Микаэль Крефельд - Пропавший
– Так я и думал.
Томас улыбнулся, но Луиза не улыбнулась в ответ.
– Я заговаривала зубы драчунам, когда они лезли к Могенсу, и вообще защищала его, чего бы это ни стоило.
– Ему повезло, что у него такая сестра! Ну а что было потом, когда вы стали взрослыми?
– Мне кажется, Могенс так и не стал взрослым.
– А вы?
Она невесело улыбнулась:
– Я встретила своего будущего мужа, профессора архитектуры. Мы поженились, и у нас родился сын Тео, который как-то незаметно вдруг вырос и уже скоро окончит школу. – Она покачала головой. – Как-то так получилось, что Могенс не стал для нас членом семьи.
– Вы говорили, что не встречались с ним со дня похорон вашей матушки.
– Да, мы… то есть мой муж, бывший муж, и Могенс не очень ладили друг с другом. До громких ссор у них дело не доходило, ни тот ни другой не склонны были вести себя нецивилизованно. Когда мы наконец попытались возобновить общение, между нами пролегло молчание, целая пропасть молчания.
– На мой взгляд, все как в обычной среднестатистической семье.
Она засмеялась:
– Спасибо. От ваших слов мне стало легче.
Томас допил кофе и посмотрел на нее:
– Если хотите услышать мой совет, то лучше всего вам махнуть рукой на брата.
Она кивнула и опустила глаза:
– Я знаю. Все так говорят. А я не могу и все время беспокоюсь о нем. Огромная сумма, которую он унес, еще больше меня испугала. Мне кажется, что кто-то угрозами заставил его взять эти деньги.
– Но полиция опросила его сослуживцев, и о возможном соучастнике подозрений не возникло.
Луиза подняла взгляд и посмотрела ему в лицо:
– Могу я в последний раз попросить вас об услуге?
Томас откинулся на спинку дивана:
– В чем она заключается?
– Сходите со мной в квартиру Могенса. Она тут рядом. – Луиза кивнула на окно; за ним на другой стороне канала виден был Апплебю-Пладс. – На это уйдет всего полчаса.
Томас вздохнул:
– Для чего?
– Если в квартире остался какой-то след, указывающий на то, что случилось с братом, вы, я уверена, его обнаружите.
– Но там уже побывала полиция. Разве вы не были при этом?
Она кивнула:
– Но вы умеете то, чего никто другой не умеет.
Томас смущенно улыбнулся:
– Благодарю за комплимент, но вы, Луиза, меня совсем не знаете. А мне сейчас вмешиваться в это дело совершенно некстати.
– Двадцать минут, и мы снова вернемся сюда, и я больше никогда не буду обременять вас просьбами. Вы меня больше никогда не увидите.
– Ну, я совсем не это хотел сказать.
Она посмотрела на него тем беззащитным взглядом, с которым, наверное, не раз заступалась за своего брата. И Томас не мог не признаться себе, что на него этот взгляд тоже подействовал.
34
Берлин, Пренцлауэр-Берг, 13 октября 1989 года
Над опустевшей Грейфенхагенерштрассе с вечера нависло облако слезоточивого газа. Возвращавшиеся с работы люди поспешили укрыться в домах за плотно закрытыми окнами и дверями. Один только Хауссер остался на улице. Со стороны Шёнхаузер-алле, тянувшейся параллельно Грейфенхагенерштрассе, доносились отдаленные выкрики демонстрантов. Металлически острый запах слезоточивого газа напоминал Хауссеру запах мокрой после дождя булыжной мостовой – так пахло на улице его детства в Граупе. Одетый в черную штормовку, он, прислонясь к дереву, поджидал Кристофа, которому пора было вернуться после работы из государственного банка. В последние дни Кристоф поменял свое привычное расписание, и уже несколько дней ему удавалось избегать встреч с Хауссером. Кристоф стал пользоваться черной лестницей, чтобы его уходы и приходы нельзя было услышать, и, таким образом, оставался незамеченным. Кристоф выходил из дому все раньше и исчезал, пока Хауссер еще не встал. Хорошо, конечно, что он был напуган внезапной смертью Брауна, но пора было с ним побеседовать. Время не ждало, и для того чтобы осуществились планы относительно Кристофа, нужно было, чтобы процесс неуклонно продолжал развиваться.
В эту минуту в конце улицы плавно выехал из-за угла «БМВ». Кристоф остановил машину рядом с воротами дома девять. Забрав лежавший на пассажирском сиденье портфель, он вышел из машины и запер за собой дверь. Хауссер двинулся к нему через дорогу. Крики демонстрантов, доносившиеся с Шёнхаузер-алле, заставили Кристофа обернуться, и он вздрогнул, увидев перед собой Хауссера, который стоял засунув руки в карманы.
– Как ты… меня испугал, – произнес Кристоф, стараясь взять себя в руки.
– Отчего же?
Кристоф пожал плечами и попытался бочком пройти мимо Хауссера.
– Ну что? Дозвонился до своего Брауна?
От этих слов Кристоф замер на месте:
– Что тебе надо?
– Что мне надо? – Хауссер пожал плечами. – Мало ли чего. Мира на земле. Пару новых ботинок. Прокатиться на твоем бээмвэшнике…
Кристоф попытался усмехнуться:
– Нет, я серьезно.
– И я серьезно. Садись в машину, и я тебя прокачу.
– Куда… прокатишь?
Хауссер ничего не ответил. Вместо ответа он вынул руку из кармана и щелкнул пальцами:
– Ключи!
Хауссер сел за руль, Кристоф на пассажирское сиденье, и длинный «БМВ» отъехал от дома. Хауссер плавно нажал на газ и включил передачу. Насладившись тем, как быстро и мягко автомобиль набирает скорость, он уважительно кивнул:
– Великолепная у тебя машина, Кристоф. Были бы у меня деньги, я бы тоже купил такую. И сколько же стоит такая машина – двадцать, тридцать, сорок тысяч?
– Я… пользуюсь ею с разрешения приятеля… Она служебная.
– Да ладно! Вот бы мне тоже такого приятеля! Он, поди, там живет – за стеной, да?
– Она совершенно законно зарегистрирована. Все бумаги в порядке, можешь не сомневаться.
– Да ну их, эти бумаги! Мне дела нет, откуда ты взял эту машину, Кристоф.
– Меня, наверное, ждет жена… Может быть, вернемся? О’кей?
– Ты не похож на мужчину, которым может командовать жена, какой бы она ни была хорошенькой. Расслабься и получи удовольствие от поездки. Включи радио. Дай мне послушать, что ты включаешь, возвращаясь с работы.
Кристоф помедлил. Хауссер сделал нетерпеливое движение рукой, и Кристоф нехотя включил радио. «Aruba, Jamaica o-o-o I wanna take ya», – вырвался из динамика хрипловатый голос Карла Уилсона, исполняющий в сопровождении остальных участников группы «Бич Бойз» песню «Kokomo».
– Полагаю, то, что мы сейчас слушаем, это не канал ГДР-один? – серьезно поинтересовался Хауссер.
– Извините… Не знаю… Должно быть, оно само нечаянно переключилось. – Кристоф протянул руку, чтобы переключиться на другую станцию.
Хауссер рассмеялся:
– Успокойся, я пошутил! Хорошая музыка. Должно быть, из хит-парада. Я и сам это слушаю. Дай-ка мне сигаретку из этой пачки. – Он указал на пачку «Мальборо», лежавшую на торпедо.
Кристоф достал пачку и протянул ее Хауссеру. Тот включил встроенную в приборной панели зажигалку и вынул из пачки сигарету:
– Я же знал, что ты человек «Мальборо».
– Мне кажется, это произносится «мальборо-мэн». Впрочем, не важно.
Хауссер сделал глубокую затяжку и с наслаждением выпустил струю дыма.
– Комфортно живешь, Кристоф, что и говорить!
Кристоф смущенно опустил глаза.
Хауссер свернул за угол и направил машину в сторону Шёнхаузер-алле. На следующем перекрестке он остановился. Впереди дорогу заволакивала пелена слезоточивого газа, окутавшая эстакаду железной дороги; из туманного облака как раз выскочила электричка. Под аккомпанемент группы «Бич Бойз» перед ними предстало зрелище разбегающейся демонстрации. Хауссер с сильным немецким акцентом негромко им подпевал: «Down to Kokomo».
Перед машиной мчались участники демонстрации. Среди них было много раненых и окровавленных. На плече они волокли флаги и лозунги, как будто это был крестный ход. На многих была надпись: «Wir sind das Volk»[23].
– Ты ощущаешь себя одним из них? – спросил Хауссер, указывая на такой плакат. – Ощущаешь себя частью этого «народа»?
– Я… я даже не знаю, что сказать.
– Потому что не знаешь, сочувствуешь ли им, или?..
– Потому что я чувствую – что бы я ни сказал, это будет не то, что ты хочешь услышать.
– Но это же очень просто. Я хочу услышать правду, и только правду. – Хауссер загасил сигарету в пепельнице. – Сейчас пришел самый подходящий момент для того, чтобы рассказать наконец правду о том, что происходило в вашей квартире.
– Я… Сколько ты узнал о планах, которые обсуждались? То есть, я хотел сказать, как долго ты за нами следил?
– Что-то ты, Кристоф, начинаешь не в том ключе.
– Извини… Просто я не хотел распространяться о том, что тебе уже известно.
– Меньше всего тебя должна сейчас беспокоить забота, как бы не наскучить мне своим рассказом.
Кристоф начал рассказывать, как консорциум, участником которого он был, глядя на крушение порядка в соседних странах и на ход событий в потаенной ГДР, начал присматриваться к открывающимся в связи с этим возможностям. На этом фоне они стали поговаривать о возможном бегстве. От разговоров дело скоро перешло к конкретным планам. Хауссер внимал с непроницаемым выражением. Большая часть того, что он сейчас слышал, была ему уже известна из материалов слежки. Из признаний Кристофа он не узнал ничего нового, однако ему было приятно слушать, как Кристоф, чуть не плача, исповедовался перед ним в своих грехах. Кристоф кончил тем, что никогда всерьез не собирался никуда бежать, а был втянут в чужие планы из ложного чувства товарищества по отношению к членам консорциума и уже не раз горько об этом пожалел. По этой, дескать, причине они с Брауном договорились не участвовать в побеге за границу. Хауссеру было интересно слушать, какие доводы Кристоф приводил в оправдание своих действий, прекрасно зная, что Хауссеру известны истинные причины его отказа от плана побега. Но Хауссер ничего не сказал, а только вынудил Кристофа к чистосердечному признанию. Это тоже было частью его плана.
