Вячеслав Энсон - Эра беззакония
«При чем здесь директор бани? – подумал Калмычков. – По здешним меркам, я даже для «стрелочника» мелковат. Генерала найдут. Неужели Бершадский не понимает, какая сильная у него позиция? Единственный в министерстве не обошел вниманием это дело. Даже подставился под гнев замминистра. Еще бы результатов!..»
– Я думаю, правильнее доложить как есть, – ответил Калмычков. – Питерский ГУВД вторую неделю ведет активную работу. Министерство в лице вашего Управления возглавило розыскные мероприятии в масштабе страны. Если бы не пассивность отдельных структур, уже имелись бы результаты.
– Не учите меня развешивать лапшу по ушам вышестоящих. Я этим с детства занимаюсь. – Конечно, генерал уже имел в голове макет доклада. – Что нового накопали за сутки?
– Анализируется информация из регионов, товарищ генерал. В Питере ничего существенного.
– Это я и без вас знаю. – Генерал обратился к незнакомому полковнику: – Нашли закономерность, Стеценко?
– Мой отдел провел анализ собранной информации с использованием стандартных методик, – Стеценко протянул генералу папочку. – Ничего не могу добавить к доложеному на совещании. Эти случаи являются превышением над усредненной кривой суицидальности, как количественно, так и и в календарном плане. Объединяющих признаков не выявлено. Слишком мала статистика. Увязать показ по телевидению и распространение по регионам невозможно. Показ был в октябре, а волна катится до сих пор.
– Сорок два самоубийства перед камерой, а вам – мала статистика? – спросил генерал.
«Ни фига себе! Уже сорок два. Лихо я поспал», – обругал себя в сердцах Калмычков.
– Так, орлы! – Генерал поднялся из-за стола. – Всем оставаться на местах. Вернусь от министра – продолжим. Если не разжалуют, конечно…
Пока шли в кабинет к «вологодцам», Калмычков отшучивался от версий Пустельгина о причине опоздания. И все не мог оборвать какую-то ниточку, связывающую с беспробудным сном и кошмарами.
Сели пить осточертевший кофеек, а эта мыслишка вертелась в мозгу, не подчинялась калмычковской воле. В руки не шла. Словно пыталась привлечь к чему-то его внимание, как докучливый малыш, что дергает за подол мамку у прилавка с игрушками. Так бы и цыкнул: «Отвяжись!..»
– Ты здоров ли, Николай Иванович? – участливо спросил Лиходед.
Калмычков не услышал и не отреагировал. Он замер, упершись взглядом в стену. Потом встрепенулся, кинулся к рабочему столу.
– Ах вы мои профурсеточки! Дурищи мои милые! – он радостно улыбался, копаясь в бумагах. – Я же понял, что вы неспроста. Не дурак! Только въехать не мог…
– Говорил же – бабы! – торжествующе хлопнул себя по ляжкам Пустельгин.
– Это ж сколько надо баб, чтобы по фазе сдвинуться, – закачал головой Лиходед.
А Калмычков все искал что-то в бумагах.
– Сами вы сдвинутые! Где распечатка с сеткой вещания? Я точно помню, заказывал распечатку.
– Вот она, под кофейником. Постелили за ненадобностью… – Лиходед протянул заляпанную пачку листов.
Калмычков кинулся на них, как канюк на требуху. Листал, сверяя с календарем и записями в блокноте. «Вологодские» обступили его и заглядывали через плечо.
– Есть! Элементарно просто…
– Что – есть? Не томи, Иваныч… – заскулил Пустельгин.
– Закономерность, мужики! Но надо проверить… – Калмычков с мольбой кинулся к Пустельгину. – Сергей Анатольевич, дорогой! Тебя здешние бабуины послушаются. Отправь срочно запрос по всем регионам. Во все восемьдесят девять!
– Какой запрос? Ведь отправляли…
– Потребуй срочно прислать программы телепередач всех местных каналов с пятнадцатотго октября по вчерашний день. Нет, по пятнадцатое ноября! Должны быть сверстаны. Понимаешь?
– Понимаю… – протянул Пустельгин.
– И программы трансляции в регионах центральных каналов за этот же период. Понимаешь?
– Да объясни толком – зачем?
– Пусть заставят своих телевизионщиков под роспись подтвердить даты и время показа репортажей о самоубийствах в местных криминальных новостях или других передачах.
– Так-так-так, начинаю врубаться! – Пустельгин кивнул Лиходеду, – Иван, въезжаешь? Строчи запрос. Быстро!
– Может, только по «пострадавшим» областям? – справился Лиходед.
– Шли по всем! Для чистоты эксперимента… – Калмычков плюхнулся в кресло. – Так просто, мужики! Я еще в кафе понял, что их болтовня пригодится. Телевизор почти не смотрю. Где мне догадаться! Страшная сила интуиция!.. Меня этими снами из колеи выгоняло. Прямиком под разговоры про телевизор! Я отмахивался, а она меня, мордой в подсказку.
