Алексей Яковлев - «Прощание славянки»
Она засмеялась:
— Я видела. Он пошутил, Костик! Он пошутил!
— Не-ет! Ты ничего не видела! Это не сейчас! — объяснял ей Константин,— Он киллеров нанял. Два трупа на мостовой! За базар ответить надо!
Она вдруг подошла к небритому мальчику и обняла его:
— Митенька, бедный… Это ты мстил за меня? Ну зачем же так? Нехорошо… Я сама, Митенька…
Константин повторил растерянно:
— Все равно за базар ответить надо…
Небритый мальчик, прижав ее к себе, победно посмотрел на него:
— Я отвечу, Белый Медведь. Звони завтра после трех. Забирай эту рухлядь и иди! — ногой он подтолкнул стул Константину.
Честное слово, я думал — тут и закончится вся эта история. И мы с Константином тихо уйдем восвояси, как говорится… Но неожиданно вмешался ревнивый «кардинал».
— Дмитрий Миронович, вы забыли, что француз нас ждет у Белосельских.
Небритый мальчик, обнимая королеву, устало посмотрел на часы.
— Уже три часа, генерал. Уже поздно.
— Не поздно, — сухо сказал «кардинал». — У Белосельских открытие фестиваля «Белые ночи». Там будут гулять до утра. Француз нас ждет. Не подводите меня.
Только тогда до меня дошло, что под «Белосельскими» он подразумевал малиновый особняк на углу Фонтанки и Невского, бывший райкомом партии, ставший каким-то элитным Культурным центром.
Она отклонилась от небритого мальчика:
— Какой француз вас ждет, Митенька?
Он недовольно посмотрел на Константина.
— Профессор…
— Месье Леон! — воскликнула она,— Что же ты мне не сказал? Это же мой друг! Я хочу его видеть!
— Люда, я тебе говорил,— смутился небритый мальчик. — Ты не хотела ехать…
— Про профессора ты не говорил! Я еду, Митенька!
Она уже дошла до дверей, но вдруг обернулась к
Константину:
— Костик, месье Леон знает, что мы расстались?
— Нет, — мрачно ответил Константин.
Она загадочно улыбнулась.
— Тогда… Митенька, тогда он тоже поедет. Поедем все вместе, Костик! Не отпускайте его! Я мигом!
И шаровая молния исчезла из кабинета. Но от этого не стало легче. Лично я ничего не понимал. И Дмитрий Миронович был растерян.
— Гениально! — сказал вдруг «кардинал» и засмеялся.
— Что гениально? — не понял его Дмитрий Миронович.
— Так может придумать только женщина! — восхищенно сказал «кардинал». — Только такая женщина!
Константин подошел ко мне.
— Пойдем, Ивас-сик.
— Зачем? — удивился «кардинал». — Вы поедете с нами. Вы успокоите француза. Скажите ему, что гарнитур нашелся. Завтра же вы его и отдадите. Завтра же. Непосредственно.
— Мы с Константином переглянулись.
— Бумаги-то вы в стульях нашли? — спросил Константин то, что у меня уже было готово сорваться с языка.
«Кардинал» довольно потер руки.
— Кое-что нашли! Ваш конспиролог оказался прав! Во всем прав! Непосредственно!
Честное слово, я чуть со стула не упал.
Дмитрий Миронович не обращал на нас внимания, ходил из угла в угол.
— За бумаги вы с него отдельно хотите получить? — спросил Константин у «кардинала».
— А как же! — засмеялся «кардинал». — За стулья он вам заплатил. Пусть теперь нам за бумаги заплатит!
— Ладно, — кивнул Константин. — Мы вас с советником в машине подождем. Пошли, Ивас-сик.
Я уже хотел встать.
— Извините, — положил мне руку на плечо «кардинал». — Советник останется здесь.
— Это еще зачем? — удивленно спросил Константин.
— Нам у него кое-что выяснить надо, — ласково улыбался мне «кардинал». — Консультация, так сказать.
По его части. За консультацию ему отдельно заплатим. Очень хорошо заплатим.
Константин убрал его руку с моего плеча.
— Без советника я никуда не поеду. Я понятно излагаю?
Не знаю, как бы все обернулось дальше, не знаю… Константин был настроен очень серьезно. Он бы ни за что не ушел без меня. Была бы драка, перестрелка, все что угодно, но без меня он бы никогда не ушел. Я это понял по его металлическому взгляду. Я гордился им…
Распахнулась дверь. В дверях стояла она в белом коротком, выше колен, вечернем платье.
— Похожа я на белую ночь? — спросила она сначала у всех.— Похожа? На белую ночь… Ну, скажи мне, Костик…
И шаровая молния покатилась на Константина…
Константин вдруг зачем-то начал хлопать себя по карманам кожаной куртки. Достал из правого кармана ригельный ключ от моей квартиры, не глядя на меня, протянул его мне.
