Михаил Зайцев - Порча на смерть
«Почему „Чебурашка“? — удивился Игнат. — Ах, да! Скомканная лыжная шапочка в кармане куртки, оттопыренное блином сизое ухо на виду. Хрен с тобой, буду Чебурашкой. Хоть горшком назови, только в печку не ставь».
— Извините, пожалуйста. — Сергач осторожно потянул за краешек листа с печатями. — Вы, простите, кто?
— Лешин папа. — Пятерня отпустила листок, взлетела над пьяной головой, щелкнула пальцами. — Водки! Всем по стопке и Чебугашке ведго. Угощаю!
Ничуть не удивившись заказанным дозам угощения, детина в бабочке отбыл к стойке бара разливать водку.
Сергач пробежал глазами по листку с печатями. Сморгнул, тряхнул головой.
— Блин! Леха, что за дела?! Это же договор купли-продажи моей квартиры какому-то Суходольскому!
— Газгешите пгедставиться. — Барин, крестный «папа» коммерсанта Тимошенко, приподнялся со стула, отвесил шутовской поклон. — Суходольский Леонид Матвеич. Алешка пгописан в дгугом гогоде, квагтигу пгоще и быстгее офогмить на меня. Попозже мы по-годственному ее пегеофогмим на Алешу. Хочешь, я буду и твоим папой? Нгавишься ты мне, надоест жить в телефонной будке, как Чебугашке из мультика, пгиходи, так и быть — усыновлю.
К столу вернулся отправленный за выпивкой детина, ловко снял с мельхиорового подноса хрустальные стопарики с сорокаградусной, поставил перед Сергачом наполненное до краев водкой серебряное ведерко. Обычно такие ведерки используют для охлаждения в мешанине колотого льда бутылок с шампанским.
— Спасибо за угощение, добрые люди. — Игнат подписал бумагу, нотариус подсунул еще стопку листков, и их Сергач подмахнул не глядя. Игнат разжал пальцы, шариковая ручка покатилась по столешнице. — Большое спасибо. Как-нибудь в другой раз обязательно выпью с вами со всеми на брудершафт, ежели, конечно, пустите бомжа за порог, а сейчас разрешите откланять...
— Э-э-э, нетушки! — Леонид Матвеевич прижал кулаком к столу пухлый от баксов целлофановый мешок! — Выпей хоть половину... ну, ладно, четвегть! Уважь, тогда и отдам баксики. Пей, Чебугашка! Отказы не пгинимаются, но стгого кагаются.
Как только прозвучало слово «кагаются», сиречь — «караются», вооруженный подносом детина, не иначе каратель, переместился Игнату за спину и угрожающе засопел.
С пьяным барином спорить бесполезно. «Четверть ведерка водки — это сколько? Два стакана? Больше? — прикинул Игнат. — Стакан мигом сожгут нервы. Два сдюжу. Три натощак — перебор, сломаюсь. А вдруг восточная медицина не действует на поддатого?.. Дурак, не в те ботинки обулся. Без железной обуви с бугаем официантом и амбалом Тимошенко могу и не справиться».
— Фу-у-у, черт... — Сергач взъерошил волосы, взялся обеими руками за ведерко, приподнял... Он хотел на выдохе метнуть ведро в Тимошенко, вскакивая, опрокинуть стол, ударить затылком по носу детинушке за спиной. Он втянул воздух сквозь не плотно сжатые губы, расслабил мышцы, мобилизовал волю, почувствовал, как в кровь хлынул норадреналин, так называемый «гормон драки», приготовился и... И за мгновение до атаки поясницу сковала боль в почках. Проклятая болезнь сыграла на руку противнику, словно разумное, ехидное и коварное существо.
— Нет! — Игнат со стуком поставил ведерко подальше от себя, расплескав при этом грамм двести кристально чистой водки. — Нет! Честное слово, мне что водку сейчас жрать, что застрелиться — никакой разницы... Послушайте, я не...
— Вгешь! — стукнул кулаком по денежному мешку хмельной Леонид Матвеич. — Докажи! Слабо за базаг ответить?
— В каком смысле? — уперев руки в бока, Сергач помассировал почки, боль нехотя отступила.
— "Смит-и-вессон" Чебугашке! — щелкнул пальцами картавый барин. — Быстго! Сыггаешь со мной пагтию в «Гусскую гулетку», отпущу тгезвым!
Сергач оглянулся, детина официант остался стоять где стоял, за пистолетом не побежал. Револьвер достал нотариус, выудил «пушку» из детского портфельчика, полного бумаг.
— Револьвер «смит-и-вессон», модель «комбат магнум», — объявил нотариус бодро, словно ведущий аукциона очередной лот. — Емкость барабана шесть патронов. — Нотариус откинул барабан, патроны посыпались на столешницу. — Пять в минус, оставляем один. — Лысый доходяга умело вернул барабан в рабочее положение, крутанул. — Ударно-спусковой механизм двойного действия. — Нотариус еще раз крутанул барабан. — Стрельба ведется посредством нажатия на спусковой крючок без предварительного взведения курка. — Оружие легло на стол поверх подписанных Игнатом бумаг. — Прошу, готово к стрельбе.
