Майкл Маршалл - Земля будет вам прахом
Стук в дверь продолжался. По прошествии какого-то времени стучать начали и в окно ее спальни. И из ее стенного шкафа, и из-под кровати. По крайней мере, так ей чудилось. Звуки никогда не были достаточно громкими, чтобы с уверенностью сказать: нет, это не доски скрипят при изменении температуры (а дом оказался очень чувствителен к температурным колебаниям), но она все равно не спала ночь за ночью. Молоко, купленное днем, скисало к вечеру, хотя, возможно, виной тому была вода или новая марка кофе, которую она стала покупать, чтобы каждая чашка не напоминала ей об их с Джерри любимом напитке.
Потом как-то вечером перед сном она на мгновение приподняла жалюзи на одном из окон спальни — теперь она держала их постоянно опущенными — и увидела большую черную птицу над прудом.
Она, казалось, парила на одном месте, и ветер, порывы которого наполняли шумом ветви деревьев, никак не влиял на нее. Потом птица исчезла, и она услышала звук чего-то, удаляющегося в лес. Чего-то крупного.
Эллен опустила жалюзи и провела ночь, сидя на краю кровати. Вот тогда-то, по ее словам, она и поняла.
— Что поняли? — спросил я.
— Это была стриж, — прошептала она, и ее бостонское произношение пропало совершенно.
— Что-что?
Она повернула голову и уставилась в окно.
Скорбь — такая штука, никто не знает, что она может сотворить с вами. Она приходит из столь глубокого источника, что способна искорежить реальность… или, по крайней мере, исказить — сделать такой, какой ее видят душевнобольные. Я сам чувствовал, или слышал, или видел вещи, которые, как я прекрасно знал, были невозможны. Лицо, мелькнувшее на улице или детской площадке, счастливый крик, доносящийся издалека, который кажется таким знакомым — вы даже не можете представить, что это кричал кто-то другой… вы припускаете бегом и видите, что кричал парнишка, ничуть не похожий на вашего сына. Смерть наносит рану такую болезненную, что вы ловите себя на том, что забиваете квадратнейший из колышков в круглейшую из дырочек, пытаясь заделать пробоину во вселенной.
Я слышал крики Скотта. Я видел лицо матери, которой уже лет десять не было на свете. Но конечно же, на самом деле я ничего не видел и не слышал.
Не стоило говорить об этом Эллен. Я надеялся, что она сама скоро поймет, и я по собственному опыту знал, что невозможно изменить чью-то систему убеждений, приводя противоположные свидетельства. Вера и разум несовместимы.
— Брук назвала вас убийцей — почему? — спросил я.
— Она говорит, что я угробила их отца. Что он умер из-за меня. И поэтому они меня наказывают.
— Заключение коронера было совершенно недвусмысленным. Инфаркт, как вы и говорили.
— Откуда вы знаете?
— Пообщался кое с кем. Почему же они преследуют вас?
— Они не верят заключению.
— Откуда вы знаете, если они вас игнорируют?
— Потому что три недели назад она поговорила-таки со мной. Я была на Келли-стрит… собиралась зайти в бар «Горный вид». Ну, просто чтобы побыть где-то, переброситься с кем-нибудь парой слов. Но тут вдруг передо мной оказалась Брук и повела себя отвратительно.
— Как?
— Стала кричать на меня перед другими людьми — людьми, которых я знала, которые разговаривали со мной, когда Джерри был жив, а теперь проходили мимо, будто ничего не происходило. Она кричала, что я заплачу за содеянное. И с тех пор все стало еще хуже. У меня мысли путаются.
— Эллен, почему бы вам не уехать? Начнете где-нибудь заново в другом месте.
— Как вы? После того, что случилось с вашим сыном?
Я промолчал.
— И что — помогло? Вы убежали. И что вы нашли? Невозможно просто взять и уехать. Прошлое остается с нами. Оно внутри нас.
— «Стриж» — это что-то с вашей родины? Румынское?
Она раздраженно кивнула.
— И откуда этому взяться здесь, в Америке?
Она посмотрела на меня как на последнего идиота.
— У нас в Румынии есть вещи, которые мы называем «аборэ», — сказала она. — И «мунтэ», а еще «ноаптэ». Это очень странно, но, оказывается, они есть и здесь.
— И что же это?
— Деревья. Горы. Ночь.
Я начал терять терпение.
— Ваш английский превосходен, Эллен. А что здесь означает «стриж»? Самое близкое по смыслу слово?
Она наклонила голову и посмотрела мне прямо в глаза:
— Ведьма. Ясно?
Я тяжело вздохнул и откинулся на спинку стула, снова подумав, стоит ли рассказать ей о мелькающих лицах и звучащих голосах. Я знал, что это ни к чему не приведет. Для нее мои призывы вернуться к реальности прозвучат неубедительно, и это при условии, что мне хватит терпения вообще что-нибудь ей объяснить.