– Интуиция – не аналитический отдел… – согласился Лиходед.
– Всем шепчет, да не все слышать хотят, – веско вставил Пустельгин.
Подработали текст запроса, и полковник Пустельгин побежал собирать визы должностных лиц. Лиходед подумал немного и предложил:
– Давай парочку УВД обзвоним. Из «пострадавших»… Ответы на запросы сутки ждать придется, а мы срочно, не отходя от аппарата. В порядке проверки версии.
– Звони! – согласился Калмычков.
К тому времени, когда Бершадский вернулся от министра, они имели на руках факсы из четырех областей, охваченных эпидемией суицида, и из трех «чистых».
Бершадский вернулся генералом, но вид имел задумчивый. Не сразу въехал в то, что зашептал ему на ухо Пустельгин, но въехав, разогнал всех обступивших его по разным вопросам сотрудников. Оставил только «вологодцев» и Калмычкова.
– Влипли мы в историю… – все еще под впечатлением от разговора с министром протянул он. – Теперь как в «Кавказской пленнице»: или я поведу ее в загс, или она меня к прокурору. Все в тумане… Рассказывайте, что за система?
– Пусть Калмычков доложит, его идея, – попросил Пустельгин. Генерал кивнул.
– Обнаружена четкая связь между показами сюжетов о самоубийствах по телевидению и проецированием увиденного на себя каким-то небольшим процентом телезрителей. Видят – и повторяют. Причина не выяснена. Нужна экспертиза видеоматериала.
Мы принимали во внимание только показ по центральным каналам. Поэтому не могли увязать хронологию. Но есть еще десятки телестудий в областях и крупных городах. Страна живет в телевизионном виртуальном мире. С учетом регионов, система как на ладони!
Самоубийства происходят в день показа сюжета или, максимум, на следующий день. Первый показ восемнадцатого октября по ОРТ: четыре самоубийства восемнадцатого и девятнадцатого. Сюжет тиражируют ТВЦ и «Московия» Вот вам московские самоубийцы. Через день три региональных канала включают ролик в свои новостные блоки. Это Питер, Самара и Нижний. Вот таблица, глядите, что происходит…
– Как ты допер, Калмычков? – вопросительно взглянул на него Бершадский.
– Интуиция подсказала. Почти час слушал, как девчонки в кафе исключительно про телевизионную жизнь говорили. Я и подумал: они живут в этом чертовом ящике. Дальше дело техники и помощь профессионалов, собранных вами для решения сложных задач.
Генерал внимательно посмотрел на Калмычкова.
– Кадры решают все. Тут я со Сталиным согласен. Но и ты не прибедняйся…
– Товарищ генерал, разрешите? – подал голос писавший что-то на листке бумаги Лиходед. – Если закономерность подтвердится, нас ждут веселые денечки.
Он протянул генералу листок. И продолжил комментировать:
– Можно сделать предварительный вывод о том, что местные показы вызывают суицидальные последствия сильнее. «Клиент» живее реагирует на случай в родном городе, чем на столичные новости. Совпадение на уровне каких-нибудь местных вибраций. Вроде биоритмов. Если это факт, нас ждет лавинообразный процесс. Послезавтра количество трупов перевалит за сотню (подарок ко Дню милиции), а в следующий понедельник распечатаем вторую тысячу. Механизм такой: питерского самоубийцу показали по центральным каналам. Это детонатор. В регионах откликнулись. Их тоже показали по местным телеканалам. Новый урожай. Каждый следующий показ плодит последователей. Их снова показывают. Подхватят соседние регионы, или продублирует Москва, процесс наберет новую силу.
– Но почему? – генерал ошарашенно смотрел на лиходедовские цифры.
Никто не ответил.
– Министр не представляет последствий… – сказал Бершадский. – Может, под него бомба? А может, и выше? Ждем ответы на ваш запрос. Полковник Пустельгин – изъять на телевидении оригинал питерского самоубийства, отправить на экспертизу. Пусть ищут двадцать пятый кадр или что-то в этом роде. Лиходед – анализ поступающей информации. А вы, Калмычков – в Питер. Жаль отпускать, но надо найти начало цепочки. Два дня на все. По моему звонку – обратно. Про телевидение – молчок! Молчок! Все, что про телевидение, за дверью этого кабинета – табу! Понял? Ну, езжай. И накопай, хоть что-нибудь! Я запомнил тебя, Калмычков.
Так закончился первый набег Калмычкова в Москву.
«Нормально! – успокаивал он себя по дороге в Питер. – Врагов не нажил. Не прокололся. Бершадский себе из этого дела новые погоны сошьет. Может и меня не забудет. Прорвемся!»
