Татьяна Степанова - Царство Флоры
В зеркале отражалась смятая постель. Пестрое леопардовое логово. Фаина, контролируя в зеркале каждое свое движение, каждый поворот, грациозно потянулась. Алька, радость моя, уберет – и за мной, и за собой. В конце концов, когда они сходились и решали жить вместе, именно она взяла на себя бремя домашних забот. А общая спальня – это не бремя, это награда, подарок.
– Тебе тут подарок, радость моя. – Аля возникла в дверях с большой корзиной, полной цветов. – С доставкой на дом.
– От кого?
В прихожей, мгновение назад, Аля, торопливо дав водителю на чай, захлопнула за ним дверь, запустила руку в цветы, выудила открытку. Сама не зная того, она проделала точь-в-точь все то же самое, что и до нее Марина Николаевна Петровых, – пробежала глазами текст, впилась в подпись. Однако, в отличие от Марины Николаевны, с облегчением не вздохнула, наоборот, нахмурилась. Едва сдержалась, чтобы не смять глянцевую открытку в кулаке, державшем прежде не только деревянную мешалку, но и лыжную палку, увесистые гантели и спортивную винтовку.
– Из «Флоры», судя по виду? От кого же? Боже, какая красота. Сейчас нарциссы цветут, вот их тут сколько. – Фаина забрала корзину, полюбовалась на свое отражение – она в халате и с цветами. – А это что у нас? Гиацинты или крокусы? Никак не могу запомнить, вечно путаю все названия. Андрей сколько раз мне показывал, объяснял. – Она наклонилась к цветам. – Так кто прислал?
– Читай сама, вот. – Аля подала ей открытку.
«Все равно будешь со мной. Моей. Зацелую. Затрахаю. Арнольд». Лаконично, слишком даже лаконично. Фаина усмехнулась. Адресата она знала. Конечно же, знала. Арнольд… Так звал его только близкий круг, для остальных он был Алексеем, никаким не Арнольдом, самым обычным русопятым Алексеем по фамилии Бойко.
– Что, понравился подарочек? – спросила Аля.
– Поставим здесь, в спальне. Или, может, там? – Фаина кивнула на соседнюю комнату. – Какие крупные нарциссы. А гиацинты что-то мне по форме напоминают. Розовые, упругие… Знаешь, Андрей в прошлый раз что-то такое про фаллические формы в ботанике заливал, есть, оказывается, и такое направление в современной селекции…
– Я сейчас эту дрянь выкину с балкона. – Аля решительно потянула корзину к себе.
– Радость моя, ты что?
– Он же уголовник, этот твой Арнольд. – Аля не отпускала плетеную ручку. – Уголовник, хам. Гадина такая!
– Не страдай ерундой.
– Отдай цветы!
– Ну, на, на, возьми и успокойся. – Фаина сдалась. – Голова у меня раскалывается. Где аспирин?
– Он уголовник, сидел. И вообще… тварь он, подонок. А морда какая у него? Лысый как коленка, затылок весь в складках, сам от жира чуть не лопается.
– Он у нас человек-гора. – Фаина улыбалась, все это ее явно забавляло.
– Но он же сидел, сам этого не скрывает. Арнольд… гнида лагерная… Ну, ладно, этот, босс его Аркадий, у него хоть деньги, капитал, он на тебя его тратить сможет, если захочет. Но этот-то – он же просто у него вышибала, охранник. Служит ему, как пес.
– Я вспомнила, на что похож по форме цветок гиацинта.
– На, забирай! – Аля, вспыхнув до корней волос от этого туманного и в принципе совершенно невинного замечания, швырнула корзину на пол, под ноги Фаине. – Звони ему, благодари, езжай, трахайся с ним до потери пульса. Трахайся, мне-то что!
– Какая же ты все-таки дура, радость моя. – Фаина пошла прочь из спальни, перешагнула через цветы. Нарциссы рассыпались, несколько гиацинтов сломалось, зеленые листья смялись, и только лиана чувствовала себя на полу как дома.
– Да у него все зубы сгнили на нарах! – крикнула Аля. – У всех, кто сидел, так. А у него в особенности, не рот, а щербатая помойка.
– Он регулярно посещает дантиста, сам мне клялся.
– Ну! От зубодера не вылезает. А жрет-то сколько? В «Ермаке», что, сама разве не видела, сколько он жрет? И как только не лопнет, гадина… От пива опух весь, ноги через брюхо свои не видит, да что там ноги… Он и не может уж ничего небось.
– Он может, радость моя. О, еще как.
– Узнала уже, испытала, да? – Лицо Али – в общем-то, весьма миловидное, если бы не резкость, мужественность черт – перекосила гримаса ярости. – Успела уже, интересно, когда? Вчера? А мне врала, что на концерте?
– Какая же ты все-таки дура, повторяю! – Фаина распахнула дверь ванной. Сбросила халат, отразившись спиной, плечами сразу во всех зеркалах.
