Джордж Грин - Присяжный заседатель
Учитель стоит рядом с Сари возле своей хижины. В небе месяц, звезды. Сари замерла, пораженная открывающимся видом: темные пятна садов, огоньки дальних поселков, потусторонний отсвет неоновых реклам. На черной волне — силуэты подсвеченных звездами парусников.
— Вот это да, — вздыхает Сари. Учитель тоже тронут. Он уже месяц не был в своей хижине. Здесь и в самом деле очень красиво. Он кладет Сари руку на плечо.
— Замерзла?
— Немножко.
Она обхватывает его за шею и обвивается ногами вокруг его талии. На ней по-прежнему только купальный халат, и в обнаженное тело впивается пряжка его ремня. Учитель несет свою возлюбленную внутрь, а она трется щекой о его щетину.
Учитель кладет девушку на кровать, сам ложится рядом.
В хижине темно, лишь свет звезд освещает грубую постель. Долгое время они лежат молча, едва касаясь друг друга губами, дышат в такт, его пальцы поглаживают ее виски, мочки ушей.
Главное — терпение, думает Учитель, он берется за дело не спеша, обстоятельно.
Проходит довольно много времени, прежде чем его язык добирается до ее грудей. Соски у Сари набухают, она начинает постанывать, извиваться, ей хочется, чтобы он вел себя активнее. Сари хватает его за руку, тянет ее вниз, но Учитель, слегка коснувшись ее лона, тут же убирает пальцы. Всему свое время, думает он. Пусть лепестки откроются сами.
— Посмотри на природу, — говорит он. Дверь хижины распахнута. Видно реку, освещенную баржу, дальние огни. Ночь огромна, беспредельна, но Учитель над ней властен. Моя вселенная, думает он. Проходит еще неопределенное количество времени, и он встает перед Сари на колени. Медленно, очень медленно делает языком движения — сначала круговые, потом поперечные. Лао Цзы сказал: «Тьма, находящаяся внутри тьмы — врата ко всем тайнам». Язык двигается быстрее, Сари стонет, выгибается кверху, Учитель изводит ее своими легкими касаниями.
— Эбен, ради Бога! Дай мне кончить!
— Еще рано, — шепчет он.
— Но пожалуйста, — умоляет она. — Я хочу сейчас!
— Кончишь, когда я тебе скажу.
Миновала полночь. Она сидит у него на коленях лицом к двери, Учитель неторопливо движется внутри нее вверх-вниз, вверх-вниз. Он смотрит в окно, на созвездия Орион и Плеяды. Еще в небе виден железный силуэт созвездия Охотник, нависшего над безвольными Плеядами. Как я и Энни, думает Учитель. Во всем северном полушарии люди смотрят на небо, видят дисциплинированность Ориона и сладковато-дикое смятение Плеяд. Что означают эти созвездия? Они символизируют меня и ее: Учителя и Присяжного Заседателя. Какие бы мифы и легенды ни выдумывали народы земли, все сводится к одному и тому же. Учитель против Присяжного Заседателя. Он смеется.
— Ты что? — спрашивает Сари. Ее голос напоминает ему, что рядом с ним не Энни, а другая женщина. Впрочем, это не важно.
— Чудесная ночь, — говорит Учитель. Проходит еще много времени. В хижину залетает летучая мышь, и Сари пугается.
— Ничего, она нас не тронет и скоро улетит, — шепчет Учитель. — Не бойся, я с тобой.
Он даже не сбился с ритма. Сари громко дышит, летучая мышь шелестит крыльями, потом наконец находит выход и улетает.
Теперь Учитель лежит на Сари сверху. Он решил, что пора. Стал двигаться быстрее, подводя Сари к самому краю. Потом немножко отпустит, снова подведет и в самом конце смилостивился, довел ее до оргазма. Стоны Сари переходят в отчаянный вой. Она дергается, вцепляется ногтями ему в грудь.
Учитель позволяет своему организму тоже испытать наслаждение. Он рычит, смотрит в темноту, но видит перед собой почему-то не Сари, а Энни. Она смеется — точно так же она смеялась у себя в мастерской, когда он ощупывал ее скульптуры. Энни думала, что он сделает ее богатой, счастливой, ей казалось, что она в него влюблена. Больше она никогда при нем так смеяться не будет. Учителю больно, он скрежещет зубами. Он победил, но победа отравлена болью.
Глава 8
«КТО ВАС ЗАЩИТИТ?»
Энни без труда находит место для стоянки. Еще очень рано, в здании суда пусто.
Она никогда не оставляла машину на этой стоянке — обычно перед заседанием присяжные заседатели доезжали своим ходом до полицейской казармы, а оттуда специальный автобус отвозил их в суд. Считалось, что оставлять свою машину перед зданием суда небезопасно — за присяжными могут проследить.
Какая трогательная забота, думает Энни.
