Торкиль Дамхауг - Смерть от воды
— Сначала до буйков, — кричит Даниэль.
Йо реагирует молниеносно и бросается вплавь, плывет кролем изо всех сил. На полпути он замечает рядом тень, вроде дельфин или акула. Она скользит мимо и прочь.
Йо доплывает до буйка, немного опередив остальных.
— Хорошо плаваешь! — хвалит его Даниэль, который, ни капли не запыхавшись, уже висит в ожидании на буйке.
— Под водой еще лучше, — раздраженно выдыхает Йо. Он виснет на том же буйке, так близко, что лица почти соприкасаются.
— Давай тогда попробуем так обратно, — предлагает Даниэль.
Йо сплевывает.
— Вперед, — говорит он, — лучше проплывем еще вперед.
Даниэль смотрит на горизонт, потом смеется:
— Скажи, когда будешь готов.
Йо чувствует свое дыхание. Ждет, пока оно успокоится и станет глубоким. Несколько раз сильно вдыхает и делает знак рукой. Они ныряют.
Он пропускает Даниэля вперед. Будто скользишь по комнате из расплавленного стекла. Бирюзовый свет собирается в беспокойные пучки и исчезает в темноте. Он плывет спокойно и уверенно. Не тратит слишком много сил. В школе они развлекались, на спор задерживая дыхание. Никто даже близко не подобрался к его рекорду. Больше двух минут. Кто-то из сомневающихся держал руку у него перед носом и ртом, проверяя, не мухлюет ли он. Он не мухлевал. Просто перестал дышать. Мог бы перестать и навсегда, если надо… Даниэль немного опережает его, Йо видит пятки, пинающие воду в снопах света. Продолжает плыть между холодными потоками, уходит на еще большую глубину, к стайке крошечных черных рыбок, чувствует, как в голове начинает стучать. «Сосуд может лопнуть в голове!» — крикнула однажды мать, когда он всплыл, и теперь он думает о крови, которая может выплеснуться у него из головы и лечь вокруг теплой тряпкой. Ему становится нехорошо. «Нужен воздух», — проносится мысль, но он продолжает, и это желание рождается не в нем самом, а в чем-то, что начало в нем прорастать, в чем-то, чем он может стать… Далеко впереди пятки Даниэля. Они смотрят прямо вниз, значит, он сдался. «Надо всплывать, мозг взорвется!» — слышит он крики матери, но не сдается. Он доплывает до пяток Даниэля и все продолжает плыть, пока столбы света не меркнут вокруг. Только тогда он расслабляется и высовывает голову над водой.
— Да ты больной! — кричит Даниэль. Голос его где-то далеко, с другой стороны стены.
Йо не в состоянии ответить. Косяк маленьких черных рыбок все еще плывет вокруг белого света, и живот, кажется, сейчас выпрыгнет из горла. Он снова плывет к берегу, в сторону Даниэля, едва шевеля руками. Пытается выдавить из себя смешок, продемонстрировать свое согласие: «Точно, больной».
*Мать и Арне встали и уже выгрузились из номера, когда он в нем заперся. Надо было взять с собой Трульса и Нини, потому что Йо не обнаружил их у лягушатника, пробегая мимо. Мать была здесь не так давно, убедился он, потому что в туалете еще пахло кислым. Он быстро приводит себя в порядок, садится в гостиной, которая одновременно их с Трульсом и Нини спальня. Диван не прибран, а матрасы лежат на полу. Он включает кондиционер и телевизор. Новости по-гречески. Авария автобуса, люди выбираются через разбитое стекло, у кого-то все лицо в крови. Он снимает белье и ложится на диван, все тело по-прежнему ломит после того, как он побил Даниэля в подводном плавании. На секунду Йо засыпает. Просыпается от звука. Мультики по телевизору, он выключает звук, плетется на балкон. Словно в печке. Солнце стоит прямо над крышей. Он находит тонкую серую линию, отделяющую море от неба. Если плыть туда все дальше и дальше, можно доплыть до африканского берега. И тебя встретят воины на верблюдах, укутанные в белые одежды, посреди песчаной бури.
Он вытягивается и заглядывает на соседний балкон. В точности как у них. Пластиковый стол и четыре стула. Только сохнущая одежда отличается. Футболка, зеленое полотенце и трусики-бикини. Похоже, ее. Белые, с темно-красными сердечками. С них капает. Девчонка с бортика бассейна — его соседка.
Дверь на балкон приоткрыта. Может, она одна в номере? И что на ней, раз купальник висит и сохнет? Может, она в душе?.. Он напрягся, стараясь уловить звук струящейся воды. Ничего не слышно. Пойти и постучаться? Попросить что-нибудь одолжить? Например, спички. На кой ему спички посреди дня? Стащить сигарету у мамаши? На тумбочке у нее лежат два блока, купленные в дьюти-фри перед вылетом. Она не заметит пропажи одной пачки. Предложить соседке.