— Вы думаете, я спятила?
— Нет, — сказал я. — Думаю, что Джерри Робертсону очень не повезло умереть вскоре после того, как он встретил женщину, которая так сильно его любила. И продолжает любить.
— И вы думаете, что это все? Что я рассказала вам все?
— Я ухожу, — заявил я, вставая. — Но я должен задать вам один вопрос. Если, по-вашему, то, что происходит, происходит в действительности, какое отношение это имеет ко мне? Или к Скотту? Кому понадобилось вредить мне?
— Не знаю, — призналась она. — Если только вас тоже не наказывают.
— За что?
Она холодно улыбнулась:
— Уж это вы сами должны знать. Скажите, что вы сделали?
Я предложил ей отдохнуть и покинул палату. Я прошел полпути по коридору, когда услышал ее крик:
— Что вы такого сделали?
Глава 21
Я, не спрашивая мнения Эллен, сказал дежурной сестре, что больная просила никого к ней сегодня не пускать. Женщина согласилась с уверенностью человека, знающего, что эта задача ей по плечу и справится она с ней не без удовольствия.
По пути к лифту я прошел мимо приоткрытой двери, за которой увидел девушку, сидящую на краю кровати. Девушку с голубыми волосами — официантку из «Сестер Райт». У нее было мокрое лицо, и она смотрела в пол. Я помедлил, решив, что это не мое дело. А потом все же шагнул к двери:
— Что с вами?
Она либо не услышала меня, либо тоже решила, что ее проблемы не имеют ко мне отношения.
Машины Кори и Брук на парковке не оказалось. Мне очень хотелось отправиться прямо к ним, чтобы продолжить разговор. Но я понимал, что делать этого не следует, а иногда соображения такого рода меня останавливают.
В одном ряду со мной стояла полицейская машина, и, подойдя, я увидел в ней помощника шерифа Грина — того полицейского, которого я встретил в управлении. Он опустил окно.
— Что вы здесь делаете, сэр?
— Навещал друга.
— Я думаю, шерифу не понравится, что вы вмешиваетесь в чужие дела.
Я подошел к его машине:
— Это ваше мнение или он просил передать?
— Какое это имеет значение? — Он посмотрел на меня спокойными вежливыми глазами, входившими в противоречие с бледной полнотой лица. — Я бы на вашем месте просто принял это к сведению.
Он завел машину и медленно выехал с парковки, вероятно даже не понимая, что я выкинул его из головы еще до того, как он успел добраться до дороги.
Снова включив телефон, я увидел послание на голосовой почте. Я прослушал его и невольно улыбнулся: я-то считал, что в рамках английского языка такая комбинация благодарности, изумления и брани невозможна.
В ответ я послал эсэмэску:
О вознаграждении поговорим потом. А пока проконтролируй, чтобы деньги попали кому нужно. СЕГОДНЯ. И держи своего сраного бойфренда на коротком поводке, пока я не вернусь.
Я отправил послание Беки, сел в машину и двинулся обратно в Блэк-Ридж. Выворачивая на дорогу, я увидел знакомую машину, которая выруливала на больничную парковку, — темно-зеленый внедорожник, притормозивший рядом со мной, когда я ездил в свой старый дом. За рулем сидел тот же человек.
Но мысли мои были далеко.
Была середина дня, когда я понял, что проголодался. Точнее, мне казалось, что проголодался, и я начал искать, где бы поесть, но не нашел ничего, отвечающего моим потребностям. В конечном счете я выбрал место напротив мотеля, где когда-то провел несколько недель, затворившись от мира и пытаясь алкоголем заглушить боль и несчастье. Сегодня после двух бессонных ночей мои глаза и мозг высохли, и полчаса я не делал ничего — только сидел.
А люди тем временем появлялись из мотеля, исчезали в нем, проходили мимо по улице. Проезжали машины. Наверху плыли облака. Начал моросить дождь, потом перестал, потом пошел снова. Постепенно стало холодать. Наконец я понял, что это ощущение у меня в животе — предвестие зарождающейся паники. Только я не был уверен, в связи с чем. Я поймал себя на том, что разглядываю дверь в четвертый номер мотеля; прошло какое-то время — и мне стало казаться, что я заперт внутри, что мир за пределами этой комнаты сам стал огромной комнатой и я не могу найти выход. Я знал, что означает это чувство, хотя оно уже давно не посещало меня. Я знал, каково это, когда кажется, будто ты заперт в помещении без дверей, будто тебя похоронили заживо. А еще знал, что таверна «Горный вид» — приятное заведение и у них есть бочковое пиво, какое мне нравится.
