Дэвид Хьюсон - Укус ящерицы
Микеле бросил на него злобный взгляд.
– Один звонок, гарцоне, – прорычал он, – и тебя здесь не будет!
Коста шагнул к нему.
– Я тебе не мальчик. И заруби на носу: если нас снимут с дела, его передадут кому-то другому. Разница невелика, а вот время вы потеряете. И никакой сделки с англичанином, который собирается спасти ваши шкуры, не дождешься. Можешь препираться сколько хочешь, только не думай, что это бесплатно.
По крайней мере привлечь их внимание ему удалось.
– Да кто ты такой, чтобы совать нос в наше частное дело? – возмутился Микеле.
Перони неприлично громко расхохотался:
– Частное? Интересно, что в этой глуши понимают под словом «частное»? Мы прогулялись вчера по Мурано, потолковали с людьми. Так вот, многие только того и ждали, чтобы посплетничать о вашей семейке и всех ваших проблемах. Ваше грязное белье полощут публично и ежедневно. Неужели не знали?
Судя по всему, они и вправду ничего не знали, что было любопытно уже само по себе. Даже прожив на острове несколько десятилетий, Арканджело оставались чужаками.
– Итак, поговорим здесь или в квестуре? – повторил он.
– Нет у нас времени на болтовню, – раздраженно проворчал старший брат.
– Будет еще меньше, если придется тащить вас в Кастелло, – заметил Перони.
Микеле что-то пробурчал, потом отложил трубу и тиски, вышел из литейной и, усевшись на швартовую тумбу, закурил сигарету.
– Десять минут, не больше, – тем же ворчливым тоном, который уже начал действовать Нику на нервы, заявил он. – Десять минут. А потом катитесь отсюда и долбайте кого-нибудь другого.
Глава 6
Лео Фальконе и Рафаэла Арканджело стояли у окна, наблюдая за разворачивающейся на их глазах сценкой: двое братьев и двое полицейских, разговаривающих под брызжущим искрами факелом в вытянутой руке замершего на мосту ангела, и неподалеку пара плотников, неспешно приводящих в порядок дверь мастерской.
– Как я и говорила, никаких проблем, – заметила Рафаэла. – Они не против ответить на ваши вопросы – просто очень заняты. И ничего нового вы от них не узнаете. Понимаете, Лео?
А она сегодня оделась получше, подумал он. Элегантная, тщательно выглаженная белая шелковая блузка и черные брюки. Немного макияжа. И две маленькие, тонкой работы сережки. Разумеется, из хрусталя.
Тереза Лупо позвонила совсем недавно, когда Лео, отдав инструкции Перони и Косте, молча переживавшему выговор за проявленную в разговоре с Пьеро Скакки самодеятельность, уже шел к особняку. Новость, как и прозвучавшая в голосе Терезы твердость, добавила бодрости. Так или иначе, подумал он, результат будет. А вот обстоятельства смерти Уриэля по-прежнему оставались загадкой. Закончив разговор, инспектор так и не смог решить для себя, прояснили ситуацию сообщенные Терезой новости или еще больше ее запутали. Ответы на старые и новые вопросы крылись в незначительных на первый взгляд деталях, обрывках разговоров, личных отношениях. Фальконе предпочитал иметь дело с преступниками и здесь, на острове, чувствовал себя как на чужой территории, хотя и надеялся, что местные, в первую очередь Рандаццо, этого не заметят.
– Вы обещали не утаивать, если что-то узнаете, – напомнила Рафаэла.
Он отпил жиденького чая «Эрл грей», которым его угостила хозяйка. Жест пустой, но приятный. Как и многое другое в огромном особняке, где Арканджело использовали лишь малую его часть.
– Я говорил, что ограничен определенными рамками.
– Понимаю, Лео. Расскажите то, что не выходит за рамки.
– В том-то и дело, что ничего нет. Каким мотивом мог руководствоваться Уриэль? Что случилось с ключами Беллы? Кстати вы их еще не нашли?
– Нет. Искала везде, но не нашла.
В иных обстоятельствах, располагая ресурсами и пользуясь поддержкой сверху, Фальконе сам бы перевернул весь дом. Наложенные Рандаццо ограничения не то чтобы лишали его такого права, но сильно осложняли проведение обыска. К тому же он доверял Рафаэле Арканджело. Она знала запутанный особняк лучше любого постороннего, и если здесь что-то спрятали, рассчитывать в поисках инспектор мог только на нее. Тем не менее…
– Я обязан посмотреть.
– Разумеется.
Она провела его в апартаменты Уриэля и Беллы на втором этаже. Смотреть было не на что. Скромная обстановка не выдавала вкусов и предпочтений жившей здесь пары: старая мебель, тяжелый запах сырости.
