежит в сторону от города, то окажется в совершенно неизвестных местах, еще дальше от Эрин. Не раздумывая больше, она повернула налево. Подошвы кроссовок громко шлепали по асфальту: дорога пошла под уклон. Метров четыреста она бежала по обочине двухполосной дороги, а потом, круто взяв вправо, очутилась на краю каменистого обрыва, под которым расположился жилой район. Сверху хорошо просматривались дорогие особняки, утопающие в садах за высоченными бетонными стенами. В душе затеплилась надежда: может, хотя бы здесь она найдет помощь, кров и защиту?
Все ворота, все калитки оказались заперты. Каждый участок представлял собой настоящую крепость. Утро уже наступило, но на улицах не было видно ни души. Но вот беглянка заметила с правой стороны открытую калитку, и все ее существо взмолилось об отдыхе. Она оглянулась через плечо: никого, и нырнула в калитку. Перед ней открылся проход, вернее, улочка, уходившая вниз по крутому склону. Впереди беглянка увидела гараж и открытый навес для машины. Справа у стены — заросли кустарника, слева, за высокой металлической оградой, — жилой дом. Калитка в ограде заперта. Девушка нырнула в кусты и подползла к самой стене, подальше от улочки.
Она упала на колени. Рюкзак на спине ткнулся в стену. Голова кружилась от безмерной усталости, глаза закрывались. Соскользнув по стене, девушка села на землю и вытянула ноги. Шорты испачкаются землей и перепревшими листьями… Ну и пусть! Ей все равно. Сейчас у нее одно желание: отдохнуть.
Как только она сомкнула веки, ожила страшная сцена, врезавшаяся в память больше шести часов назад. Ее всю передернуло; она испуганно распахнула глаза. Сейчас нельзя вспоминать! Это слишком… ну, скажем, просто «слишком». Сквозь завесу из темно-зеленой листвы и больших ярко-красных цветов видна машина, стоящая под навесом. Она сосредоточилась на машине. Какая-то необычная форма, обтекаемая, элегантная, явно старинная. Что за марка? Главное — на время забыть о пережитом ужасе. Постепенно дыхание восстановилось, хотя на душе было по-прежнему тяжело. Усталость давила на нее тяжким грузом, но она старалась не расслабляться. Она не может себе позволить такую роскошь — поддаться усталости.
В шесть двадцать семь беглянка услышала торопливые шаги. Кто-то бежит по улочке. Там не один человек. Они бегут следом за ней! Сердце у нее снова екнуло.
Преследователи перекликались на незнакомом ей языке. Шаги стали медленнее, тише. Она слегка подалась вперед, вглядываясь в просвет между листьями, и посмотрела в сторону открытой калитки. В проеме стоял один из них, хотя с ее места трудно было что-либо разглядеть. Листья закрывали его, словно кусочки мозаики. Беглянка заметила только одно: он чернокожий.
Она застыла на месте.
Кусочки мозаики зашевелились. Он вошел в ворота. Резиновые подошвы не скрипели. Беглянка понимала: он будет особенно внимательно оглядывать места, где можно спрятаться: дом, машину под навесом.
Смутные очертания сделались меньше. Он что, нагнулся? Заглядывает под машину?
Мозаика снова ожила, очертания фигуры стали крупнее. Он приближался. Неужели он ее заметит?
— Эй!
Девушка вздрогнула от громкого голоса, как будто ее сильно ударили в грудь. Только бы он ее не заметил! Она испугалась, что дернулась и выдала себя.
Темная фигура не спеша отодвинулась от зарослей.
— Что вам здесь надо? — Голос раздавался из дома, сверху. Кто-то обращался к незваному гостю.
— Ничего.
— Тогда прочь с моей территории!
Не отвечая, чернокожий преследователь немного постоял на месте, а потом медленно, нехотя двинулся прочь. Вскоре его неясные очертания скрылись вдали.
Гриссел и Ндабени осматривали церковный двор. Вуси перемещался параллельно Лонг-стрит, от которой двор отделяла остроконечная ограда. Бенни медленно шагал вдоль высокой кирпичной стены, опустив голову и оглядывая землю сантиметр за сантиметром. Он никак не мог собраться; в нем нарастало беспокойство, мимолетная, непонятная тревога. Осматривая голую землю, пучки травы, корни деревьев, бетонированные дорожки, Гриссел заставлял себя сосредоточиться, он то и дело нагибался, что-то поднимал, вертел в руках находки — крышку от пивной бутылки, два кольца от банок из-под газировки, ржавую металлическую шайбу, пустой белый целлофановый пакет. Когда он зашел за угол храма, уличный шум внезапно стих. Гриссел поднял голову и оглядел колокольню с крестом наверху. Сколько раз он проезжал мимо, но ни разу не взглянул на церковь внимательно. Храм показался ему очень красивым. Ухоженный сад; высокие пальмы, сосны, олеандры… Интересно, сколько лет назад их здесь посадили? Гриссел завернул за угол маленькой пристройки, и тишина закончилась. В уши ударил шум большого города. В северном углу двора он остановился и посмотрел налево и направо. Район Лонг-стрит почти не изменился. Старый Кейптаун. Викторианские домики — почти все одно- и двухэтажные. Некоторые из них в последнее время раскрасили в яркие цвета, наверное для привлечения молодежи.
Отчего все-таки его не отпускает смутное беспокойство? К вчерашней ночи оно не относится. Как и к другим вопросам, которые он старательно избегает последние две… нет, даже три недели — как быть с Анной, возвращаться ли назад и получится ли у них что-нибудь.
Может, все дело в том, что его назначили наставником? Произошло убийство, и ему можно смотреть, но нельзя действовать? Как это, оказывается, тяжело!
А может, просто надо что-нибудь съесть.
Гриссел бросил взгляд налево, на перекресток с Ориндж-стрит. Сегодня вторник. Рано, еще нет семи, но на улице полно народу, машин, автобусов, такси, мотоциклов, пешеходов. Так всегда бывает в середине января: после каникул открываются школы, люди возвращаются из отпусков и тут же активно включаются в работу, забыв о недавнем отдыхе. Количество зевак по ту сторону ограды все увеличивалось; теперь на место убийства глазела небольшая толпа. Приехали и два фотографа из газет; через плечо — кофры для камер, длиннофокусные объективы похожи на ружейные стволы. Лицо одного фотографа показалось знакомым; они приятельствовали в те дни, когда Гриссел пил по-черному. Тот фотограф много лет проработал в «Кейп таймс», а сейчас охотится за сенсациями для какого-то таблоида. Помнится, однажды в баре «У пожарного» он разглагольствовал: мол, если на недельку посадить всех репортеров и полицейских в тюрьму на острове Роббен, торговля спиртными напитками в Кейптауне сойдет на нет.
В потоке машин уверенно лавировал велосипедист на гоночном велосипеде. Какие неправдоподобно узкие колеса! На виртуозе гонщике черные шорты в обтяжку, яркая рубашка, кроссовки, велошлем. Вот молодец, даже перчатки не забыл! Гриссел проводил велосипедиста взглядом до перекрестка. Ну и придурок! Он, Бенни Гриссел, меньше всего на свете хочет выглядеть таким же идиотом. И без того ему неловко в нелепом шлеме, похожем на ночной горшок. Сам он ни за что не купил бы такой. Шлем достался ему бесплатно, вместе с велосипедом.
На новое увлечение Бенни подбил доктор Баркхёйзен, его куратор в «Анонимных алкоголиках».
