Марен Ледэн - Вирусный маркетинг
И взывает с небес женский голос:
«Выйди от нее, народ мой, чтобы следовать грехам ее и подвергнуться язвам, которые поразят ее и сожгут огнем».[37]
В последний раз за этот мрачный день я открываю глаза. Мне нет еще и двадцати шести, но я всем своим существом проклинаю человека, превратившего мою жизнь в кошмар. Сахара, будь он тысячу раз проклят. Я желаю этого всеми силами души.
Если, конечно, они у меня еще остались.
Вирус
ГРЕНОБЛЬ,
25 октября 2007
«Уехать как можно скорее», — единственная мысль, которая крутится в голове у Натана, пока они мчатся в центр города, чтобы забрать машину.
То и дело вспыхивая в памяти, его преследует образ приставленного к виску револьвера. Символ назревающей автотрепанации, это оружие — кошмарный протез, который его рассудок сгенерировал, чтобы указать на эмоциональное перенасыщение.
И защитить Натана.
Спасти от тех, кто убил его друзей. Ствол револьвера направлен не на него, а на злокачественные опухоли, которые возникают и растут в его мозгу под общим воздействием страха и разложения.
Натан напряженно думает. Он постепенно усваивает хаотично разбросанные факты. Они едкими ручейками струятся по коре его мозга, затекая во все впадины.
Натан готов действовать.
Он подгоняет Лору и Камиллу. Двоюродная сестра передвигается с трудом, она была глубоко потрясена, увидев тело Бахии. Она не может переварить это загробное видение. Натан знает, что придется запастись терпением. А пока им нельзя терять время.
«Позднее».
Лора неустанно требует объяснений, но в ответ всякий раз звучит одно и то же:
— Некогда… Быстрее… Потом посмотрим.
— Но я не могу уехать. У меня полно дел. У меня занятия, и потом…
— Занятий больше не будет. Ты тоже в опасности. Те, кто убил Бахию и Александра, наверняка возьмутся за нас. Если я ошибаюсь — отлично. Но лучше нам убраться подальше отсюда и остаться в живых! Видела, что они сделали с Бахией? Доверься мне, это все, чего я прошу.
— Не понимаю, о чем ты говоришь. Кто эти люди?
— Некогда.
— Но мне нужно хотя бы заглянуть домой, забрать вещи. И потом, куда мы поедем?
— Возьмешь одежду у Камиллы.
«Задерживаться слишком опасно».
— Куда поедем — пока не знаю. Я хочу, чтобы мы оказались подальше от этого города, и тогда… Ну, тогда я решу. Так ты с нами?
Она, видимо, сомневается. Но недолго.
И уверенно отвечает:
— Да.
Ее черные глаза сияют тысячей оттенков. От Лоры пахнет жасмином, этот запах существует с начала времен. Она кладет руку Натану на плечо. Он сглатывает слюну. Он хочет ее. Нестерпимо. Она, конечно, догадывается. На ее лице пляшут веснушки. Натан мало-помалу берет себя в руки.
В голове у него проясняется. У Лоры, очевидно, тоже.
«Хоть что-то».
Образ револьвера чуть было не свел его с ума, но теперь, увидев его так четко, Натан знает, где таятся слабые места.
Меньше чем через пять минут они добираются до машины. Натан сажает Камиллу вперед, чтобы следить за ней. Лора пока не очень-то осознает опасность, и он может на некоторое время предоставить ее самой себе.
«Достаточно будет периодически поглядывать на нее в зеркало заднего вида».
Из-за прокладки трамвайных путей на то, чтобы пересечь Гренобль и доехать до улицы, где живет Натан, у них уходит двадцать пять минут. Очутившись в квартале О-Клер, он подает Лоре знак, чтобы она оставалась стеречь машину и присматривать за Камиллой. И бросается вверх по лестнице, боясь, что его уже ждут с распростертыми объятиями. У него хорошая реакция, но она не пригождается. Да и в любом случае, что бы он сделал, если бы столкнулся нос к носу с психопатом-мясником, вооруженным ножами? Ведь его специализация — строить теории о символической жестокости, положив ноги на стол и блуждая взглядом где-то далеко.
«Квартира пуста».
Облегчение.
Натан набивает две-три большие сумки, как попало запихнув туда теплую одежду, походное снаряжение — палатку, спальные мешки, фонари, свечи, перочинные ножи, — а заодно и записи, сделанные за последние недели.
«Что нам понадобится?»
Он сует в сумку несколько консервных банок и два батона колбасы. Нет времени, чтобы взять что-то еще.