— Держи, Ива-сик…
И пошел к ней навстречу…
13
Бесконечность
Загадочный Юрик со странными глазами проводил меня через двор во флигель над гаражами. Когда они уезжали, я сам слышал, как «кардинал» велел ему проводить меня в «гостевую». Не похоже, что в этом флигеле принимали они своих гостей. Узкий коридор с выкрашенными «слоновкой» стенами хотя и выглядел чистенько, опрятно, но скорее напоминал коридор какого-то общежития. Узкие лампы дневного света, белые двери налево и направо, титан-кипятильник на табуретке в торце коридора у глухой стены.
Юрик открыл среднюю дверь направо, распахнул ее передо мной.
— Сюда, пожалуйста.
Он сказал это вежливо, но по его тону я понял, что флигель этот — даже не общежитие, а тюрьма. Их собственная, частная, маленькая тюрьма. Но мне уже было все равно. Я так устал за эти кошмарные дни, за эти бессонные ночи, что, увидев за дверью застеленную койку, я, как усталый конь в конюшню, тупо шагнул в свою камеру.
Юрик включил свет. И я увидел, что комната эта если и была камерой, то довольно комфортной. Мрачно чернел в углу экран телевизора, в другом углу белел холодильник. Я опустился на койку и ждал, когда Юрик уйдет. Но он все стоял в дверях. Я поднял голову и увидел его презрительную улыбку. Я не понял, за что он меня так презирает.
— Выпить хотите? — спросил он многозначительно.
И тогда я понял за что. Пересиливая дремоту, я сказал:
— Конечно, родной! Конечно!
Нужно было держать репутацию, несмотря на одолевавший меня сон. Юрик прошел в угол и щелкнул дверцей холодильника. Он выставил на маленький столик у кровати начатую бутылку «Смирновской», открытую банку лосося в собственном соку и картонный пакет апельсинового сока. Из узкого шкафчика у дверей достал два фужера, вилку и черствую горбушку хлеба.
— Завтрак туриста, — сказал я ему.
Он, кажется, обиделся.
— Извините. Уже очень поздно. На кухне никого. Горячего ничего не могу предложить.
Я подсел к столу и набулькал в фужер граммов сто.
— Твое здоровье, родной. Иди отдыхай. Я тебя не задерживаю.
Но он не ушел, он смотрел на меня с еще большим презрением. Тогда я выпил и занюхал черствой горбушкой. Юрик сморщился за меня. А когда я, выдохнув, воспрянул чуть-чуть духом, Юрик тоже расслабился, будто сам проглотил эти сто грамм. Он мне сказал уже мягче:
— Бежать отсюда не советую. Вокруг дачи проволока под током. По гостям охрана стреляет без предупреждения.
Тут я понял окончательно, в какую «гостевую» попал. Юрик внимательно убедился в том, что я все хорошо понял, и сказал напоследок:
— Я вас предупредил. Отдыхайте. Вас позовут.
Мягко стукнула за ним дверь, и ключ в замке повернулся два раза.
Я хотел заорать, броситься на дверь, заколотить в нее кулаками, но сил во мне больше не было. Спиной я упал на кровать. Помню — последнее, что подумал, засыпая: «А что они сделали с предыдущим гостем"? Недопитую водку которого я тоже не допил… И кто он?»
Странные меня посещают в похмелье сны… Цветные, объемные, до ужаса реальные. Проснешься среди ночи, мокрый как мышь, а перед тобой все стоит очень конкретное, но незнакомое лицо и, не мигая, глядит на тебя… Нехорошо станет, тоскливо, беспокойно… В этот раз мне кошмары не снились. Мне снился старый детский сон…
С раннего детства мне снится, что я стою у реки на равнинном ее берегу и гляжу на тот, высокий, обрывистый берег. За моей спиной заходит солнце, а тот высокий освещен его оранжевым светом. Как через светофильтр вижу я на том берегу сине-зеленый лес вдали, над обрывом дома с голубыми ставнями, низкие скамеечки у высоких закрытых ворот. В стеклах домов отражается заходящее солнце. Из труб идет веселый дымок. Улица пуста — ни души. Только из-за заборов свисает пышная махровая сирень. Я чувствую ее запах даже через реку… Но главное в моем сне не эта цветная картина, а ощущение… Ни с чем не сравнимое ощущение дома! Я знаю, нет… я каждой клеточкой своего существа чувствую — там мой дом… Но через реку мне самому не перебраться. А на том берегу — ни души. Узкие просмоленные челны вытащены носами на берег. Надо крикнуть, позвать кого-нибудь. Но я не кричу… Я стою и смотрю на тот берег. И не могу наглядеться. Я знаю — я там буду. Обязательно… Еще дотемна… И я стою и смотрю… Спокойно на душе. Потому что я уже дома… Хотя я и на другом берегу…
Но в этот раз покой мой скоро кончился… Солнце за спиной садилось все ниже и ниже, а на улице никто не появлялся. И веселый дымок уже растаял над трубами… В окнах по очереди загорались дрожащие огоньки… Тревожно залаяли собаки за закрытыми воротами… Над рекой поползли серые клочья тумана…
