Стюарт Коэн - Семнадцать каменных ангелов
– Вы за ней топаете? – спросил вор.
– Я ее опекун. Помогаю в расследовании.
Качо криво ухмыльнулся:
– Да, крепко тебя подставили с этим делом.
Фортунато неопределенно хмыкнул и стал ходить по комнате, рассматривая картины и коллекцию музыкальных записей. Аргентинский рок. Зарубежный рок. Между ними попадались танго.
– Танго Мелинго. Слышал, он очень хорош.
– Могу тебе переписать. Но это было бы нарушением авторских прав, нет?
– Качо, Качо. – Фортунато покачал головой. – Она интересная девочка, наша доктор Фаулер. Одержима поиском истины и разоблачением коррупции и тому подобным. Типичная североамериканка. Лучше не найти для поиска аморальности за пределами Соединенных Штатов.
Качо нервничал и нетерпеливо буркнул:
– Давай, Мигель, покороче. Я отозвался о тебе нормально. Не то чтобы я тебя знаю, но слышал, что ты подлинный неприступный бастион честности. – Он наклонил голову вбок. – Ну, не совсем так, она ведь далеко не дура. Скажем так, полунеприступный.
– Не знаю, как тебя и благодарить за такую лестную характеристику. – Фортунато видел отражение Качо в оконном стекле за его спиной, за поясом у того сзади все-таки был засунут пистолет.
– Человека, с которым имеешь дела столько лет, не подводят. – Качо почесал грудь. – Как же тебя подставили! Я это сразу понял, как только ты сказал, что с тобой пойдут Доминго и Васкес. А потом ты убил этого дурака. Совсем как юнец, обрадовавшийся одолженному пистолету. – Качо с отвращением сморщился. – А он ни в чем не виновен, и у него дочка.
– Качо, ты? Это говоришь ты? А кто казнил генерала Лопеса? – Детектив не останавливаясь кружил по комнате, стараясь запомнить подробности обстановки. – Сколько невинных ты отправил на тот свет? Дураков, которые брались за работу в полиции, чтобы получить пенсию, и которые не могли даже написать слово «капитализм». Мало кто знает твою историю, Качо, а я знаю. Я даже читал про тебя в книгах! Конечно, ты был под другим именем. Но, как ты говоришь, людей, с которыми имел дело много лет, не подводят. – Штурмовая винтовка, бойницы в стенах. Возможно, где-то схоронен целый арсенал. Дверь, ведущая во двор, лестница из кухни на второй этаж. – Ты прав. Очень жаль, что так получилось. Но во всем виноват Доминго. Он притащил с собой Васкеса. У Васкеса поехала крыша. Если бы ты пошел с нами, когда я тебя просил, все было бы по-другому.
– Не впутывай ты меня, Мигель, в свои делишки. Убить какого-то идиота писателя…
– Я не убивал его! – Фортунато сам почувствовал слабинку в своем голосе. – Это Доминго с Васкесом! Это не я! – Молчание Качо еще больше подхлестывало Фортунато, он никак не мог остановиться. – А что говорит Васкес? Он что, шатается и треплется повсюду?
– У меня нет ничего общего с Васкесом.
Фортунато перешел почти на крик:
– А ты что слышишь? Что говорят твои muchachos? Потому что, говорю тебе, я не убивал гринго!
В этот момент на кухне звякнула кастрюля; Фортунато сделал несколько шагов в ту сторону. Почти голая, в одной футболке, женщина с калебасой и чайником. Она проскочила к лестнице и исчезла наверху. Рука Качо потянулась к пистолету.
– Тебе пора уходить, – произнес он. – Ты беспокоишь мою гостью. – Он открыл дверь и встал рядом.
Фортунато вышел из дома на залитый ярким дневным светом двор. Подчеркнутая нейтральность, прозвучавшая в голосе Качо, его мало успокоила.
– Я ничего не сказал гринго об этом, можешь не беспокоиться. Что касается Васкеса, то тут я ничего не могу гарантировать. Это твое, только твое личное дело, Мигель. Ты собственными руками создал эту проблему. Если тебе нужно рассчитаться с Васкесом и Доминго, это твое личное дело. Меня это не касается.
Фортунато подумал, что в глазах Качо мелькнуло что-то похожее на отвращение, какое испытывает невинный по отношению к виноватому.
– Ну нет, дорогой, зря ты так думаешь.
Он повернулся к Качо спиной и двинулся в сторону улицы.
– Мигель!
Он обернулся.
– Я соболезную тебе по поводу жены.
Мигель не понял, издевается над ним Качо или пытается выразить искреннее сочувствие человеку, с которым связан многие годы. Он устало поднял руку и двинулся дальше.