Дверь хлопает с другой стороны номера. Он мчится через гостиную, открывает свою дверь, выглядывает.
Это действительно она. Уже прошла вперед по дорожке. Идет к бассейнам. На ней короткая юбка и майка в обтяжку. Был бы он чуточку проворнее…
* * *В столовой толпа. Он долго ищет, пока не находит столик. Они сидят у самой сцены. На столе — бутылка красного вина, наполовину выпитая. Арне пьет пиво, значит все вино залила в себя мамаша. Она сидит спиной, но он видит, что она уже окосела. Голова кренится набок. И чем больше она пьет, тем больше набок съезжает голова. Нини задремала в детском стульчике. Трульс жует сосиску. При виде старшего брата он сияет. Тут же, через два стола от них, Йо замечает ее, девчонку из соседнего номера. Он не хочет показываться вместе с матерью и Арне, учитывая, как они себя ведут, останавливается в нескольких метрах. По счастью, девчонка его не заметила.
— Ты не бушь обедать, Йо? — спрашивает мать, окосевшая больше, чем он думал.
— Не хочу. Перехватил сосиску.
Все правда. Кроме сосиски. Живот все еще болит после того, как он проплыл полпути до Африки под водой. Голова тоже болит. И все тело.
— Что за бред! — говорит Арне.
— Пусть делает что хочет, — защищает его мать, будто это поможет.
— Пойду к друзьям.
— Отлично, — машет рукой мамаша.
— Потом возвращайся и возьми с собой Трульса и Нини, — командует Арне.
— А вы что?
Мать пытается выдавить улыбку:
— Последи за ними немного вечером, чтобы мы с Арне были свободны. Мы же в отпуске, знаешь ли.
— И нажираетесь в говно, — бормочет Йо.
— Что ты сказал? — рычит Арне.
Йо косится на столик девчонки. Светловолосая толстушка тоже там. И двое взрослых. Они едят. В зале слишком жарко. Йо никогда не любил жару. Чувствует, что-то случится. Он закрывает глаза, и наступает кромешная тьма. Снова открывает — возникает тень. Похожая на кувалду… Он разворачивается и выходит, пока его никто не заметил.
— Хэй, Джо!
Йо останавливается у бортика бассейна и оглядывается. В одном из шезлонгов у стены он замечает вчерашнего мужчину. Который хотел, чтобы Йо называл его Курткой. На столике горит свеча. Он сидит и читает книгу.
— Привет, — говорит Йо и чувствует, как дыхание успокаивается здесь, в темноте.
— Занят? — спрашивает мужчина и, очевидно, хочет поговорить с ним и сегодня.
Йо подходит ближе. Куртка все еще в шортах цвета хаки и черной рубашке с коротким рукавом.
— Все наладилось? Ну, с твоей мамой?
Йо не отвечает.
— Не посидишь тут пару минут? — Куртка протягивает руку к соседнему стулу.
Йо садится на краешек.
— Что вы читаете? — спрашивает он ради разговора.
Куртка поднимает вверх тоненькую книжечку:
— Длинное стихотворение.
— Стихотворение?
— Вообще-то, историю. Путешествие в мертвый мир. Или мир мертвых.
— История с привидениями, значит?
— Вот-вот, — соглашается Куртка. — Читал ее много раз. И все равно до конца не знаю, о чем она.
Йо не понимает, что он хотел этим сказать.
— Часть, которую я читаю сейчас, называется «Death by water».[1]
— Наверное, об утопленниках? — пытается отгадать Йо.
— Да. О молодом человеке, финикийце.
— Финикийце? — прерывает Йо. — Вы имеете в виду народ, который жил где-то здесь несколько тысяч лет назад?
Брови Куртки взлетают дугой.
— Вот это да, Йо! Ты хорошо учишься в школе.
Это правда. Он старается изо всех сил.
— Так, значит, он утонул, этот финикиец, — утверждает он, изображая равнодушие. — Может, он был солдатом?
— Вообще-то, торговцем, кажется мне. Он уже пролежал в море четырнадцать дней. И не много от него осталось, кожа и мышцы сошли с костей. Он был, пожалуй, довольно богат, но богатство его не радовало. Лежит он себе на глубине, в другом мире, и не слышит ничего, кроме криков чаек.
Йо вдруг чувствует облегчение. Куртке нравится с ним разговаривать. И он не просто делает вид.
— Хороший способ умереть, — бросает он и украдкой смотрит на взрослого, освещенного мерцающим светом свечки.
Куртка сидит и рассматривает его лицо.
— Я тут думал о вчерашнем нашем разговоре, — говорит он наконец.
Этот человек много раз появлялся по телику, а теперь сидит в метре от него живьем и думает, что там ему наговорил какой-то двенадцатилетка. Йо тут же насторожился:
