Стивен Кинг - Долорес Клэйборн
Но я все равно садилась с ним рядом и слушала, как он бесится из-за того, что его на этот раз из себя вывело. Я хотела, чтоб он привык к тому, что я все время возле него, когда прихожу домой, но сказать, что это было легко, значит, соврать. Знаете, меня не так бы воротило, что он напивается, если бы он хоть веселел от этого. У некоторых пьяниц так бывает, я знаю, но Джо был не из таких. От спиртного женщина в нем наружу вылезала, и всегда будто за день-другой до месячных.
А все-таки с приближением знаменательного дня я от Веры с облегчением уходила, хоть дома меня только пьяный, вонючий муж ждал. Весь июнь она суетилась, болтала то о том, то об этом, то и дело проверяла снаряжение для затмения и названивала по телефону — в последнюю неделю июня она каждый день по два раза, а то и больше, звонила поставщикам, которые должны были ее экспедицию на пароме обслуживать. А они были только одним номером в ее списке.
В июне у меня под началом шесть девушек работало, а после Четвертого июля — так и восемь. Столько прислуги Вера не нанимала ни до смерти своего мужа, ни после. Дом отскребли от чердака до подвала — он так и сверкал, застелили все постели. Черт, мы в солярии дополнительные кровати поставили и на веранде второго этажа тоже. Она ждала в канун затмения не меньше двенадцати гостей, а то и двадцать. Двадцати четырех часов в день ей не хватало, и она носилась взад-вперед, что твой Моисей на мотоцикле, но была счастлива.
А потом, сразу как я отправила мальчиков гостить у тети Алисии и дяди Джека, — не то десятого, не то одиннадцатого июля, и за неделю до затмения, ее хорошее настроение разом испортилось.
Испортилось? Ну уж нет! Лопнуло, как воздушный шарик, если в него иголкой ткнуть. Сегодня она по звездам шагала, а назавтра углами рта пол мела, а в глазах злой такой, затравленный взгляд появился, который я часто у нее замечала, как она начала подолгу жить на острове одна. В этот день она выгнала двух девушек — одну за то, что стояла на пуфике, пока окно протирала, а другую за то, что на кухне пересмеивалась с рассыльным. Со второй особенно плохо вышло, потому что девочка плакать начала. Сказала Вере, что училась с ним в школе, а с тех пор они не виделись, вот и начали вспоминать прежние времена. Она извинялась и просила ее не увольнять — сказала, что мать очень на нее рассердится.
Но Вере наплевать на это было.
— Худа без добра не бывает, милочка, — говорит она самым стервозным своим голосом. — Может, ваша мама и рассердится, но у вас будет столько свободного времени вспоминать веселые деньки в доброй старой джонспортовской школе!
Девочка — это была Сандра Мулкехей — побрела по дороге, опустив голову, и так рыдала, словно у нее сердце разрывалось. А Вера стояла в холле, чуть пригнувшись, чтоб лучше ее видеть через окно у входной двери. У меня просто нога зачесалась наподдать ей в зад, когда она ее так выставила… но мне и ее жалко было. Отгадать, какая муха ее вдруг укусила, было нетрудно, и так оно и вышло: ее дети не захотели приехать наблюдать затмение вместе с ней, хоть она и арендовала паром. Может у них просто были свои планы — дети ведь никогда не думают про чувства родителей, но, по-моему, из-за чего бы они ни поссорились, причина никуда не делась.
Ну, Вера повеселела, когда шестнадцатого и семнадцатого начали приезжать первые приглашенные, но я все равно радовалась, уходя домой каждый день, а в четверг восемнадцатого она выгнала еще одну девушку — Карен Джолендер на этот раз. Ее великим преступлением была разбитая тарелка, уже надтреснутая до того, как она ее уронила. Карен, пока шла по дороге, не плакала, но видно было, что она за первым же поворотом даст себе волю.
Ну, тут я глупость сделала — не забывайте, я и сама к тому времени до точки дошла. Кое-как выждала, пока Карен не ушла, а тогда отправилась искать Веру и нашла ее в саду за домом. Она нахлобучила соломенную шляпу прямо на уши и так щелкала секатором, будто она какая-нибудь мадам Дюфарж и сносит головы, а не Вера Донован, которая срезает розы для гостиной и столовой.
Я подошла к ней вплотную и сказала:
— Это пакость была — уволить бедную девочку.
Она выпрямляется и смотрит на меня самым своим королевским взглядом.
— Вы так думаете? Я так рада узнать ваше мнение, Долорес. Всегда жажду его, знаете ли, и каждую ночь, когда ложусь спать, вспоминаю в темноте события дня и про каждое задаю тот же вопрос: «Как бы на моем месте поступила Долорес Сент-Джордж?»
Ну, тут у меня и вовсе в глазах почернело.
— Я вам скажу, чего Долорес Сент-Джордж никогда не делает, — говорю. — Она никогда на других не срывает сердца, если зла или расстроена из-за чего-то другого! До такой высокомерной стервы я не дотягиваю!
Рот у нее раскрылся так, будто кто-то ослабил болты, на которых ее челюсть держалась. Думается, я в первый раз по-настоящему ее удивила, и я сразу ушла, чтоб она не заметила, до чего я перепугалась. Когда я до кухни добралась, меня ноги не держали. Села я на стул и подумала: «Ты совсем спятила, Долорес! Зачем тебе взбрендило ей на хвост наступать?» Я привстала, чтоб в окно поглядеть, но только ее спину увидела, а секатор опять так и щелкает, и розы в корзину валятся, будто солдаты с кровавыми головами.
Когда я днем домой уходить собралась, она подошла ко мне сзади и сказала, чтоб я подождала — она хочет со мной поговорить. У меня душа в пятки ушла. Вот и мое время подошло: она скажет, что мои услуги больше не требуются, поглядит на меня взглядом Целуй-Меня-В-Задницу напоследок, и пойду я по дороге этой в последний раз. По-вашему, избавиться от нее облегчением было б, мне тоже так подумалось, а сердце все равно защемило. Мне тридцать шесть, с шестнадцати работаю не покладая рук, и ни разу мне от места не отказывали. Но все равно есть пакости, которых стерпеть нельзя, если хочешь свое достоинство уберечь. Собралась я с силами, обернулась и посмотрела на нее.
Но чуть увидела ее лицо, как поняла, что она не увольнять пришла. Вся утренняя краска с лица смыта, а веки так распухли, что, думаю, либо она днем спала, либо плакала у себя в спальне. В охапке она держала бумажный пакет и сразу его мне в руки сует.
— Бери, — говорит.
— Да что это? — спрашиваю.
— Два видеоскопа для затмений, — отвечает, — и два отражателя. Я подумала, может, они вам с Джо пригодятся. А у меня… — Тут она замолчала, кашлянула в кулак и посмотрела мне прямо в глаза. Одним я в ней, Энди, всегда восхищалась: что б она ни говорила, как бы ей скверно ни было, она при этом всегда смотрела на тебя. — У меня оказались два лишних комплекта, — сказала она.
— О? — говорю. — Очень грустно это слышать.
Она отмахнулась от моих слов, как от мухи, а потом спросила, может, я передумала и поеду на пароме с ней и ее компанией.
— Нет, — отвечаю. — Я, пожалуй, на своей веранде устроюсь и буду с Джо оттуда его наблюдать. А если он уж очень распояшется, так уйду на мыс.
— Да, кстати, — говорит она и все смотрит мне в глаза, — я хочу извиниться за утреннее… и попросить тебя зайти к Мейбл Джолендер и сказать ей, что я передумала.
Чтоб такое сказать, ей большое мужество требовалось, Энди. Ты ее не так знал, как я, и, значит, должен мне на слово поверить, но только мужества это требовало черт-те какого. Когда дело до извинений доходило, Вера Донован во всю сухой закон соблюдала.
— Обязательно зайду, — отвечаю мягким таким голосом и чуть было ее по руке не погладила, но удержалась. — Только ее Карен зовут, а не Мейбл. Мейбл тут лет шесть-семь назад работала. А сейчас в Нью-Гемпшире живет, ее мать говорила. Работает в телефонной компании, и вроде бы все у нее хорошо.
— Ну пусть Карен, — говорит она. — Пригласи ее вернуться, Долорес. Но просто скажи, что я передумала, а больше ни слова. Ты поняла?
— Да, — отвечаю. — И спасибо за видеоскопы. Они нам очень пригодятся.
— Не стоит благодарности, — говорит. Я дверь открыла чтоб уйти, а она опять говорит: — Долорес!
Я оглянулась через плечо, а она странно так мне кивнула, будто знала такое, чего ей знать не полагалось.
— Иногда приходится быть высокомерной стервой, чтоб выжить, — говорит она. — Иногда женщина только тем и держится, что она стерва.
И тут она закрыла дверь у меня перед носом. Не захлопнула, а тихо так притворила.
Ну ладно. Вот мы и до дня затмения добрались. Только если мне вам рассказывать, как и что было, до последней подробности, на сухую глотку я говорить не стану. Я уже почти битых два часа по моим часам говорю — тут уж на чьих угодно подшипниках смазка сгорит, а конца еще не видать. Так вот, Энди, либо расщедрись и отлей с дюйм из бутылочки в ящике твоего стола, либо на сегодня хватит. Что скажешь?
А! Спасибо. В самый раз пришлось. Нет, убери ее. Одного глотка хватит, чтоб насос заработал, а от второго как бы трубы не закупорило.