Глава пятнадцатая
– Преступник вроде Богусо не человек, – толковал им комиссар участка № 33, проводя по подведомственным помещениям. – Рецидивист с патологическими наклонностями. Наркотики, кража автомобилей, грабежи. В шестнадцать лет он убил сверстника из другой банды. А теперь сидит за пытки и убийство семейной пары на глазах у их детей. – Комиссар с отвращением покачал головой.
– Увлекся, наверное, дурью, – предположил Фортунато.
Комиссар скорчил гримасу:
– Парень был испорченным еще до того, как в первый раз нюхнул кокса. Это же надо – пытать детей на глазах у отца с матерью, потом отца с матерью на глазах у детей. Ради двухсот песо!
Он провел Афину и Фортунато мимо сверкавшей белизной пустой камеры, в которой содержался Богусо, и дальше до комнаты допросов. От деревянной лестницы терпко пахло лаком.
– Все переделано! – с гордостью произнес комиссар. – Потом я вам все покажу.
Он отпер дверь в наблюдательную комнату, и Афина вошла в темное, похожее на стенной шкаф помещение с двумя металлическими стульями, точно такими, какие стояли у нее дома на кухне. Комиссар участка № 33 сел рядом с ней, и она в первый раз взглянула на подозреваемого.
Она с трудом могла представить себе, что вот этот человек, скрючившийся перед ней в оранжевой арестантской робе, мог с необъяснимой жестокостью убивать и мучить людей. Невзрачный, кожа да кости, он сидел на стуле, положив перед собой на стол скованные наручниками руки. Жесткие, торчавшие во все стороны волосы не скрывали шрамов, которые расползлись по его голове, как белые черви, костяшки пальцев сплошь покрывала черная татуировка, однако молодое лицо сохраняло удивительное спокойствие и располагало к беседе.
В комнату в сопровождении клерка вошел Фортунато. Клерк сел за стол, держа в руках блокнот, Фортунато переставил свой стул прямо напротив преступника, где-то в метре от него, и тоже сел.
– Тебе известно, зачем я здесь, Энрике?
– Да. Это насчет гринго, – ответил подозреваемый. Голос у него, как она и ожидала, немного дрожал.
– Правильно. О нем мы говорили с тобой три дня назад, о Роберте Уотербери. К тебе не применяли физических мер воздействия, не угрожали?
Преступник отрицательно покачал головой:
– Нет, сеньор.
– Энрике, нас интересуют события, которые произошли в ночь шестнадцатого октября прошлого года, за неделю до другого дела, с каменщиком и его женой. Ясно?
– Да.
– Расскажи-ка мне еще раз, что ты делал той ночью.
Убийца начал рассказывать, как они пили пиво в клубе, который называется «Ливерпуль», в Сан-Тельмо. Он был там с другом, которого все звали Уругваец, его имя было Марко, а фамилии его он не знает. Они взяли пакетики, потом взяли маленьких мелков. Они взяли их на продажу? Да. Они торговали в «Ливерпуле» и раньше? Да, много раз. Сколько они взяли пакетиков? Сколько мелков? Около сорока пакетиков и… он замялся, шесть или семь мелков.
– Можешь описать мне эти пакетики?
– Они были из синей металлизированной фольги, небольшие, несколько сантиметров.
Афина вспомнила синие пакетики с кокаином из expidiente, и точное описание их, услышанное ею из уст преступника, тут же придало странный вес той прорве документов, которые она изучала столько часов, словно они сами создали Богусо с его поступками. Открылась дверь в наблюдательную комнату, Афина оглянулась – в комнату на цыпочках вошел судья Дуарте. Он приложил палец к губам и поздоровался за руку с ней и комиссаром участка № 33. Ему позвонил Беренски. Судья стоял в темноте и внимательно следил за признанием преступника.
Богусо продолжал свой рассказ, он описывал события давней ночи с той непосредственностью, с какой молодой человек мог бы рассказывать о скучнейшем времяпрепровождении с другом. Они разговорились с Уотербери, и гринго сказал, что собирает материалы для книги, которую пишет. Они дали ему немного merca попробовать, потом сказали, что у них в машине есть получше. Пока Уотербери был в ванной, Марко, Уругваец, сказал: «У гринго много зеленых. Давай потрясем его, заберем кредитную карточку и снимем с нее деньги», потому что Марко уже много раз так делал. Нужно держать его и возить по разным банкоматам, чтобы он в каждом выбирал лимит.
Афина пыталась представить себе, какой же дурак был Уотербери, чтобы позволить Богусо и растворившемуся в воздухе Уругвайцу вывести его из дому. Самого поверхностного знакомства с преступным миром Буэнос-Айреса было достаточно, чтобы понять: он совершил абсолютно непонятный и опрометчивый поступок для бывшего банковского работника с семьей и долгами по закладной.