– А ты… ты такая же гадина, как и он… измучила меня вконец. – Аля топнула ногой. – Думаешь, стерплю, проглочу?
– Перестань, лучше убери этот мусор цветочный и свари еще кофе.
– Я этого твоего Арнольда убью.
– Ты?
– Возьму нож! – Аля схватила длинную пилку для ногтей. – И всажу ему в брюхо. Вот так! – Она с размаху, с неженской силой всадила пилку в подушку, рванула, повернула. На постель посыпались перья, пушинки закружились в воздухе.
Фаина в ванной открыла воду. Пока ванна наполнялась, придирчиво, любовно разглядывала себя в зеркало, поворачиваясь то одним, то другим боком. В ванне клубился горячий пар. Вдруг пахнуло прохладой – Аля распахнула дверь и молча швырнула собранные с пола смятые, умирающие нарциссы и гиацинты в ванну, в ароматную пену.
Глава 2
МЕСЯЦ СПУСТЯ. НА ПОРОГЕ ДОМА
На заднем сиденье черного джипа «Мицубиси Паджеро» горой лежали букеты цветов. Белые лилии соседствовали с чайными розами цвета слоновой кости. Но цветочное благоухание перебивал запах дыма дорогих сигарет. Курили оба – и пассажир, и водитель. Оба примерно одного возраста – за сорок, кряжистые, плечистые. Однако водитель – более мощный, квадратный, пузатый, судя по багровым, одутловатым щекам – любитель пива, водки, шашлыка и немецких кровяных колбас. Водитель предпочитал отзываться на имя Арнольд, и это именно о нем месяц назад, в цветущем мае было столько всего сказано в квартире на Долгоруковской улице. Сейчас на дворе стоял цветущий июнь. Арнольд же, как водится, исполнял привычные ему обязанности личного телохранителя и шофера при особе своего работодателя, а в прошлом тюремного кореша и солагерника Аркадия Суслова, более известного в мире уголовном под кличкой Аркаша Козырной.
Суслов, щурясь, курил сигарету, стряхивал пепел в открытое окно. Джип «Мицубиси Паджеро» как раз завис в пробке на выезде с МКАД на Ярославское шоссе. День клонился к вечеру, и, казалось, вся Москва устремилась безоглядно за город, на дачи.
– Летуна надо покупать, – вздохнул он.
– В смысле самолет? – басом уточнил Арнольд.
– Или вертуна. – Суслов жестом показал пропеллер, кивнул. – Включи хоть музыку, братан, чего так-то загорать в тишине, как в могиле?
В салоне запел Михаил Круг.
– Во жизнь, Аркаша. – Арнольд звал своего нынешнего работодателя в память былых приключений вежливо-фамильярно по кликухе и никогда по имени отчеству. – Этот в земле давно лежит, в черноземе, а голос-то, вот он, живой, как привет с того света. А помнишь, как он тогда на концерте жару давал? Пацаны прям улетали. Кайфово было!
Лет десять назад, в середине девяностых, об Аркаше Козырном, как и о его подручном Арнольде, множество любопытных фактов можно было собрать на периферии – в Чите, в Красноярске, а также в Хабаровске и в Свердловске. И жили они там в то время, и зарабатывали себе на жизнь, как умели, и сидели тоже там – недалеко, всего в какой-то полутысяче километров к северу, и выжили тоже там – выжили в беспощадной мясорубке междоусобных криминальных разборок, которая перемолола почти все их неприкаянное поколение, спровадила на кладбище, увенчав помпезными гранитными крестами.
И, поднаторев в вопросах выживания, с некоторых пор Аркадий Суслов заделался столичным, точнее, околостоличным жителем. Купил землю в подмосковном Пушкине, в поселке Большие Глины, возвел трехэтажный кирпичный особняк с гаражом, сауной и летним разборным бассейном. Вытащил из малоперспективного сибирского захолустья кореша Арнольда (проходившего по многочисленным уголовным делам под своим настоящим именем Алексей Бойко).
Имеющимся капиталом распорядился Аркаша Козырной тоже по-умному, откупив у бывшего владельца Сосо Барайдошвили (его позже нашли под Адлером застреленным в его же собственной машине) сеть автосервисов и моек. И, наконец, счастливо женился. Женой его стала восемнадцатилетняя продавщица из торгового центра, что на центральной площади Пушкина. На юный возраст жены и на свои нескудеющие силы Аркаша Суслов возлагал огромные надежды. Но наследника не мог заиметь целых четыре года. Все как-то не получалось, несмотря на почти титанические усилия. А иметь сына-наследника с некоторых пор было его заветной мечтой. Они с женой что только не предпринимали – пачками нанимали экстрасенсов, ездили в глухую тундру к практикующему сибирскому шаману, специализировавшемуся на усилении половой потенции клиентов за счет воздействия духов земли и снега, посещали монастыри. На восстановление одного из храмов Суслов отстегнул щедрое пожертвование. И свершилось чудо – не прошло и месяца, как жена сообщила ему, что беременна.