— Сначала я! — Леонид Матвеич с пьяной лихостью схватился за револьвер.
Игнат успел заметить быстрый косой барский взгляд и скупой кивок умелого оружейника. И Сергачу стало понятно — перед ним разыгрывается давно отрепетированная сценка. Конечно же! Конечно, оружейный шулер не просто так крутил барабан несколько раз! Безусловно, при первом нажатии на курок выстрела не последует!
Леонид Матвеич встал, слегка, самую малость пошатываясь. Револьвер в правой руке, ствол у виска, в левой стопарик, полный водки. Батюшка барин картинно запрокинул буйную голову, влил водку под пышные усы, бесшабашно нажал на курок. Сухой треск сработавшего вхолостую спускового механизма услышали все.
— Вот так! — Леонид Матвеич упал на стул в меру упитанной задницей, небрежно бросил через плечо пустую стопку, швырнул пистолет Сергачу на колени. — Твоя очегедь пгезигать смегть, Чебу-гашка!
Игнат взялся за рукоятку «смит-и-вессона», взвесил оружие в руке, устроил палец на дуге спускового крючка, свободной ладонью задумчиво погладил похожую на бочонок и совершенно не похожую на музыкальный инструмент «барабан» револьверную деталь. «Бжик-бжик» — Сергач крутанул туда-сюда маленькую металлическую бочку с одним-единственным патроном внутри.
— Стгашно тебе, Чебугашка?
— Да ну вас к черту! — Игнат улыбнулся правым уголком губ. — Это не мне вас, люди добрые, это вам меня надо бояться.
Игнат схватил свободной рукой пакет с деньгами, завалился на бок, опрокинулся вместе со стулом, откатился к стене, подскочил мячиком, встал на ноги. Кувырки у него всегда здорово получались, сенсей Фам Тхыу Тхыонг даже похвалил однажды. Талант к кувырканию когда-то выручал Сергача во время каратешных спаррингов, кувырок назад спас Игната позавчера в стычке с обезьяноподобным бойцом кунг-фу, кувырок вбок помог сейчас выйти на позицию, позволяющую держать под прицелом всю четверку «добрых людей».
— Не двигаться. — Сергач переориентировал ствол с официанта на барина, с нотариуса на коммерсанта Леху. Хвала духам, почки смилостивились, и за гимнастический пассаж наказания не последовало.
— Тупой какой Чебугашка — а-ха-ха-ха! — залился веселым пьяным смехом Леонид Матвеич. — В багабане всего один пат-гон, и тот неизвестно где — е-хе-хе-е!..
— Правильно, у меня в запасе один результативный выстрел из шести попыток. — Игнат прицелился в переносицу Леониду Матвеичу, нажал на курок, спусковой механизм сработал вхолостую, барабан повернулся. — Теперь один из пяти.
— Чебугашка, ты озвегел?! — Леонид Матвеич перестал смеяться, и, кажется, холостой щелчок, будто настоящий выстрел, вышиб из него сразу весь хмель. — А ты, чучело с подносом, чего стоишь, едалом щелкаешь?! А ну, быстго отними пистолет у мегзавца!
Прикрываясь щитом-подносом, детина подавальщик шагнул к Игнату.
Ствол револьвера прицелился в галстук-бабочку, нажатие на курок, сухое «щелк», поворот барабана.
— Один из четырех. — Игнат прицелился детине в глаз, дородный официант остановился, зажмурился.
— Дагмоед жигный! Чего встал? А ну, взять мегзавца! А ну, впегед, а ну... — заорал фальцетом Леонид Матвеич, но моментально замолк после того, как увидел дырочку на конце револьверного ствола, увидел, как палец Сергача нажимает на курок, как поворачивается барабан, совершенно не похожий на музыкальный инструмент.
— Один из трех. В смысле — любое из трех следующих нажатий на спуск будет стоить кому-то из вас жизни. Уяснили, люди добрые?
Прижимая баксы в целлофане левой рукой к груди, стиснув в правом кулаке рукоятку «смит-и-вессона», прижавшись спиной к стене, Игнат мелким приставным шагом направился к выходу.
Леонид Матвеич сидел абсолютно неподвижно, его телячьи глаза остекленели от внезапно наступившей трезвости, рот, куда целился Игнат, остался открытым.
Детина спрятал морду за мельхиоровым прямоугольником. Поднос периодически вздрагивал.
Тимошенко вцепился здоровенными ручищами в край столешницы, часто моргал, двигал массивными челюстями и, видимо, собирался что-то сказать, но никак не мог решить, стоит ли подавать голос, вдруг в ответ услышишь выстрел?
Достойнее остальной компании держатся, что удивительно, лысый доходяга нотариус. Он взирал на все происходящее без страха, с живым интересом, как будто находился в театре на авангардном спектакле. Зрителем нотариус был исключительно дисциплинированным, лишних движений не делал, звуков не издавал и вмешиваться в представление не собирался.