Только кассету с записью берберской лютни — в память о Бахии, чье тело брошено в нищей комнатушке университетского общежития на другом конце города. О Бахии, чьи останки положат в наскоро сколоченный деревянный ящик, великодушно предоставленный в счет страховки, которую она оплачивала с тех пор, как приехала во Францию. О Бахии, чье тело через несколько дней, после приезда пожарных, фликов и судмедэкспертов, вернется в родное захолустье.
Перед выходом Натан включает компьютер. Он переводит все деньги со своего накопительного счета на текущий, не так уж и много, конечно, но хватит, чтобы прожить месяц-другой и заправлять машину. Он думает взять с собой банковскую карту и чековую книжку. Нет, только не чековую книжку. До выезда из Гренобля он снимет со счета максимально допустимую сумму.
«Безопаснее расплачиваться наличными».
У них есть способы проследить за нами.
Дени зарезали прямо на рабочем месте, среди десятков других кабинетов, где было полно чиновников. И никто ничего не видел и не слышал! А ведь он, наверное, кричал, когда они вонзали лезвия ему в живот. Либо эти палачи чокнутые, либо уверены, что их не тронут.
Он возвращается в машину. Камилла по-прежнему подавлена. Лора пересела вперед и разговаривает с ней. Камилла смотрит на нее невидящим взглядом. С приходом Натана на лице Лоры появляется жизнеутверждающая улыбка. Он доверяет ей.
Прежде чем тронуться с места, Натан додумывается потребовать у них мобильные телефоны. Камилла с отсутствующим видом указывает на свою сумку. Лора сопротивляется. Несколько минут он вынужден настаивать, увещевая ее, что в случае необходимости они всегда смогут позвонить из телефонной будки. Этот аргумент в конце концов убеждает ее.
Натан совершает последний рейс и кладет телефоны в ящик стола. Он берет переносной радиоприемник — его единственная победа над собственной технофобией — и закрывает дверь на ключ. На все про все ушло двадцать-тридцать минут.
Он смотрит на себя в зеркало заднего вида.
«Вот уж действительно — черт знает что!»
Лора улыбается ему. Она видит, как его раздирают противоречия. Должно быть, со стороны он выглядит забавно. Мысль об этом немного приободряет Натана. Он заезжает в табачную лавку и покупает три блока красных «Джон Плеер Спешиал». Последняя деталь. Он включает зажигание и трогается.
Они отправились в путь.
На юг: Сен-Марселен, Роман, Баланс… А там видно будет.
До севера Монтелимара они едут без остановок. Камилла спит, а Лора молчит, вопросительно глядя на Натана в зеркало заднего вида. Он пытается ответить ей. По вниманию или досаде, отражающейся на лице девушки, он понимает, устраивает ли ее ответ. Ему нужно объяснить ей, что произошло за эти два месяца. Два месяца поисков, гипотез и дряни. Он избавляет ее от подробностей, но она, кажется, хочет их услышать, словно стремится узнать и понять все. Он подводит итог, переходя к самому главному, — не только для нее, но и для себя. Это помогает ему разобраться в некоторых чересчур поспешно проведенных параллелях. Она внимательно слушает, поднимая брови в знак поощрения, когда он доводит цепочку размышлений до конца.
Натан рад, что отправился с ней в это импровизированное путешествие. Она решила последовать за ним. Похоже, она внезапно поняла, чего он боится, даже не задавая вопросов. Он говорит ей об этом.
— Мне очень приятно, что ты с нами.
— Спасибо.
— Нет, я говорю это не для того, чтобы ты благодарила меня. Просто… рад, что ты с нами, вот и все…
Взгляд ее черных глаз не оставляет его.
— …хотя никак не возьму в толк, почему ты согласилась пуститься в эту гротескную и безнадежную эскападу.
Она уклоняется от скрытого вопроса.
— Мне тоже приятно быть рядом с тобой.
«Умеет смутить меня».
— Очень приятно.
Натан не знает, что ответить.
— И с Камиллой тоже. Я волнуюсь за нее. У нее шок. Я пыталась подобрать нужные слова, пока ты грузил вещи в машину, но это деликатный вопрос. Она еще переживает случившееся. Думаю, она отождествляет себя с Бахией. К тому же я не так уж хорошо ее знаю, хотя и представляю себе ее характер благодаря твоим рассказам. Трудно найти слова, на которые она отзовется.
— Вот как, я уже рассказывал тебе о ней?
Она опускает и снова поднимает голову.
— Ты рассказывал о стольких вещах… Ты ведь разговорчив. О Мари, об отце, об Андре и еще о Тами, с которым Мари живет с тех пор, как смирилась со смертью твоего отца.