Она быстро взбегает вверх по ступеням, мимо псевдоантичной арки. Вестибюль выдержан в модернистской манере — кругом бетон, какие-то бесформенные глыбы. Очевидно, это кошмарное здание строилось в семидесятые годы, когда в моде был стиль анархии и хаоса. Посреди вестибюля растут кактус и ива. Интерьер украшен зазубренными глыбами черного стекла; в углу — живописная груда щебенки. Дежурному полицейскому Энни говорит, что у нее назначена встреча с судьей Витцелем. Ей приходится пройти через дугу металлоискателя. Потом мрачным коридором, похожим на доисторическую пещеру, она проходит в приемную судьи.
Секретарша пытается остановить посетительницу, но Энни уже увидела через приоткрытую дверь, что судья на месте. Она шепчет секретарше:
— Извините, но я не могу вам объяснить причину своего визита.
Не слушая протестов, Энни входит в кабинет и закрывает за собой дверь.
Витцель оборачивается. Он как раз собирался надевать мантию. Вид у него не такой, как всегда, — куда-то исчезла уверенность, взгляд испуганный. Первым делом он смотрит на руки Энни — нет ли у нее оружия. Энни протягивает к нему пустые ладони.
— Извините, но что вы здесь делаете? — спрашивает Витцель, пятясь за свой письменный стол.
— Мне нужно с вами поговорить. Вы меня узнаете?
— Да, — ледяным тоном отвечает он. — Вы одна из присяжных заседателей. Немедленно откройте дверь.
— Я должна поговорить с вами с глазу на глаз.
— У вас проблемы?
— Да.
— Позвольте вам объяснить, что приватная беседа с судьей, ведущим процесс, — вещь совершенно недопустимая. Присяжный заседатель не может навестить судью, если на то нет серьезных оснований.
Энни смотрит на него, ничего не понимая. Что он этим хочет сказать? И тут до нее доходит: он заодно с теми!
Витцель откашливается.
— Если у вас есть проблема, я должен обсудить ее в присутствии окружного прокурора и представителя защиты.
— Нет!
— Что, простите?
— Я должна поговорить с вами наедине. Больше никто не должен здесь присутствовать.
— Наедине?
— Да.
Она открывает сумочку и достает письмо, написанное под диктовку Джулиет.
— Еще раз повторяю: вы не можете разговаривать со мной наедине, — говорит судья. — И письма вашего читать я не стану. Лишь в присутствии обеих сторон.
Судья решительно хлопает ладонями по столу.
Энни пятится назад. Да, он с ними заодно.
Естественно. Денег у них сколько угодно, что им стоит подкупить какого-то судью?
— Что вы хотите мне сказать? Что я делаю ошибку? — спрашивает она.
— Мэм, если я правильно помню, я пытался освободить вас от этой обязанности. Однако вы были настойчивы. Вы хотели попасть в число присяжных. Так?
Она кивает.
— То вы согласны, то вы отказываетесь. Теперь у вас проблема, и вы не хотите, чтобы представитель защиты знал, в чем она состоит. Вы ведете себя неправильно. У адвоката есть право знать о ваших мотивах. Ведь речь идет не о каком-нибудь малозначительном процессе. Обвиняемый подозревается в убийстве. Итак, вы хотите, чтоб я пригласил защитника?
Судья берется за телефонную трубку и смотрит на нее. Энни убирает письмо назад в сумочку.
— Нет, я передумала.
Она пятится назад, потом поворачивается и выходит.
Славко сидит на полу своего кабинета. Время — три часа дня. Он пишет поэму, которая называется «Хреновая жизнь». Первое стихотворное произведение, и такая творческая удача. Славко с удовольствием перечитывает написанное, потом тянется за бутылкой «Джима Бима». Бутылка где-то слева, но голову повернуть невозможно, поскольку поворачиваться налево она не желает. Направо тоже. Левая рука натыкается на коробку из-под вчерашнего ужина. На ужин Славко ел готовое китайское блюдо. Проклятая коробка прилипла к руке и не желает отлипать. Но Славко справляется с этой проблемой: трясет рукой и коробка отлетает в сторону как миленькая.
Придется все-таки повернуть голову. Где же бутылка?
Рассеянно облизывая испачканную руку, Славко еще раз перечитывает поэму.
ХРЕНОВАЯ ЖИЗНЬ
Хреновая жизнь, а?
Хреновее некуда, а?
Что молчишь, дерьма ты куча,
Или язык прикусил?
Хреновее просто не придумать.
А ты думал, она станет лучше?
Хотелось бы ответить на этот вопрос,
Но это совершенно невозможно.
Гудит проклятый грузовик,
За каким-то фигом въезжает во двор!
Как все они мне надоели.
Все куда-то едут, зачем-то гудят.
Гудят ужасно громко, житья от них нет.
Автомобильный клаксон — наш национальный гимн,
Гимн всей моей жизни.
Господи, ну и хреновая же жизнь.
Вот какая поэма.
Джулиет, я собирался не посылать эту поэму тебе,
Но теперь у меня появилась новая девушка,
Которой я тоже могу ее не послать.
Интересно, сколько нужно стихотворений, чтобы получить Нобелевскую премию? Допустим, человек написал всего одну поэму, но она гениальная, тогда как?