– Сейчас здесь приличнее, чем обычно, – обронила Рафаэла, заметив выражение на его лице. – Я у них не убирала. Всему есть границы.
– А где живут остальные?
Ответ его не удивил. Они разбрелись по дому, держась как можно дальше друг от друга. Микеле устроился на первом этаже. Габриэль – за столовой. Комната самой Рафаэлы, почти такого же размера, как у покойных супругов, но безупречно убранная и без единой пылинки, хотя и с похожей устаревшей мебелью и почти без удобств, находилась на том же этаже, почти рядом. Большая часть особняка пустовала; в пыльных помещениях не сохранилось никаких намеков на то, что их вообще кто-то занимал. Короткая экскурсия произвела на инспектора удручающее впечатление, и он с удовольствием вернулся в столовую, единственное место в доме, напоминавшее о том, кем были когда-то Арканджело.
– Зачем Белле был нужен телефон? Я не представляю. Можете объяснить, Лео?
Он нахмурился:
– Учитывая, что она его прятала от остальных, вывод напрашивается сам собой. Попробуйте представить варианты.
Она с сомнением покачала головой.
– Романы случаются. Даже на Мурано. Наверняка были и другие. До Уриэля.
– Я ее сторожем не была, – тихо ответила Рафаэла, снова уходя от прямого ответа.
– Ее – нет, а Уриэля?
Погибший брат был на два года старше сестры, но у Фальконе создалось впечатление, что именно Рафаэла присматривала за самым слабым из отпрысков Анджело Арканджело, опекала его и заботилась о нем. Может быть, поэтому и комнату выбрала поближе, хотя пустых помещений в доме хватало.
– Что вы имеете в виду? – Вопрос не обидел ее, а скорее озадачил.
– Я всего лишь предполагаю, – пожал плечами Фальконе. – Знаете, занимаясь расследованиями, в какой-то момент начинаешь думать, что можешь разбираться в людях. Иногда получается. Иногда…
Она с любопытством посмотрела на него.
– Во мне вы уже разобрались?
– Мне представляется, что вы заботились о нем больше, чем о других братьях. Наверное, потому что он был самым молодым. Самым несчастным…
– Уриэль не был несчастным! По крайней мере не в том смысле…
– А в каком?
– Ему не повезло, – медленно ответила она. – Даже мне посчастливилось, пусть ненадолго, вырваться отсюда. Я ездила учиться в Париж. Тогда у нас еще были деньги. Уриэль не убежал. Он и не представлял, какая она, жизнь за пределами Мурано. Этот остров… он такой холодный. Такой закрытый. Вы не поймете. Большинство тех, кто сюда приезжает, ничего особенного не замечают. Микеле и Габриэль другие. Их все устраивает. Уриэль понимал, что жизнь больше, чем остров, но шанс ему так и не выпал. И вот… – Рафаэла вздохнула. Глаза ее затуманились. – Вы, Лео, разбираетесь в людях. Не уверена, что это комплимент. Жить с таким талантом нелегко. Вы не научились его отключать?
Его бывшая жена сказала однажды почти то же самое Незадолго до того, как ушла от него. Тогда Лео не согласился с обвинением. Способность разбираться в людях, читать их, как читают книгу, была неотъемлемой частью работы. Теперь, после нескольких лет одинокой жизни, Фальконе все чаще спрашивал себя, не слишком ли большую цену приходится платить за возможность заглядывать в людские души.
– Пытаюсь научиться, – с улыбкой ответил он. – Вы ведь еще не передумали составить мне компанию вечером?
На щеках Рафаэлы проступил легкий румянец.
– Конечно, нет. Я же обещала.
– Хорошо. Я понимаю, что вы хотите докопаться до сути дела. Надеюсь, помощь будет нелишней.
– Мне в любом случае пришлось бы пойти, – глядя в сторону, сказала она. – Нас, очевидно, пригласили, хотя мне никто ничего не сказал. Думаю, Микеле отказался за нас всех, хотя моего мнения не спрашивал. И вот стоило собраться, как выясняется, что и он там будет. Отдельно…
Фальконе так и подмывало спросить, почему Микеле отказался от ни к чему не обязывающего приглашения, сделанного человеком, с которым он намерен заключить важную сделку. От приглашения на прием, который устраивается, строго говоря, на его территории. И все же инспектор сдержался. Излишняя подозрительность чревата многими опасностями. К соглашению с Мэсситером Арканджело понуждало бедственное финансовое положение. В таких обстоятельствах нежелание участвовать в чужом празднике выглядело оправданным.
– Я должен спросить вас кое о чем, – внезапно сказал он. – Вопрос носит личный характер, поэтому я заранее прошу меня извинить, но избежать его невозможно. Это касается брака вашего брата. Правда ли, что решение принимала в большей степени семья, чем он сам?
